Режим не только генерала Колесникова — всех нас приучал к политическому двуличию. Если бы генерал Колесников хоть что-нибудь «бухнул» против договора, он, очень возможно, быстро бы превратился в отставного НГШ… Надо было быть слишком большим врагом самому себе или очень рисковым человеком, чтобы посеять хоть каплю сомнения в правомерности действий Кремля и МИДа.
Он был слишком осторожным.
КРОССВОРДЫ
Только позже мне станет понятно, что он из тех людей, в чьих характерах невозможно отделить осторожность от трусости, хитрость от ума, тонкий трезвый расчет от банального ловкачества. Иногда мне казалось, что он старается проскользнуть сквозь узкий створ между жестокой правдой армейской жизни и честным объяснением главных причин складывающегося положения в войсках. При этом неизбежно надо было говорить о Власти. О ее, как сказал один из участников штурма Грозного, скотском отношении к армии.
У нас в ГШ говорили: «Был бы он смелым и честным — взял бы и рубанул все в глаза Ельцину!» Советовать легко. Тут и лейтенант часто кажется сам себе умнее и храбрее маршалов. Ну заявил бы начальник Генштаба Ельцину, что армия из-за невнимания власти к ней начинает рассыпаться. Во-первых, Ельцин об этом уже кое-что знал. А во-вторых, мог сказать: «Михаил Петрович, а зачем я тогда тебя на Генштаб посадил? Если недоволен — свободен…»
По мере того как ухудшалось положение в Вооруженных Силах, многие на Арбате стали поговаривать, что ситуацию можно будет исправить, если министр обороны и начальник Генштаба будут «драться» за интересы армии, публично апеллируя к президенту, правительству, парламенту. Да, это было рискованно для карьеры первых лиц в МО и ГШ, но состояние дел в войсках требовало именно такого риска. Гораздо опаснее для армии было смиренное молчание ее руководства.
У меня создавалось впечатление, что конфликтной борьбе за выживание армии Михаил Петрович предпочитал тихое сидение на должности. На это стали обращать внимание и другие офицеры. Стоило кому-то завести на сей счет разговор — опять споры. Сторонники Михаила Петровича доказывали, что его сверхосторожная позиция в отношениях с высшей властью продиктована некими тонкими соображениями. Какая доблесть есть в том, говорили мне некоторые сослуживцы, что НГШ будет пикировать на президента, на правительство, требуя, чтобы государство улучшило финансовое и материально-техническое снабжение армии? Его же в момент снимут. Сейчас не конфликтовать, а спасать армию надо.
Только как же спасать, если военный бюджет урезали, задержки с выплатами денежного содержания учащаются, количество бесквартирных офицеров растет, а соответствующие госпрограммы лопаются, местная исполнительная власть призыв новобранцев проваливает… При таком положении, будь НГШ хоть сам Ельцин, вряд ли бы удалось быcтро переломить эти тенденции. Многое действительно не зависело от Колесникова.
Нельзя было понять другое: почему наш НГШ идет на компромисс там, где творится очевидная глупость? Ведь еще до вступления в должность он не мог не видеть, какую нелепицу сотворил министр обороны, создав и замкнув непосредственно на себя Управление военного строительства и реформ. Управление занималось вопросами, которые издревле были прямой функцией Генштаба. Именно в Генштабе всегда проводились теоретические и научно-практические изыскания, относящиеся к области военной реформы. Создание УВСР привело к раздуванию штатов центрального аппарата.
Колесников знал это и наверняка лучше других понимал нелепость такой «надстройки». Однако изменить положение дел не решался. Не хотел обострять отношения с Гречевым. Думаю, что во многом из-за этого МО и ГШ так и не сумели серьезно реформироваться. При Колесникове в Минобороны и ГШ существовало несколько управлений с «родственными» функциями: Управление внешних сношений, Главное управление международного военного сотрудничества, Международно-договорное управление, Управление по координации сотрудничества со странами СНГ. Но кардинальных мер по оптимизации всех этих структур так и не было принято…
Со временем ко многим генералам и офицерам ГШ стало приходить уже иное восприятие Михаила Петровича как профессионала и просто как человека…
СВЕТ И ТЕНЬНа мой взгляд, одна из феноменальных черт Колесникова заключалась в умении оставаться в тени даже там, где ему по статусу предписано играть одну из основных ролей.
Сегодня многие знают, что расстрел и штурм парламента в 1993 году проходил под общим руководством министра обороны, что прибывшими к Белому дому подразделениями управлял с командного пункта в гостинице «Украина» замминистра генерал Георгий Кондратьев, что таинственного «старца» на заседание коллегии МО, где в присутствии Ельцина обсуждался план захвата БД, привел еще один зам Грачева — генерал Константин Кобец и т. д. Но при этом «за кадром» остается начальник Генштаба.
А между тем он играл тогда одну из ключевых ролей. Свидетели его разговоров с Грачевым рассказывали, что именно НГШ поначалу наиболее активно предостерегал министра от неосмотрительных действий… И в том, что коллегия МО тянула резину и не принимала самостоятельных решений по вводу войск и их применению в столице, тоже чувствовалась «направляющая рука» Колесникова.
Доведенные до панического состояния сторонники Ельцина требовали немедленных и решительных действий армии. Но что мог сделать Колесников, если у него был свой начальник — Грачев? Давать советы министру? И он их давал. Но наступил тот пиковый момент, когда и Грачеву, и Колесникову надо было выбирать — либо уходить с должностей, либо ввязываться в драку. Они сделали свой выбор.
Когда по улицам Москвы заскрежетали гусеницы боевых машин пехоты и танков, Колесников занимался координацией выдвижения колонн в заданные районы. Войска входили в столицу медленно и плохо. Грачев же докладывал Ельцину, что все идет по плану. Ельцин перепроверял эту информацию, убеждался, что Грачев вводит его в заблуждение, и вновь звонил на Арбат и требовал реальных докладов и действий. Министр рвал и метал. Колесников тоже изо всех сил давил на командиров. Помню, как он прилюдно отчитывал командира бригады особого назначения из Теплого Стана за то, что тот слишком поздно вышел в заданный район:
— Я быстрее бы на велосипеде приехал!
Из парламента на Арбат то и дело звонили депутаты и просили военное руководство не делать глупостей, не доводить дело до кровопролития. По должностным обязанностям Колесников отвечал и за связь. Городские линии в МО и ГШ были «вырублены»…
Генштабовская телефонистка весело и нагло врала, что «перегорели предохранители» и что через час связь будет восстановлена. Связи с городом не было несколько дней.
Наблюдая за Колесниковым в те черные октябрьские дни 1993 года, я часто ловил себя на мысли, что былая расположенность офицеров к Михаилу Петровичу начинает остывать…
Армии приказали усмирить взбунтовавшихся народных избранников и их сторонников. Начальник ГШ стал частью карательной машины.
Наверное, для любого генерала нет ситуации страшнее, чем та, когда его понуждают доказывать верность президенту пальбой из пушек в соотечественников. И тут уже нельзя никого перехитрить. Либо «да», либо «нет».
…С определенных пор я стал замечать одну любопытную деталь в отношениях министра и НГШ. Бывало, как только разъяренный парламент требовал к себе министра обороны с отчетом по какому-нибудь «тяжелому» вопросу, Гранее искал повод, чтобы уйти от разговора. Не однажды он посылал вместо себя Колесникова, и тому приходилось отдуваться за военное ведомство. В такие моменты генштабисты искренне сочувствовали «великому мудрецу».
…Власть время от времени разворачивала очередную кампанию по борьбе с преступностью. На одном из совещаний в правительстве был поставлен вопрос и о привлечении военнослужащих к этому делу. Вскоре в «Красной звезде» появилась заметка, в которой говорилось, что в соответствии с директивой начальника ГШ милицейские наряды на улицах Москвы будут усилены военнослужащими. Все это замышлялось в рамках операции «Сигнал», целью которой являлось усиление борьбы с преступностью.
А поскольку участие армии в наведении правопорядка в столице противоречило существующим законам, это вызвало протест наиболее щепетильных демократов. Они стали звонить в Управление информации Министерства обороны и требовать правовых обоснований директивы НГШ. Правовые обоснования найти было очень трудно. И мы откровенно водили слишком любопытных за нос, не говоря ничего конкретного…
Почти никакой пользы акция не принесла.
…В отношениях между министром обороны и начальником Генштаба есть одно немудреное, но очень важное правило: во всех публичных выступлениях дуть, как говорится, в одну дуду. Как только это правило нарушается, мгновенно возникает казус, который может иногда привести даже к международным скандалам.
