Даже генерал-инспектор военных сообщений впоследствии жаловался, что он вовсе не был предупрежден о готовившемся движении войск, а потому не мог вовремя провести необходимую подготовку.
Это «незаметное» наступление началось 12 сентября 1916 года, когда был сделан первый шаг к серии хорошо продуманных окопных стычек, методически и неторопливо проводимых на западном берегу реки Тигра. Когда они начались, Мод атаковал турецкие окопы под прямым углом к Тигру и постепенно завернул левым плечом, сделав осью захождения реку и одновременно распространяя свой фронт все дальше и дальше вверх по реке. Наконец к 22 февраля 1917 года он очистил западный берег реки, а растянувшийся фронт британцев стоял теперь против главных сил турок на другом берегу реки от Санна-и-Ят до Шумрана в районе Кут.
Туркам приходилось опасаться не только прямого удара с юга по их укрепленной позиции у Санна-и-Ят, но и удара через реку с запада, а последнее угрожало их коммуникационным линиям. Длительность этого перехода и чисто осадных действий, которыми он сопровождался, объясняется не только сложностью оборонительных сооружений или стойкостью сопротивления слабых турецких отрядов на западном берегу реки. Дело в том, что Робертсон не проявлял склонности идти на дальнейший риск. Его инструкции, присылаемые из Англии, были составлены так, чтобы пресекать всякие попытки в этом направлении. У историка, изучающего приказы и операции, создается впечатление, что действия Мода имели целью не только преодолеть турецкие позиции, но и — прямо или косвенно — обойти также инструкции Робертсона.
В результате этих неторопливых и экономных операций Мод к третьей неделе февраля оказался в столь выгодном положении, что рискнул на более крупную ставку. План его заключался в сковывании левого фланга турок у Санна-н-Ят и одновременном ударе по их коммуникациям форсированием реки в районе Шумрана (Бенд), где кончался правый фланг, а путь отступления противника удлинял бы его линию фронта. Мод правильно понял, что удар только у Санна-и-Ят окажется бесполезным. Необходима действительная одновременная угроза обоим флангам врага, чтобы надежно сковать турок, пока те не будут отрезаны от своих сообщений. К несчастью, намерения его не были претворены в жизнь. Как ни геройски части форсировали реку у Шумрана, все же задача была слишком трудна. Наступление затягивалось. Атака же у Санна-и-Ят не могла сковать обороняющегося на необходимый период.
Но даже при этом положение турок было столь серьезным, что, как они сами потом признались, «только медлительность противника» спасла их от полного разгрома. Главная причина заключалась в запоздалом и вялом преследовании, которое вела конница. Отчасти это было вызвано слишком централизованным руководством Мода, отчасти же недостатком энергии и инициативы у кавалерийских начальников. Сыграла здесь роль и присущая коннице уязвимость в условиях современного боя.
24 февраля, когда представилась блестящая возможность превратить отступление противника в его полный разгром, кавалерийская дивизия оторвалась от противника и стала биваком в 7 часов вечера, потеряв всего лишь 23 бойца. В последующие дни действия дивизии были не более успешны.
Кое-кто пытается оправдать это недостатком воды и препятствием, которое представляет собой современное огнестрельное оружие. Подобные утверждения скорее углубляют, чем сглаживают вывод об ограниченной ценности конницы в современных условиях, даже в Азии. Только смелое преследование речной флотилии вносило смятение в планомерное отступление турок. Английская флотилия действовала на реке так, как несколько вездеходных бронированных машин могли бы действовать на суше.
По крайней мере стратегическая победа дала Моду разрешение свыше попытаться захватить Багдад. 5 марта началось его наступление от Азизии. Когда произошла задержка на фронте наступления у Дияла, Мод перебросил свою кавалерийскую дивизию и 7-й корпус на западный берег для охватывающего фланг движения прямо на Багдад. Ряд ошибок со стороны наступавших помог туркам противостоять этой угрозе, но, учтя свое безнадежное меньшинство сил и неизбежный конец, к которому должно было привести двойное мощное наступление противника, сходившееся в одной точке, турки ночью 10 марта оставили Багдад и отступили к северу, вверх по реке. На следующий вечер Мод вступил в город, и в список бесчисленных завоевателей Багдада было внесено еще одно имя.
Для престижа Британии и подъема настроения у всех союзников захват Багдада являлся необходимой моральной поддержкой, ради которой стоило провести эту операцию, сознательно, пожалуй, закрывая глаза на цену усилий, которыми был куплен этот успех.
Сцена 7. Поединок слепцов — Ютланд
Только раз за все четыре года войны британский Гранд-флит и германский Флот Открытого моря встретились в бою. Правильнее было бы сказать, что они мимоходом приветствовали друг друга салютом — но салют этот был громким и произвел большое впечатление, вдохновившее многих работников пера. Ни одно сражение во всей истории не вызывало впоследствии таких потоков чернил.
Днем 31 мая 1916 года флот, который был создан, чтобы оспаривать господство в море, наткнулся на флот, который владел этим господством на протяжении целых столетий. Ранним вечером оба эти величайших в мире флота, построились друг против друга, сошлись, разошлись, вновь сошлись и вновь разошлись. Затем их скрыла тьма ночи. И когда забрезжил рассвет «славного первого июня», в пустом море демонстрировал себя совершенно сбитый с толку Гранд-флит.
Основное различие между высшим морским и сухопутным военным руководством заключалось в том, что адмиралы сознательно не хотели вступать в бой, если не было разумной уверенности в начальном успехе операции — генералы же обычно готовы были очертя голову идти в наступление, каковы бы ни были связанные с этим невыгоды. Придерживаясь такого образа действий, адмиралы были верны принципам военного искусства, генералы же поступали наоборот.
Любой человек, обладающий достаточным авторитетом или вдохновением, может повести или бросить людей в бой, особенно если он обеспечен технически грамотными помощниками, которые помогут ему управлять войсками во время маневра и ведения огня. Опытный демагог в этих случаях даст много очков вперед заурядному косноязычному командиру-профессионалу. Обычай применения для этого профессионалов основан на убеждении, что профессионал, овладев военным искусством, сможет меньшей ценой достигнуть больших успехов.
Лишь одно соображение может побороть верность командира основным истинам военного искусства. Этим соображением является целесообразность тех или иных действий с точки зрения национальных интересов. Дело самого правительства, а не мелкого служащего, решать, требуют ли нужды политики принесения в жертву военного искусства, а вместе с тем и принесения в жертву человеческих жизней.
Любопытно, что в Мировую войну генералы были охвачены таким воинственным пылом и так рвались в бой, что добровольно приносили в жертву военное искусство, повторно завязывая явно невыгодные бои наперекор желаниям правительства, которое затем вынуждалось идти у них на поводу. Адмиралы, напротив, были так преданы принципам военного искусства, что подчас умышленно игнорировали распоряжения политиков или уклонялись от выполнения явного желания правительства дать бой — хотя последнее знало, что преимущество над врагом не обеспечено.
Если понимание адмиралами реальной обстановки и было отрадным, оно все же вело к перекладыванию большей части тягот войны и потерь на армию. Однако необходимо отметить, что армия не несла бы таких чудовищных потерь, если бы генералы не подставляли с такой исключительной готовностью свои спины. Возможно, что различие это объяснимо тем, что адмиралы управляли своими силами, находясь в передовой зоне, рядом с боем — а генералы сидели в штабах, находившихся в далеком тылу. Несомненно, что понимание обстановки обостряется при личном соприкосновении с ней: таким образом командиру легче оценить, где больше и где меньше видов на успех, и он быстрее улавливает, что возможно и что вообще невозможно.
Естественно ожидать, что моряки должны были в результате этого различия проявлять большую склонность к тактике, а солдаты — к стратегии. Фактически же вышло наоборот. Объяснение этого парадокса, видимо, лежит в различном опыте подготовки мирного времени: сухопутный военный несет службу в малых гарнизонах и проводит учения на тесных участках, моряк же пересекает широкие океаны и учится навигации, приучаясь видеть в ней основной элемент своей силы.
С начала войны морская стратегия Британии руководствовалась главным образом тем соображением, что принципиальнее обеспечить господство на море, чем разгромить германский флот. Это господство на море стояло на первом плане. На этом были основаны все боевые усилия Британии и ее союзников, ибо от этого зависело само существование страны. Черчилль увековечил тогдашнюю обстановку яркой фразой: «Джеллико — единственный человек, который может проиграть войну в один вечер». Поэтому стремление разбить германский флот всегда отодвигалось на второй план. Если бы это удалось, то значительно ускорило бы победу союзников и могло даже явиться вестником поражения центральных держав. Коллапс России и почти удавшееся германским подводным лодкам сведение Англии к полуголодному существованию можно расценить как признаки неспособности британского флота раздавить германский. Но если бы, пытаясь разбить германский флот, британский потерял свое стратегическое превосходство, поражение оказалось бы неминуемым.
