Чем дальше уходит время вперёд, те длиннее становится расстояние между прошлым и настоящим, а белые пятна истории становятся ещё белее. После Б.П. Полевого – исследователя эпопеи освоения казаками Амура, кажется, никто из исследователей уже и не пытается определять локализацию казацких острогов в низовьях Амура. А.Р. Артемьев, окончательно запутавшись в этом вопросе, тоже безвременно ушёл из жизни. Чтобы попытаться заполнить эти пробелы истории Дальнего Востока своим пониманием местоположения острогов на нивхской земле, коснёмся сначала описания самих острогов.
Деревянные крепости на Руси строились очень давно. Возведение деревянных укреплений берёт своё начало от времени распада родового строя и расслоения общества. Довольно примитивные по своей конструкции, первые укрепления упирались на защитные свойства рельефа местности, на которой они возводились. Умение русских мастеров выбирать места для своих поселений было отличительной чертой их творчества. Эти места были не только защищены самой природой, но и удобны, красивы и выгодны в стратегическом отношении. Рельеф, ландшафтное окружение, река или озеро – все эти природные компоненты не только защищали поселения и давали дополнительный хозяйственный ресурс. Но и усиливали выразительность их облика. И для строительства острогов выбирались вершины холмов, излучины рек, мысы, острова. Многовековой опыт строительства крепостей, острогов передавался от деда к внуку, от отца к сыну.
Время безжалостно стёрло с лица земли эти деревянные произведения военного искусства русских мастеров, простых мужиков, одинаково великолепно владевших оружием, топором и сохой. В настоящее время сохранились лишь пять башен сибирских острогов; две Братского и по одной Илимского, Бельского и Якутского острогов.
Как выглядели казацкие остроги? Этот вопрос может занимать ум просвещённого человека. Приёмы и строительные традиции при создании крепостей и острогов на протяжении веков были неизменными. Остатки башен XVII века позволяют судить и об архитектурном облике острогов Нижнего Амура. До XIII века в летописях любая конструкция ограждения из дерева имела одно и тоже название – город. Этот термин использовался до начала XVIII века. Но на Амуре в XVII веке городками называли только укрепления дауров. Вместе с тем в документах XVII века использовались и другие термины: «тын», «тарасы» (террасы), «острог», означающие определённый вид конструкции стены. Термин «город» употреблялся как общее понятие, обозначающее срубные конструкции, и как общее понятие, обозначающее срубные конструкции, и кактыновая стена – «стоячий город», и как заплот – забор из горизонтальных досок («лежачий город»). Тын – простейший тип деревянной крепостной стены, наиболее древний. Тыновые стены окружали город. Среди их разновидностей представляет интерес «косой острог», у которого заострённые сверху брёвна имели наклонное наружу положение. Таким тыном был ограждён Охотский острог и назывался он Косым острогом. Это следует заметить. Широкое распространение получила и срубная конструкция стены под названием «тарасы». Она представляла собой срубные клетки из брёвен, засыпанных землёй с камнями (хрящом). Часто тын сочетался с тарасами в разных вариантах. Такое крепление стен было логичным ответом строителей на применение противником огнестрельного оружия и использовалось казаками на Амуре для отражения «огненного боя» маньчжуров.
Острг – это частокол из заострённых сверху брёвен. Острогом называлось также поселение, обнесённое таким частоколом в виде стены. Нередко остроги ставили с башнями. Под острогом понимался любой тип крепости. Независимо от устройства стен и количества башен. Если у острога имелось два ряда стен, то промежуток между ними назывался нижним городом, а пространство со строениями внутри – верхним городом. Самым простейшим типом острога в Сибири было зимовье – изба, ограждённая тыновой стеной. Часто форма острога зависела от расположения в нём изб, амбаров и других построек.
Обычно они включались в контуры стен острога, либо выступали наружу, или были заподлицо со стеной. Этим достигалось сокращение трудоёмкой работы, а также компактность планировки. Размещение аманатской избы в стене было обязательным. Это делалось для того, чтобы при необходимости можно было показать заложников родственникам, которые приходили платить ясак, не допуская их в пределы острога. В наружной стене аманатской избы устраивалось небольшое окно для переговоров с «ясачными людьми». Кормление аманатов было заботой их родственников и осуществлялось тоже через это окно.
Остроги казаки ставили за 10–14 дней. Но тем не менее в период правления на Амуре Хабарова (1649–1653 г.г.) был сооружён всего лишь один острог, зато с тарасами и башнями. Располагался он в низовьях
Амура, «посередь гиляцкой земли». И хоть ставили его «бунтовщики» из отряда Хабарова, а сам он брал его штурмом, со стрельбой из пушек, а часть его спалил, но он был и в дальнейшем дважды возрождался. Найти место расположения этого легендарного острога я и поставил себе целью. Прежде в земле нивхов в 1645 году зимовал отряд В.Д. Поярков. Своё зимовье Поярков поставил в другом месте, но я его тоже вычислил, что обосновал достаточно серьёзными аргументами.
Все первопроходцы пришли в низовье Амура с его верхнего течения. Но первым в его лимане побывал И.Ю. Москвитин, пришедший со своей командой по морю на кочах из устья реки Ульи под г. Охотском. С его экспедиции «божиею милостию и государским счастьем» и начнём свою интерпретацию старых документов о тех великих свершениях русских людей. Для ориентации в географии низовья Амура и расположении памятных мест представлена (илл. № 223).
илл. № 223
Глава № 5
«Скаска» про то, кто первым Амур открыл
Кажется, пала ещё одна крепость исторического текста – «скаски» (расспросные речи) служилого человека Нехорошко Колобова и казаков: И.Ю. Москвитина и Д.Е. Копылова. Почти полвека длится спор историков о том, открыл ли русский казак И.Ю. Москвитин реку Амур в 1640 г. или нет. Маршрут его плавания с командой на двух 14-метровых кочах начинался от устья реки Ульи, где они зимовали, и продолжался вдоль побережья Охотского моря в южную сторону по направлению к Амуру. Историческая загадка по существу заключается в определении предела его продвижения. Достигли он главной цели – обнаружил ли устье Амура? Именно это явилось камнем преткновения научных споров. Если дошёл, значит, открыл, и это можно записать на счёт великих географических открытий XVII века. А конкурентами явились голландцы. Мореплаватель Де Фриз в 1643 г. добрался до Сахалина, но неизвестно, был ли он в лимане Амура.
Речь пойдёт о разгадке старого текста, вернее, о правильном его понимании. Этой научной тропой уже прошли очень серьёзные историки – Б.П. Полевой, А.И. Алексеев, В.А. Тураев, Г.Г. Левкин и др.
Я, ещё один, кто ступил на неё в поисках истины. Но будут, очевидно, и другие. Всем исследователям казалось, что именно они нашли правильный ответ, и мне так кажется. Но моё преимущество в использовании ресурса жителя низовья Амура, кем я являюсь, бывшего неоднократно в лимане Амура, на его «кошках», на острове Байдукова и даже на реке Улье. К тому же, опираясь на уже имеющиеся наработки в этом вопросе, особенно В.А. Тураева, и опубликованные первоисточники, усвоив суть проблемы, я легко понял этот загадочный текст.
Представителями противоборствующих группировок учёных стали приморец В.А. Тураев и хабаровчанин Г.Г. Левкин. Ныне покойный Б.П. Полевой – доктор исторический наук из С.-Пб., всю жизнь посвятивший исследованию первопроходцев, был также на стороне Тураева. Вкупе они доказывали, что Москвитин всё же проник в устье Амура или видел его со стороны островов Байдукова и Чкалова (Лангр и Удд) через какую-то кошку («удлинённую отмель»). Противники этого уверяли, что
Москвитин от Ульи доходил только до Шантарских островов, которые в то время якобы были густо населены нивхами, а дальше пройти не смог и всю информацию об Амуре и его насельниках получил от пленённых на Улье тунгусов.
Не буду перечислять все пункты доводов спорщиков, а их более двадцати – это утомительно. Но кто заинтересуется, пусть обратится к великолепной книге В.А. Тураева «и на той реке Улье», где приводятся первоисточники информации о путешествии И. Москвитина «со товарищи», и сами выводы исследователя, прошедшего, между прочим, своими ногами часть пути казаков от Алдана до Ульи.
Интересно и то, что В.Тураев поместил в конце своей книги заметку о ней Г. Левкина, своего оппонента, который почти полностью порушил все его выводы и заключения. А ведь автор знал и позицию его и, по-видимому, особенности характера рецензента, Только высокие нравственные качества этого человека, вера в свою правоту, стремление к истине подвинули его на это. После оболванивающей читателя критики возникает на первый взгляд бесспорная правдоподобность несогласий Г. Левкина. Но только на первый взгляд. Как правильно заметил сам автор, для многих документов XVII века характерны стиль и язык, допускающие различное толкование их смысла. Б.П. Полевой определил этот стиль как скоропись и обвинил Г. Левкина в непонимании этой особенности, а значит, дилетанстве. И действительно, «не растекаться мыслью по древу» здесь необходимо, а скорее «соловьём скакать» по нему. Часто каждое новое предложение выражает уже совсем другую мысль, а не подтверждает предыдущую. И если этого не учесть, текст понимается неверно. Именно это заметил В. Тураев, правильно прочёл, но не до конца осмыслил текст.
