- Позволь! Да это ведь ты! - по-хозяйски беря жену за плечи, возбужденно проговорил он. - А ты мне даже не показала! Кто это сделал? Прекрасная работа! Настоящий художник выткал... Ну пойдем, милочка!..
- Это... Кодар сделал, - пристально глядя в глаза мужу, ответила Маринка.
- Подожди... Какой такой Кодар?
- Друг моего отца. Ты же его не раз видел на скачках и на байге.
- Это тот знаменитый конокрад, что ли? - Родион быстро снял руку с ее плеча.
- Он никогда не был конокрадом, - тихо ответила Маринка и потупилась.
- Так это он?.. Про вас с ним всякое болтали!..
Родион вдруг насупился и отвел глаза.
- Но почему ты мне раньше это не показала? Странно! Может быть, что-нибудь было у вас?.. Скажи тогда прямо. Не бойся. Потом может хуже быть... Я тебя люблю... теперь уж не развенчаешься, - с обидой в голосе мямлил Родион, не отдавая себе отчета, как оскорбляет он этими словами Маринку, убивая чувство уважения к себе, которое жило в Маринке до самой последней минуты.
- А может, попробуем развенчаться? - сухим, отчетливо-звонким голосом проговорила Маринка, с облегчением почувствовав, что уже не может раздеться, чтобы лечь, как законная жена, с этим чужим для нее человеком в постель и отвечать на его поцелуи.
- Зачем ты так говоришь? - крикнул Родион.
- А ты зачем это сказал? - Маринка наклонилась к сундуку, вытащила из-под ковра, что ей было нужно, бережно свернула ковер и, закрыв сундук, повернулась и прошла через спальню в ванную комнату.
Родион услышал, как она пустила воду. Хмурясь, постоял около постели, потом решительно снял сапоги, разделся и лег. Прошло несколько томительных минут, монотонно и нудно за дверью лилась из крана вода. Дверь не открывалась. Родиону надоело лежать. Отбросив одеяло, он вскочил и приоткрыл дверь. Вода бежала через край ванны, текла по полу и могла бы так литься до утра - в комнате никого не было.
"Это еще что за фокусы? - закрыв кран, подумал Родион. - Наверное, в сад вышла... Черт знает что такое!" Он вышел на террасу и несколько раз окликнул Марину, потом вернулся в спальню, надел сапоги, пальто и вышел в сад. Снова кричал - то сердито, то ласково, - просил прекратить озорство и вернуться скорее в комнату. Однако в саду было тихо, лишь уныло откликалось эхо да шуршали под ногами упавшие с деревьев листья... Он долго бродил по саду, заглядывая в кусты, в беседку, возвращался в спальню, но она была по-прежнему пуста. Возмущенный коварством жены, Родион наконец не выдержал и разбудил Анну Степановну. Проснулся и Петр Николаевич.
Вместе искали почти до рассвета, но Маринки нигде не было... Потрясенная всем случившимся, Анна Степановна едва дошла до комнаты и слегла. Петр Николаевич мрачно отмалчивался.
Скандал вышел небывалый. Решили гостям пока ничего не говорить... И только утром, когда окончательно убедились, что Маринки нигде нет, сообщили в полицию...
Город спал; протяжно, на разные лады, перекликались петухи и лаяли собаки. По темной, пустынной улице, словно белое привидение, двигалась одинокая фигура. Она быстрыми шагами шла по направлению к мосту, переброшенному через небольшую речку. Это была Маринка.
Темные окна как-то странно давили Маринку, дымоходные трубы качались в ее глазах. Сначала она боялась собак и этой темной пустоты, но потом чувство страха прошло. Маринка зашагала к реке быстрее и спокойнее. В душе у нее возникла странная уверенность, что Кодар где-то близко, может быть, даже сейчас он выедет из-за угла на косматом коне, подхватит ее на седло и умчит в степь. Еще в саду, лихорадочно обдумывая свой поступок, она решила бежать в ближайший за рекой аул. Там у Кодара много друзей, они спрячут ее.
Тихо шурша шелком подвенечного платья, она благополучно прошла мимо спящих в плетеном шалашике около моста сторожей. Спустилась по пыльной дороге в балочку, спотыкаясь о кочки и ничего не видя перед собой, вошла в высокие темные кусты. Вдруг позади по деревянному настилу моста отчетливо простучали конские копыта. Маринка вздрогнула, свернула с дороги, ухватившись за ветку, остановилась под кустом. Шаги приближались. "А может, это Кодар?" - мелькнула в голове мысль. Поравнявшись с местом, где стояла Маринка, чужой конь вдруг захрапел и, зазвенев кольцами уздечки, замедлил ход. В просвете кустов Маринка увидела выгнутую шею коня с косматой гривой, потом услышала знакомый голос, произнесший на киргизском языке:
- Ну, чего ты испугался, глупый!
Звук этого голоса ударил ее по лицу. Она выскочила из-за куста и крикнула:
- Кодар! Кодар!
Лошадь шарахнулась в сторону.
- Кодар! - уже негромко повторила она.
Всадник видел, как белая фигура, протягивая руки, шла к нему. Конь, гремя стременами, продолжал фырчать и пятиться назад.
- Чего кричишь! Шайтан, что ли? Я не Кодар, - раздался хриплый, испуганный голос.
Это был незнакомый, чужой голос. Маринка еще что-то крикнула и повалилась на пыльную дорогу.
Всадник постоял на месте, потом осторожно приблизился. На дороге в белом платье лежала девушка. Он слез с коня и привязал его за ближайший куст. Осторожно и робко подошел ближе. Девушка не шевелилась.
- Помоги бог... что же делать? - проговорил всадник.
Это был Юрген. Киргиз из соседнего аула Юрген хорошо знал Кодара. Имя этого человека заставило его подавить суеверный страх и подойти к Маринке. Порывшись в кармане, он достал коробок и зажег спичку. Голова девушки лежала в дорожной пыли. Юрген с минуту постоял в нерешительности. Потом быстро снял бешмет, повесил его себе на плечо, наклонился, поднял горячее, трепещущее в ознобе тело, завернул в бешмет и понес к коню. С трудом успокоив лошадь, он положил Маринку поперек седла и доставил к себе в аул.
Маринка пришла в себя только спустя двенадцать часов. События последних дней измотали ее и едва не довели до горячки. Еще прежде, в день свадьбы, она внушила себе, что непременно встретит Кодара. Ей это подсказывало сердце...
Когда Маринка очнулась и открыла глаза, первое, что она увидела, был Кодар. Опустив гладко выбритую голову, он сидел напротив нее и, очевидно, дремал. На его утомленное лицо с чистым высоким лбом и густыми темными бровями через узкое окно падал солнечный свет. Кодар сидел с поджатыми ногами, положив на колени сильные, жилистые руки. Маринка смотрела на него и боялась пошевелиться. Она не удивилась, что видит его около себя. Вчерашнее ощущение, что он где-то близко, не покидало ее до самой последней минуты. Падая куда-то в темноту, мгновенной, гаснущей искрой сознания она снова поверила, что, может быть, это все-таки Кодар.
Потом она осторожно пошевелила пальцами, подняла руку и положила ее на горячую ладонь Кодара. Он вздрогнул и открыл глаза. Увидел ее яркие, большие глаза, поймал спокойную улыбку счастья.
- Я боялся, что ты умрешь, - проговорил Кодар. По щекам этого большого, сильного человека текли слезы. Тело его несколько раз передернулось, словно его начинала бить лихорадка. - Вчера я хотел... Кодар провел пальцем по смуглой шее, - зарезать себя хотел... Потом решил сходить к твоему мужу и попросить, чтобы он взял меня в работники... Я бы даром ему ковры делал или другую работу, чтобы всегда на тебя смотреть и оберегать тебя... А если бы он не захотел, я бы к соседу нанялся... Разве кому жалко, если бы я только глядел на чужую жену... Никто ведь ничего не знает... никто кроме тебя... Вот такие у меня были мысли, может быть, глупые.
Кодар замолчал, он продолжал держать руку девушки в своей руке. Ресницы девушки дрогнули, глаза плотно закрылись.
Скоро она снова уснула и проснулась только под вечер. Попросила карандаш и бумагу, написала отцу и матери коротенькое письмо, богом молила простить ее и не искать. О Родионе даже не упомянула. Ночью им подседлали коней, и Юрген проводил их в отдаленный горный аул.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Получив письмо дочери, Петр Николаевич показал его Родиону. Острый стыд и дикое желание мести овладело Родионом. Затаив в сердце ненависть, он сказал Петру Николаевичу:
- Поедем и разыщем!
- Я один поеду. Тебе ехать незачем, - хмуро ответил Петр Николаевич.
- Она мне жена! Венчанная!
- Ну хорошо: найдем, свяжем, привезем, а дальше что?
Родион молчал. Отдавать свою дочь на издевательства Петр Николаевич не собирался. Он и сам может наказать ее.
Оставаться в доме Буяновых было тягостно. Анна Степановна совсем расхворалась и не вставала с постели. Пьяный Матвей Никитич не давал никому покоя, бродил из комнаты в комнату, ругал сына, свата и всех, кто ему попадался под руку.
Лигостаев собрался ехать с женой домой. Никто их не задерживал, никто не провожал. Только Родион вышел было на крыльцо, но махнул рукой и ушел назад в комнаты. Уложив жену на Маринкину перину, ранним утром Петр Николаевич уехал.
По прибытии в Шиханскую он тотчас же послал за фельдшером, а сам, подседлав Ястреба, поскакал за реку Урал. На месте юрты Кодара лежало мертвое пепелище. Встретившиеся киргизы сообщили, что два дня назад Кодар ночью откочевал в неизвестном направлении. У песчаного ерика, на скотопрогонной тропе, Петр Николаевич встретил всадника. К великому изумлению Лигостаева, это был Тулеген.
