Вскоре скончалась и мать Каракаллы, Юлия Домна, успев, однако, причинить до своей смерти немало неприятностей Макрину. Известие о гибели сына застало ее в Антиохии. В первую минуту горя и отчаяния она чуть не покончила с собой, но смогла лишь легко ранить себя в грудь. Рана оказалась неопасной. Тогда императрица объявила голодовку. Она искренне оплакивала сына, хотя при жизни он причинял ей много горя. И опять же злые языки такое отчаяние матери приписывали горю не от потери сына, а от утраты своего влияния, что неизбежно последовало с его смертью. Теперь Юлия Домна больше не имела власти императрицы, что было невыносимо для женщины с такими, как у нее, амбициями. Будучи в течение многих лет женой и матерью императоров, она вдруг становилась никем. Не для нее тихая, спокойная жизнь богатой женщины без той власти, которой она обладала, без дворцов и драгоценностей, без придворной стражи и всяческих придворных церемониалов. Впрочем, Макрин не изменил ничего в статусе Юлии Домны, чего так боялась эта гордая женщина. Он оставил ей титул императрицы, и так она всеми и воспринималась. По-прежнему она проживала в роскошном дворце, охрана ее состояла из преторианцев. Она же ничего этого не оценила, напротив, возненавидела Макрина и принялась плести интриги против него. Предполагалось всякое, но факты до нас дошли следующие. Юлия Домна не ответила на соболезнование в письме Макрина, подбивала солдат своей стражи устроить на него покушение, желая — как считают некоторые авторы — единолично править, хотя в Риме никогда до этого не было так, чтобы женщина правила явно и вся власть была сосредоточена в ее руках.
Макрин отреагировал на происки заносчивой женщины решительно, но сдержанно: повелел ей покинуть дворец в Антиохии и выбрать себе для жительства другое место, которое ей по вкусу, но теперь она станет обычной благородной гражданкой безо всяких императорских почестей. Домна тяжело переживала это и очень скоро умерла. Некоторые утверждали — от голода, другие — от рака груди. Говорили, она давно страдала от этой болезни, возможно, упомянутая неопасная рана приблизила конец. Так закончилась жизнь умной и талантливой женщины, дочери жреца из маленького сирийского городка, волею судьбы вознесенной на самые вершины власти, богатства и почитания, но лишь для того, чтобы испытать несчастья и безграничную боль. Ей пришлось вытерпеть множество унижений, когда при дворе ее мужа императора Септимия Севера самым главным человеком сделался префект Плаутиан. Многие годы пребывая рядом со стареющим и ослабевающим от болезней мужем, она вынуждена была наблюдать возрастающую ненависть друг к другу двух ее сыновей. Эта ненависть привела в конце концов к тому, что Гета был убит офицерами Каракаллы буквально в ее объятиях, а ей самой запрещено было даже предаться горю. Затем ей суждено было стать свидетельницей кровавого правления сына. Правда, в тот период она стала главным лицом в государстве, чье слово было решающим, поскольку Каракаллу интересовали лишь войны и развлечения, а также обозная жизнь легионов. Но со смертью сына рухнул весь мир матери-императрицы. У Юлии Домны больше не осталось никого на свете.
Первые действия Макрина в роли государя были разумными и справедливыми. Он амнистировал лиц, осужденных за оскорбление императорского величества, и запретил вести впредь такие процессы. Восстановил прежний размер удвоенного Каракаллой налога за выкуп из рабства, за наследство и некоторые другие. Зато кадровая политика нового цезаря подвергалась критике. Утверждали, что он ставит на ответственные должности недостойных и нерасторопных людей, например, сенаторов возмутило то, что Адвент был направлен в столицу сразу на сенаторскую должность и назначен префектом Рима, хотя не прошел всех положенных до этого ступеней служебной лестницы и ни разу не был консулом. Макрину, однако, надо было вознаградить человека, так благородно отказавшегося от власти, что дало возможность Макрину без помех стать цезарем. Наверняка и другие высокие назначения имели столь же веские основания.
Сам Макрин не мог приехать в Рим, ему приходилось стеречь восточную границу империи, которой угрожало вторжение парфянских племен. В 217 году большая парфянская армия вторглась в Месопотамию, Макрин был разбит и вследствие этого пришел к нелегкому решению заключить с противником мир на очень невыгодных для Рима условиях. Весной того же года Макрин вынужден был уступить парфянам спорные территории, выдать им пленных и выплатить парфянскому царю огромную контрибуцию в 50 миллионов сестерциев. И все же на новых выпущенных монетах Макрин повелел вычеканить Victoria Parthica, Парфянская Победа. В войне с армянами цезарь тоже не добился успехов.
Теперь цезарь выбрал для проживания Антиохию, большой, прекрасный город, вел жизнь неторопливую, не очень обременяя себя государственными делами. Недоброжелатели язвили, что большая часть времени императора уходит на выращивание модной бородки, на неторопливые прогулки с друзьями и непринужденные разговоры с ними. В этом видели желание Макрина походить на знаменитого Марка Аврелия. Старшее поколение еще помнило этого выдающегося государя, но эти люди лишь посмеивались над попытками теперешнего бесталанного правителя подражать великому цезарю. Макрин и в самом деле охотнее посидел бы в цирке, на любом представлении для простого люда, или полюбовался бы зрелищем, устроенным на потребу черни. Но положение обязывает — приходилось заниматься делами, не приносящими удовольствия. Главное же, не было необходимости по уши сидеть в государственных заботах — этим занимались специально подобранные люди, а времена наступили спокойные, стране не угрожали вторжения врагов. Кроме того, Макрин любил долго одеваться, выбирая красивую одежду, и этому занятию посвящал немало времени.
Но все бы ничего — эти привычки из обычных человеческих слабостей, — если бы не одно обстоятельство. Такой образ жизни правителя очень раздражал солдат, идеалом которых был Каракалла — энергичный, вечно в заботах о своих солдатах, вечно окруженный военными. Возмущались и легионеры на отдаленных воинских базах, постепенно приходивших в упадок без постоянных дотаций, без привычных стычек с неприятелем, без ободряющих речей императора. В эти далекие края легионы были посланы еще Каракаллой, готовилась война с парфянами. Война, тем не менее, не принесла римлянам ни победы, ни ожидаемой славы и трофеев. И теперь солдаты чувствовали себя обманутыми, им бы хотелось вернуться в родные края, а Макрин зачем-то продолжал держать на восточных границах большие скопления войск, должно быть, надеясь, что ситуация как-то сама собой разрядится.
По этой причине он и в столицу не спешил возвращаться, хотя там все очень его ждали. Время шло, больше тянуть было невозможно, и Макрин сделал неудачный ход. Он объявил, что вновь поступающие на воинскую службу солдаты будут получать такое жалованье, которое им положил еще Септимий Север. Каракалла же неоднократно повышал жалованье легионерам. И хотя такое постановление ни в чем не ущемляло прав уже служащих военных и не ухудшало их положения, они встревожились, усмотрев в этом нехорошие перспективы на будущее.
Возможно, Макрин понимал вызванное его распоряжениями недовольство армии, но меры принял весьма своеобразные: потребовал от сената причислить Каракаллу к сонму богов. Покойного императора признали богом, построили ему храм, стали совершать жертвоприношения. Если Макрин и в самом деле сыграл решающую роль в ликвидации своего предшественника на троне, то это была какая-то насмешка судьбы: убийца обожествил свою жертву!
В мае 218 года по стране с грохотом прокатилась весть: в священном городе Эмесе появился легальный наследник Каракаллы, его сын. Не прошло и месяца, как Макрина с его защитниками разгромили. Всеми оставленный, он вынужден был бежать, переодевшись простым солдатом. Хотел добраться до Рима кружным путем, через страны Малой Азии, но был схвачен в Халцедоне и отправлен обратно в Антиохию — на простой телеге, как обычный преступник. По дороге он узнал, что убит его сын, Диадумениан, которого он всего месяц назад сделал Августом, своим соправителем. Юноша попытался сбежать в Парфию, но был пойман и убит. Узнав об этом, Макрин попытался свести счеты с жизнью, бросившись с телеги, проезжавшей по узкой горной тропе, в пропасть. Упал неудачно, отделался лишь переломом ключицы. Вскоре его убил какой-то центурион, и тело цезаря лежало непогребенным несколько дней у самой дороги, чтобы этим зрелищем мог насладиться его преемник, четырнадцатилетний мальчик, якобы сын Каракаллы, вошедший в историю под именем Гелиогабала.
Varius Avitus
204 г. — 11 марта 222 г.
