Печ. по: Невельской Г.И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849—1855 гг. Приамурский и Приуссурийский край. Посмертная записка адмирала Невельского. СПб., 1878. Переиздание: М.: ОГИЗ, 1947. с. 27-33.
Документ № 3.
Из записки генерала Обручева в Военно-Учетный Комитет, подготовленной в 1895 году
Соображения, высказанные мною в начале Японо-Китайской войны
I.
Что нам нужно на Дальнем Востоке
В интересах России наиболее желательно устранение невзгод ее территориального положения на Востоке, как сухопутного, так и морского.
(…)
Сопротивление нашим требованиям (Прим. ред.: укрепиться в Маньчжурии) может последовать как со стороны Китая, так и со стороны Японии.
Если запротестует Китай, то мы будем иметь дело с противником, как оказывается, вовсе не приготовленным к войне; пораженным уже неудачей с Японией; имеющим с нами очень много точек соприкосновения для развития наших действий как из Приамурского округа (на главном театре войны), так и из Иркутского, Омского, а частью и Туркестанского округов; и, что еще важнее, рискующим, при некотором с нашей стороны усилии, быть потрясенным в самом своем основании, и вследствие неизбежного восстания многих его провинций, готовых повторить историю Дунган и Тайпинов.
В другое время борьба эта могла бы надолго затянуться, но в настоящих обстоятельствах едва ли Китай решится на продолжительное сопротивление. Во всяком случае мы можем развить против Китая силу в 100 и более тысяч человек, и питать эту войну нам будет легче, чем на Тихом океане, ибо Китай к нам гораздо ближе, чем Япония.
Если же запротестует именно Япония и дело дойдет до открытого с нею столкновения, то характер и последствия этого будут для нас более тяжелыми.
На первое время мы можем располагать против Японии только нашей эскадрой, а из сухопутных войск лишь десятью батальонами, пятью конными сотнями и четырьмя батареями или 12 тысячами из Уссурийского края и тремя батальонами, четырьмя казачьими сотнями и двумя батареями силою до 4 тысяч из Хабаровска и Благовещенска, всего же 16 тысячами войска. Подкрепления к этим войскам, сначала из Иркутского и Омского округов, могут прибыть лишь через несколько месяцев.
Спрашивается, что же мы поставим в сих обстоятельствах объектом наших действий: выбивать ли японцев из Кореи? выбивать ли из Маньчжурии? или грозить самое Японии?
Выбивать японцев из Кореи — труд неблагодарный. Японцы, господствующие в Сеуле, уже распоряжаются при посредстве корейских войск укреплением северной границы Кореи. Мы здесь ввяжемся в бесплодную войну, противоречащую самому принципу независимости Кореи, на который тогда-то и обопрется Япония.
Выбивать их из Южной Маньчжурии? Это значит идти походом 1000 верст до Мукдена или еще далее до Артура и работать более всего на китайцев с напрасной надеждой на их благодарность и с усилением лишь их кичливости.
Громить же самое Японию, то есть вести к удовольствию Англии морскую войну, для этого необходимо, чтобы наша эскадра имела все средства базироваться на вполне устроенный, незамерзающий порт и была обеспечена быстрым восполнением всех своих потерь, что представляется пока условиями еще далеко не достигнутыми.
Во всяком случае как для сухопутных, так и для морских наших действий условия оказываются здесь неблагоприятными. Кое-что демонстративное мы можем еще сделать, но серьезного и прочного — ничего. Ввязываться же ради демонстраций (коими на каждом шагу может мешать Англия) в войну с державой, удаленной от средоточия сил России на 10 тысяч верст, — слишком рискованно и разорительно.
Допустим даже временный с нашей стороны успех, мы создаем себе из Японии злейшего врага и обратим ее всецело в английское против нас орудие. У России достаточно уже врагов в Европе и Средней Азии, чтобы создавать ей еще нового могущественного противника на Дальнем Востоке, опирающегося на 40-миллионное население, на сильный флот, на хорошо организованную армию и на широко развитые культурные средства страны, тогда как у нас, при ничтожном населении всей Восточно-Сибирской территории, нет там еще и признаков заводской промышленности. У Японии все под рукой, в двух шагах от наших тихоокеанских владений, у нас же все средства в другой части света.
Обративши Японию во врага, мы еще более расширим круг возможных против России коалиций, и потому, пока мы не обеспечены еще стратегически на Западе и на Кавказе (вследствие замедлений в сосредоточении армий), всякое усложнение политических наших отношений на Дальнем Востоке может поставить Россию в крайне опасное положение.
Отсюда вывод, что в настоящем случае нам никак не следует ссориться с Японией, а подобает удовлетворить насколько можно наши интересы, опираясь на соглашение с нею. После дружелюбных советов Японии очистить Маньчжурию, в случае их отвержения не следует ли вместо бескорыстной политики, поддерживаемой угрозою войны, попытаться начать переговоры о компенсации, никак не вынуждая Японию отдаться в руки Англии.
1895 г. Н.Обручев
Печ. по: РГВИА.Ф. 447. Оп. 1. Д. 69. Л. 4-8. Подлинник.
Документ № 4.
Из рапорта военного агента в Китае полковника Вогака о возможной реакции Китая на предложение России о военной помощи
18 декабря 1896 г.
№ 511
Рапорт
(…)
На основании этих-то соображений я и позволил себе предсказать, что Китайское правительство ответит отказом в том или другом виде на сделанное нами Цзунлиямэню предложение о командировании в Китай наших офицеров и унтер-офицеров. Если китайцы и не решатся на категорический отказ, то ответ их, во всяком случае, будет уклончивого характера, в расчете на выигрыш времени.
Не касаясь более вопроса о том, насколько в наших интересах принимать деятельное участие в военных реформах Китая, я считаю своим долгом еще раз доложить, что, по моему глубокому убеждению, Китайское правительство согласится на реформы, в настоящем смысле этого слова, лишь под более или менее сильным дипломатическим давлением.
Вся история Китая показывает, что Империя эта никогда не предпринимала каких-либо новшеств по своей собственной инициативе; ей всегда приходилось уступать силе оружия или дипломатическому давлению извне. Нет ровно никаких оснований допустить, чтобы в данном случае Китайское правительство сделало исключение для военных реформ, к которым оно относится более нежели равнодушно, чтобы не сказать враждебно.
Решаюсь добавить к этому, что раз мы обратились к Китаю с предложением о присылке ему инструкторов для армии, то отступать нам уже нежелательно. Сказанное нами предложение, как и все те, с чем мы за последние два года обращались к Китаю, имело характер требования, и принятие отказа со стороны Китая, а тем более допущение сюда военных инструкторов какой-либо другой нации, несомненно нанесло бы удар нашему достоинству, нашему преобладанию в этой стране, для достижения которого нами принесено уже немало жертв.
Вогак
Печ. по: РГВИА.Ф. 447. Оп. 1. Д. 29(2). Л. 159. Подлинник.
Из Журнала событий русской десантной роты команд броненосцев «Наварин» и «Сисой Великий» в Пекине с 18 мая по 2 августа 1900 г. Составлены Ф.В. фон Раденом
18 мая. Утром десанты русский, французский и итальянский прибыли в г. Тяньцзинь под предводительством полковника Вогака, и, оставив по его приказанию все вещи, кроме того, что было на матросах, на барже и при них двух часовых, я отправился в город, где люди получили завтрак; в 3 часа дня 18 мая люди были посажены на поезд железной дороги, и полковник Вогак приказал взять только то, что полагается иметь на себе десанту, т.е. по 60 патронов, мешки и шанцевые инструменты, говоря, что завтра пришлет запасную амуницию и оружие.
18 мая, в 9 часов вечера, после форсированного перехода от станции железной дороги, десант пришел в русскую миссию, где его встретил наш посланник и все служащие в миссии. В ту же ночь разместили людей по разным каморкам, и были назначены посты и дневальные. У десанта было только по две смены белья и по 60 патронов в сумках. В городе нас провожала и стояла шпалерами многотысячная толпа китайцев, глядевшая весьма недружелюбно на нас, но не проявившая, кроме отдельных криков и свиста, особенно враждебных намерений.
19 мая пришли немецкие и австрийские десанты. Полковник Вогак поручил прислать нашу пушку и боевые припасы к ней и добавочные к ружьям поручику Блонско-му, который 18-го же уехал в Тяньцзинь. Окончательно устроил людей в миссии, ознакомился с расположением ее и ее окрестностями. По выходе на улицу был поражен, как китайцы смотрят на нас: ни одного доброжелательного взгляда.