При этом тактика власти менялась. Вначале аграрная политика большевиков строилась на разжигании классовой борьбы на селе при безусловной поддержке меньшинства, так называемой «бедноты», – по большей части малоземельных, а порой и ленивых крестьян. В июне 1918 г. создаются комитеты бедноты (комбеды), члены которых вместе с уполномоченными властей «разоблачают» прячущих «излишек» хлеба односельчан. Однако к осени 1918 г. стало ясно, что опора на бедняка ошибочна. Вся сила деревни заключалась в середняке. Комбеды срочно ликвидировали и на VIII съезде партии (в марте 1919 г.) заговорили о союзе с середняком, об уменьшении насилия в отношении именно среднего крестьянина. 9 апреля вышел закон о «льготах крестьянам-середнякам в отношении взыскания единовременного чрезвычайного революционного налога». Но выдержать эту линию не удалось. Продразверстка стала разящей всех дубиной. Ленинский принцип «С бедняка – ничего, с середняка – умеренно, с богатого – много» не действовал: со всех драли по три шкуры. Иначе и быть не могло. В письме ЦК РКП(б) 1920 г. всем губернским комитетам партии разъяснялось: «Разверстка, данная на волость, уже является сама по себе определением излишков». Иначе говоря, «излишки» – это не то, что оставалось у крестьянина сверх потребностей семьи, а установленная сверху обязательная норма сдачи.
Лишенцы – новый класс России
Формально революция установила равенство граждан России перед законом и друг перед другом. На самом деле произошел раскол общества на полноценных и неполноценных граждан. Конституция РСФСР (июль 1918 г.) ввела понятие «лишенец», т. е. человек, лишенный по своему социальному положению и происхождению или роду занятий гражданских прав. Категория «лишенцев» была огромна и расплывчата – от членов императорской фамилии, крупных чиновников, священников, дворян до мелких «эксплуататоров», имевших в своей лавке одного наемного рабочего. Лишенцем мог стать и крестьянин, нанимавший на время сева и уборки своих односельчан. При этом не существовало четкого критерия, отделявшего «эксплуататора» от «пролетария», «трудовой элемент» от «нетрудового». И это вело к произволу, невиданному даже в самодержавной России унижению человеческой личности. Социальное происхождение стало «несмываемым пятном», неизменной данностью вроде национальности или пола. Лишение прав перекрывало множеству людей путь не только к власти, но и к образованию, ограничивало их возможности буквально во всем – начиная с размера выдаваемого продовольственного пайка и заканчивая правом на защиту в суде.
5 января 1918 – Учредительное собрание
Придя к власти, большевики неоднократно повторяли, что сделают все для того, чтобы давно ожидаемое обществом Учредительное собрание состоялось. Известно, что его созыв стал давней мечтой всех слоев русского общества. Казалось, что выбранные «по совести и справедливости» депутаты «земли Русской» соберутся, сядут, подумают – и найдут такую формулу русской политической жизни, которая удовлетворит всех на века. И действительно, выборы в Учредительное собрание 12 ноября 1917 г. стали самыми свободными в истории России XX в. Буржуазные партии не набрали на них и 17%, большевики собрали 24% голосов, а победили эсеры, представлявшие интересы сельского населения страны, – 40,4%. Это позволяло им, в союзе с кем-либо из социалистов, главенствовать на Собрании и даже сформировать правительство.
5 января 1918 г. Учредительное собрание открылось. Ленин и его окружение, не получив в нем большинства, утратили всякий интерес к этой, как они выражались, «говорильне». Они решили всем «дать выболтаться», а потом распустить делегатов по домам. Сподвижник Ленина В. Бонч-Бруевич в своих мемуарах рассказывает о происшедшем 5 января как о некоем забавном анекдоте. Он пишет, что для охраны Собрания в Таврический дворец командировали 200 матросов под командованием известного матросского вожака Железнякова. Матросы, окружив зал заседания и проникнув внутрь, вели себя крайне вызывающе. Бонч-Бруевич заметил, что двое из них иногда поднимали винтовки и прицеливались в председателя собрания В. М. Чернова, авторитетного и особо ненавистного большевикам лидера правых эсеров. Тогда Бонч сказал «шутникам», что Ленин убивать председателя не разрешает. «Ну что же! Раз папаша говорит нельзя, так нельзя, – заявил мне за всех один из матросов», – пишет Бонч-Бруевич. Ночью заседание продолжалось. Однако «братки» из охраны утомились. Вышедший на сцену их главарь Железняков произнес историческую фразу, которой была убита русская демократия: «Прошу немедленно покинуть зал, караул устал!», и предложил делегатам закончить заседание. Новое собрание уже не созывалось никогда. Декретом ВЦИК от 7 января 1918 г. Собрание было распущено. Демонстрация рабочих с красными знаменами против фактического разгона Учредительного собрания была жестоко расстреляна Красной гвардией. Горький в своей газете «Новое время» сравнил этот расстрел с бойней 9 января 1905 г.
Несомненно, к лету 1918 г. в обществе скопился «горючий материал сопротивления». Уж очень круто взялись большевики, как писал Ленин, «за очистку земли российской от всяких вредных насекомых», которыми он считал огромные массы своих врагов – от «классово-чуждого элемента» до лентяя-рабочего. Неизвестно, когда бы «горючий материал» вспыхнул, но толчок к фактическому началу Гражданской войны дали сами революционеры, часть которых, недовольная властью большевиков, прибегла к старому, испытанному методу борьбы – индивидуальному террору. 30 августа 1918 г. в Петрограде революционер Леонид Канегиссер убил председателя петроградского ЧК Моисея Урицкого, а в Москве эсерка Фанни Каплан ранила Ленина.
Современное исследование материалов следствия по делу Фанни Каплан ставит под сомнение официальную версию. Кажется маловероятным, чтобы почти в полной темноте больная, полуслепая, не умевшая обращаться с оружием Фанни Каплан могла так удачно стрелять в Ленина. Скорее всего, она участвовала в этой акции как разведчик – вела слежку за Лениным. То есть она ездила по местам проведения митингов с участием лидеров большевиков и затем сообщала об этом боевикам. Боевиками же были другие люди, близкие к левым эсерам: Ефимов и Лидия Коноплева. Последняя – женщина решительная и смелая, хорошо подготовленная к террористическим акциям – была со своей группой в Петрограде летом 1918 г. во время убийства Володарского. Она же готовила покушение на Урицкого. Приехав в Москву в конце июля 1918 г., она присоединилась к отряду эсеров, готовивших покушение на Ленина или Троцкого. Вступившая в августе 1918 г. в этот отряд Каплан попала под опеку Коноплевой, которая учила ее методам слежки за Троцким и Лениным. Получив от Каплан сообщение о прибытии Ленина на завод Михельсона, Коноплева и стреляла в Ленина. Каплан же случайно схватили за пределами завода выбежавшие на улицу люди. Ее жестко допросили в ЧК, после чего она взяла всю вину на себя. Однако следствие провели небрежно. Ведшие дело чекисты (в том числе небезызвестный убийца царской семьи Юровский) стремились быстро «рассмотреть» и решить судьбу Каплан. 3 сентября 1918 г. комендант Кремля П. Мальков выстрелом в затылок убил Каплан в Кремле. После этого Свердлов распорядился: «Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа». Тело Каплан сожгли в бочке с бензином. Казнь революционерки, каторжанки противоречила русской революционной традиции, но времена изменились. Долгое время по стране ходили слухи, что Каплан встречали в разных лагерях ГУЛАГа много лет спустя после покушения. Все дело Каплан было шито такими белыми нитками, что в июне 1992 г. Генпрокуратура России поставила под сомнение вину Каплан и весь ход расследования ее дела.
С началом террора также появилось два страшных спутника «пролетарской» диктатуры: концлагеря и заложничество. В поспешно созданные в монастырях или за городом концентрационные лагеря начали свозить «паразитов», «спекулянтов», «эксплуататоров» и их «прихвостней», всех «сомнительных», а в сущности, невинных людей, непричастных к действиям Каплан и ее товарищей. Из концлагеря прямой путь вел к расстрелу. Часть заложников брали для того, чтобы добиться добровольной явки «контрреволюционера» в ВЧК, часть становились заложниками из «социальной мести» власти, часть брали в заложники, чтобы принудить их к сдаче ценностей или использовать на подневольных работах («…взять заложников из крестьян с тем, что если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны. Ленин»).
Круг врагов, подлежащих аресту, заключению в концлагеря, в это время расширялся непрерывно. Причем этот круг (как и сами преступления) юридически никогда четко не определялся. Это не случайно. Юрист по образованию, Ленин стремился уйти от четких определений, мешая в одну кучу разные виды преступлений. Наряду со «спекулянтами, саботажниками и прочими паразитами», «громилами», «неприятельскими агентами» в лагерях оказывались буржуазия, торговцы, «контрреволюционные агитаторы». Ленин требовал жестокого подавления «попыток анархии со стороны пьяниц, хулиганов, контрреволюционеров и других лиц». В число врагов включали не только тех, кто помогал, но и кто «мог помочь» контрреволюции, кого считали «потенциальным врагом», или тех, кто «непреднамеренно вредил» новой власти. Это открывало путь для страшного произвола и злоупотреблений. Некоторое подобие правосудия изображали революционные трибуналы. Но и для них, согласно Н. В. Крыленко – председателю Ревтрибунала, «единственным мерилом степени виновности подсудимого является революционная совесть судей, которые избираются из среды надежных партийных товарищей». Любой человек мог оказаться в числе «активных контрреволюционеров», что автоматически означало расстрел.
