В последние годы своей жизни Василий, сделавший уже в начале своего царствования неудачную попытку заключить союз с западным императором против западных арабов, заключил союз, уже в целях борьбы с восточными арабами, с армянским царем Ашотом Багратидом (Багратуни). Но в это время Василия не стало. Несмотря на потерю Сиракуз и на отсутствие выдающихся успехов в борьбе с арабами вообще, Василию удалось несколько расширить свои пограничные владения в Малой Азии и восстановить утраченное до него значение византийского имени в Южной Италии. По словам новейшего исследователя того времени, «состарившийся Василий мог умереть в мире. Он выполнил как на востоке, так и на западе очень большое военное дело, которое в то же время было делом цивилизаторским; Василий оставил империю более сильной и более уважаемой, чем та, которую он получил»[751].
Если Василий I жил в мире со своими соседями, исключая арабов, то при его преемнике Льве VI Мудром (886—912) дело обстояло иначе. Тотчас по вступлении его на престол началась неудачная для Византии болгарская война, в связи с которой впервые в истории Византии появляются мадьяры (венгры, угры). К концу правления Льва VI у Константинополя стоят русские. Союзная с ним Армения, подвергавшаяся непрестанным арабским нашествиям, не смогла получить ожидаемой от Византии помощи. Вопрос о четвертом браке императора вызывал сильное внутреннее брожение в государстве. Все это указывает на то, что условия борьбы империи с исламом стали сложнее и труднее.
Дела с арабами при Льве VI шли вообще неудачно. Происходившие с переменным успехом военные столкновения на восточной границе не имели важных результатов. На западе мусульмане в самом начале Х века овладели городом Региумом, на итальянском берегу Мессинского пролива, после чего пролив оказался всецело в руках арабов; а в 902 году они завоевали последний значительный укрепленный пункт византийской Сицилии, Тавромений, или Таормину. С падением последнего центра Сицилия, можно сказать, всецело перешла в руки арабов, так как остававшиеся еще в руках греков небольшие пункты в Сицилии уже не имели никакого значения в дальнейшей истории Византии. Восточная политика Льва VI во вторую половину его царствования нисколько не зависит от отношений к сицилийским арабам.
Начало Х века было ознаменовано многочисленными морскими операциями мусульманского флота. Еще в конце IX века критские пираты опустошали побережье Пелопоннеса и острова Эгейского моря. Еще более грозными стали морские нашествия арабов, когда их сильные два флота, сирийский и критский, действовали часто сообща. Особенно известно нападение мусульманского флота, под начальством греческого ренегата Льва Триполитанина, на Фессалонику (Солунь) в 904 году. После упорной осады мусульмане взяли Фессалонику. Однако через несколько дней они с большим числом пленных и богатой добычей удалились на восток в Сирию. Только после этого бедствия византийское правительство приступило к укреплению Фессалоники. До нас дошел подробный рассказ о завоевании Фессалоники арабами, принадлежащий перу местного священника, Иоанна Камениата[752], лично пережившего все бедствия осады.
Морские успехи арабов побудили византийское правительство обратить внимание на свой флот, который был значительно улучшен. Но обширная морская экспедиция, предпринятая Львом VI против союзных восточных и критских арабов, потерпела неудачу. Константин Багрянородный, сообщая нам точный состав участвовавшего в этой экспедиции флота, отмечает присутствие в нем семисот русских[753].
Таким образом, византийская политика по отношению к арабам при Льве VI была в высшей степени неудачна: на западе Сицилия была окончательно потеряна; в южной Италии, после отозвания оттуда выше названного Никифора Фоки, успехи византийского оружия прекратились; на восточной границе арабы, хотя медленно, но все-таки упорно двигались вперед; на море Византия потерпела ряд серьезных неудач.
Несмотря на религиозную вражду с арабами и военные столкновения с ними, в официальных документах встречаются иногда очень дружественные отзывы о них. Так, патриарх Константинопольский Николай Мистик писал «знатнейшему, самому уважаемому и возлюбленному» эмиру Крита, что «две силы всего мира – сила сарацин и ромеев – выделяются и светят как две большие звезды на небесах. И по этой причине мы должны жить сообща, как братья, хотя мы и различаемся в обычаях, привычках и религии»[754]. В продолжительное правление Константина VII Багрянородного (913—959) и Романа I Лакапина (919—944) Византия до конца двадцатых годов Х века не могла энергично бороться с арабами, так как должна была напрягать все силы на борьбу с Болгарией. Для империи явилось счастьем, что сам халифат в это время переживал эпоху распада, внутренних смут и образования отдельных самостоятельных династий. Можно, однако, упомянуть успешную операцию византийского флота в 917 году, когда пират-ренегат Лев Триполитанский, захвативший в 904 году Фессалонику, был полностью разбит при Лемносе[755].
После окончания болгарской войны у обоих противников, у империи и арабов, выделились талантливые военачальники. У греков появился доместик Иоанн Куркуас, этот, по словам хрониста, «второй Траян или Велизарий», завоевавший «почти тысячи городов», о котором было даже написано специальное, не дошедшее до нас сочинение[756]. Его талант привел к «новому рассвету на восточной границе», с ним, как кажется, наступил «новый дух в имперской военной политике, дух уверенной агрессии» (confident aggression)[757]. Арабы получили энергичного вождя в лице представителя самостоятельной династии Хамданидов, властителя Алеппо в Сирии, Сейф-ад-Даулы, при дворе которого образовался богатый центр литературной деятельности и эпоху которого современники называли «золотым веком». В сороковых годах Х века Куркуас одержал целый ряд побед в арабской Армении и взял много городов в верхней Месопотамии. В 933 году им была захвачена Мелитена, а в 944 году город Эдесса вынужден был отдать свою драгоценную реликвию – нерукотворный образ Спасителя (το μανδιλιον), перевезенный с большим торжеством в Константинополь. Это был последний триумф Куркуаса. Успехи эти сделали его «героем момента»[758], однако его популярность встревожила правительство и он был снят со своего поста. В это время пал Роман Лакапин и на следующий месяц лишились трона его сыновья. Константин Багрянородный стал единственным императором. «Это был конец целой эры. Новые актеры ходили по подмосткам»[759].
Эпоха Романа Лакапина имела большое значение для византийской политики на Востоке. После трех столетий обороны, империя под руководством Романа и Иоанна Куркуаса начала наступление и стала побеждать. Граница была в совершенно ином состоянии по сравнению с тем, как обстояло дело при приходе Романа к власти. Пограничные провинции были относительно свободны от арабских набегов. В течение последних двенадцати лет правления Романа, мусульманские отряды лишь дважды пересекали границу. Роман утвердил главнокомандующим Куркуаса, «самого блистательного из полководцев, что дала империя для [грядущих][науч.ред.71] поколений. Он вдохнул новый дух в армии империи и повел их победителями далеко в страну неверных… Иоанн Куркуас был первым в череде великих завоевателей и, как первый, заслуживает высокой оценки. И в этой похвале часть должна быть отдана Роману Лакапину, выбору которого империя обязана его службой и во время правления которого прошли эти славные двадцать лет»[760]. Последние годы правления Константина Багрянородного ознаменовались ожесточенными столкновениями с Сейф-ад-Даулой, которые, после нескольких ощутительных для греков неудач, закончились, тем не менее, поражением арабов в северной Месопотамии и переходом византийских войск через Евфрат. В эти годы там отличались византийские вожди Никифор Фока и Иоанн Цимисхий, будущие императоры. Большая новая морская экспедиция, снаряженная против критских арабов, при участии отряда из 629 русских, потерпела полную неудачу, потеряв большую часть своих судов[761]. Однообразные столкновения греков с мусульманами на западе, в Италии и Сицилии, на общий ход событий влияния не имели.
Со времени побед на востоке Иоанна Куркуаса, Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия, перенесших границу империи за Евфрат, для Византии началась блестящая эпоха побед над мусульманами. По словам французского историка (Рамбо), «все неудачи Василия I были отомщены; дорога была открыта к Тарсу, Антиохии, Кипру и Иерусалиму… Константин мог (перед смертью) радоваться тому, что в его царствование было совершено столько великих деяний за дело Христа. Он открыл как для востока, так и для запада, как для эллинов, так и для франков (т.е. западноевропейских народов) эру крестовых походов»[762].
