и того же лица: первые 27 жён Сомы, уступленные добровольно, это первая наша королевишна, уступленная добровольно; вторая его жена, Тара, взятая силой, — это вторая наша королевишна, взятая силой. Но так как в русской былине, времён христианских, не могло уже быть речи о многожёнстве, то у нас первую королевишну отдали в жёны особому лицу, князю Владимиру, и из этого произошёл, без сомнения, весь эпизод о сватовстве этого князя. Ничего не значащая стрела, которую у нас мечут Дунай и его жена и которою, наконец, первый убивает последнюю, — это божественная стрела, которую мечет бог Рудра, защитник похищенной жены, Тары, в мужа-похитителя, Сому. Вынимание младенца из чрева матери не бесцельно и не беспричинно: это возмутительное варварство совершается, в Гаривансе, мужем похищенной женщины — из ревности, потому что он предполагает, что этот ребёнок происходит не от него, а от похитителя. Наша песня говорит только про то, чем мог бы быть чудный новорождённый ребёнок ("богатырь, которому не будет сопротивника", чего, однако же, потом вовсе не случилось; но рассказ Гаривансы гораздо логичнее и последовательнее: тут, в этом чудном рождении, только начало дальнейших подвигов и жизни героя, о котором рассказывается далее в Гаривансе, и потому-то в индийской поэме тут и сказано, как и в нашей песне, но только с резоном: "Этот младенец должен был однажды быть грозен своим врагам". В нашей песне говорится, что вынутый из матерней утробы младенец был "по колени ноженьки в серебре, по локоть рученьки в золоте, по косицам звездушки, позади будто светел месяц, а спереди будто солнышко". Это не что иное, как только распространённое описание того же самого, что выражено словами Гаривансы: "Он блеснул тут подобно огню, павшему на пучки камыша". Наконец, самоубийству Дуная и потом появлению его — как бы возрождению — в виде быстрой, широкой и глубокой реки, этому всему вполне соответствует в Гаривансе рассказ о том, что бог Сома, в сознании своего греха, потерпел великое изнурение, потерю сил, так что диск его умалился, но потом он снова получил всю свою силу и заблистал в прежнем блеске и величии. Заметим ещё, что в рассказе Гаривансы о Соме есть также повествование о том, что герой рассказа изливается, как наш Дунай, в виде потока воды; но только это изложено не в конце, а в начале эпизода и не по случаю смерти, а по случаю рождения героя. "Добродетельный Атри (отец Сомы), в течение 3000 лет предаваясь всем истязаниям подвижничества, стоял с неподвижно устремлёнными глазами, тут однажды тело его произвело вещество Сомы: это вещество поднялось до его головы, и под видом водного потока потекло из его глаз". Это объясняет очень удовлетворительно причину обращения нашего героя в воду: чем он первоначально родился, в то впоследствии и обратился.
Мы сравнили здесь русский рассказ о реке с индийским рассказом о месяце. Но у нас есть под руками ещё другой рассказ — легенда об огне, — который ещё древнее рассказа Гаривансы и во многих отношениях имеет ещё более точек соприкосновения с нашей былиной. В Магабгарате рассказывается следующее. У мудреца-отшельника Бхригу была возлюбленная супруга Пулома. Она однажды забеременела. Вот раз, когда муж её вышел из дому для священных омовений, Ракшаз (демон) Пуломан явился у дверей их скита и, увидав Пулому, влюбился в неё до безумия. "Она принадлежит мне!" — сказал он, полный желания похитить её, и тут вдруг вспомнил, что он сватался за неё раньше Бхригу, но отец её выдал её за Бхригу. Это оскорбление навек осталось в его сердце. Он спросил у Агни (бога Огня): точно ли это прежняя его невеста; тот отвечал, что да. Тогда Пуломан превратился в кабана, и с быстротою ветра унёс Пулому. Беременная мать пришла от этого в такое негодование, что зародыш выпал у неё из чрева, и ему дали поэтому имя Чиавана, т. е. "выпавший". Увидав это, демон бросил свою добычу и сам пал, превращённый в пепел. Между тем красавица Пулома подняла свой зародыш и, в отчаяньи и вся в слезах, пошла домой. Где она прошла, там капли её слёз превратились в реку, которая протекла от того места к скиту её мужа. Увидав эту реку, Брахма назвал её "рекою жены". Узнав всё дело, Бхригу проклял Агни, и огонь исчез из мира. Но так как от этого происходил неимоверный вред всем существам, то Брахма по их просьбе велел Агни снова воротиться к его деятельности.
В другом месте Магабгараты есть ещё рассказ о том же, в очень сокращённом виде, но с прибавлением одной новой, очень важной подробности, которой не было в предыдущем рассказе. У знаменитого в индийских поэмах богатыря Арджуны был сын Абхиманиу; он женился на Уттар. Она сделалась матерью зародыша, умершего до рождения. Кунти (мать Арджуны, т. е. прабабка этого младенца-эмбриона) приняла этого младенца по приказанию мудреца Васудевы, который сказал: "Я возвращу жизнь этому шестимесячному зародышу!" Этот младенец, рождённый раньше срока и сожжённый огненною стрелою ещё в утробе матери, стал теперь жить собственною жизнью, благодаря обожаемому Васудеве, который при этом сказал: "Он родился после погибели своего семейства — Парикшинай Кулай, — то пусть ему имя будет Парикгиит".
Эти два рассказа Магабгараты хотя и относятся, по-видимому, к совершенно разным личностям, но излагают, в сущности, одну и ту же легенду, пополняют один другой (как это часто мы находим в Магабгарате, Рамаяне и других восточных поэмах). Центральный пункт каждой из них, а вместе и пункт их обоюдного соприкосновения — это рассказ об эмбрионе, недоношенном матерью. Частные подробности при этом разные, но сущность одна и та же. В первом рассказе эмбрион вышел из чрева матери, потому что мать приведена была в сильное негодование любострастным преследованием; во втором — эмбрион вышел из матери, потому что его поразила (по невысказанной тут причине) огненная стрела. Но ясно, что стихия огня в обоих рассказах является коренною причиной погибели: в первом — "бог Агни" помогает тут Пуломану, и в такой сильной мере, что потом подвергается проклятию, но сам Пуломан падает "испепелённый"; во втором — уже прямо говорится об "огненной стреле".
Теперь, если мы возьмём эти совокуплённые и пополняющие один другой, рассказы Магабгараты, то без труда увидим, что их содержание то же самое, что в легенде Гаривансы и в русской былине. Мифический стихийный герой (Пуломан, Сома, Дунай) силою похищает себе жену (Пулому, Тару, Настасью или
