В 1921 году он уехал из России. Можно предположить, что в период с 1917 по 1921 год в петроградской периодике появилась критическая статья, направленная против Горького, что и послужило основой для частушки. Тем более что для производства песен уличные певцы пользовались газетными сообщениями.
Все мы маленькие были,
Слушать сказочки любили
Про Кащея, про Додона.
В сказках как никак –
Побеждал Иван-дурак.
Злые духи погибали,
Добрых люди отбирали
И сажали на престол,
Накрывая к пиру стол.
Нынче все переменилось,
Царство наше обновилось,
Чудо-зеркало сейчас
Телевизором у нас.
А перо от Жар-птицы
Нынче стоит рубель тридцать,
Лишь зайти в энергосбыт,
Там всегда оно висит.
И ковры давно летают, –
Вертолётом называют,
Самокат-автомобиль
Мчится так, что только пыль.
На пороге век двадцатый
Очень техникой богатый.
Да чего там говорить!
А скажу я без прикрас,
Нынче жизнь у нас, как сказ.
И почти, как было встарь,
Был у нас Никита-царь.
Если Пушкина прочтете,
Царь Никиту там найдете,
Только был тот подурней,
Имел сорок дочерей.
Все красивы, все пригожи,
Друг на друга не похожи.
И на всех на ту беду
Не найдешь одну Балду[386].
Я, читатель, лучше вижу,
Подойди как-то поближе,
Век двадцатый опишу,
Сказку новую скажу.
Принц Никита жил когда-то,
Ни высоко, ни богато
И за море не летал,
И подарков не давал.
И имел подобно принцу
Киев-град – свою столицу.
В ней он жил да поживал
И о будущем мечтал.
А в Москве на главном троне
Жил Кащей[387], но не в короне
И надел на китель он
Высший воинский погон.
В сказках был Кащей бессмертен,
Был он страшен и приметен,
Но давно уж знает свет,
Что людей бессмертных нет.
Вот пришел конец Кащею –
Смерть взяла к себе злодея.
Для Никиты это сласть,
Захватил Никита власть.
Не промчалось и полгода,
Как нашли врага народа.
Засадили, расстреляли
И Никите власть отдали[388].
Но в Кремле не затихали
И друг друга пожирали
Маленкова[389] отстранили
И Булгошку[390] засадили.
А Никита, словно птица,
Стал летать по заграницам
И куда б он не летал.
Всем подарки раздавал:
Тем дворец, тому заводик,
Здесь пшеницы пароходик.
Так он грабил свой народ,
Чтоб другой кормился сброд.
Вот однажды царь Никита
Пригласил в Россию Тита[391]
И сказал: «Прости нас, брат,
Ты ни в чем не виноват.
Вас собакой рисовали,
То Кащей был виноват,
Чтоб ему, поганцу, в ад!
Потерпи-ко Тито, милый,
Дай-ка мне набраться сил
И увидишь, как злодея
Уберут из Мавзолея,
А пока пускай лежит,
Никуда не убежит»[392].
Улыбнулся маршал Тито.
Обнял тут его Никита.
Самолетик подарил
И деньжонок посулил.
Вот по царскому Союзу
Посадили кукурузу.
Дескать, кушайте, друзья,
Все о вас забочусь я.
Царь Никита был мордастый
И речистый, и зубастый.
Кукурузу сам не ел,
А других кормить велел.
Вот мы вспомним, для примера,
Прилетел Никита к Неру[393],
С ним Булганин полетел.
Увельнул от разных дел.
Долго в Азии гостили,
Ели плов, мускаты пили,
Спьяна влезли в ту страну,
Где хозяин был У Ну[394].
И куда б не заходили,
Обещали и дарили.
Так с России уплывал
Трудовой наш капитал.
И как только царь Никита
Нагулялся там досыта,
Неру дал ему слона,
Мол, не жалко нам говна.
Чтобы прокормить китайцев,
Негров, немцев и малайцев
Царь придумал, как тут быть,
Надо денег раздобыть.
И нашел. Мы это знаем,
Прекратил огромный заем.
В долг его с народа брал,
А обратно не отдал[395].
И сказал: «Вы потерпите,
Облигации храните,
К коммунизму подойдем,
Снова розыгрыш введем.
Дальше будет там видней,
Двадцать лет – не двадцать дней»[396].
Правда, люди пошумели,
Но перечить не посмели.
Царь с трибуны воду льет:
«Вот сознательный народ».
Вот заметил царь Никита,
Что ему мешает свита,
И командовать ему
Захотелось одному.
И подумал, бровь нахмуря,
Как бы не случилась буря,
И решил он без отсрочки
Выгнать всех по-одиночке.
Царь Никита на совет
Звать Булганина велел:
«Ты, Булганин Николай,
Как прикажут, так и лай,
Дескать, царь и наш хорош,
Каганович[397] – это вошь,
Маленков был шарлатан,
А Шепилов[398] – интриган.
Вообщем, пыли не жалей,
Всякой грязью их облей».
Но Булганин вопрошает:
«Что же это означает?»
Царь с улыбкой отвечает:
«Это мой совет тебе,
А не то получишь взбучку,
Попадешь ты в эту кучку.
А на них поднимешь лай,
Будешь третий Николай[399]».
Лжи Булганин не заметил
И с поклоном так ответил:
«Ладно, службу сослужу
И на пленуме скажу».
Царь собрал скорее пленум
И промолвил: «Я измену
Начинаю замечать,
Разрешите доказать.
Маленков с дороги сбился,
Каганович заблудился,
Влево Молотов свернул,
А Шипилов к ним примкнул[400].
Чтобы не было раздору,
Надо выгнать эту свору,
Уничтожить эту пиявку,
Удалить, как бородавку».
Снова люди зашумели
И по-разному галдели.
Те хвалили, те ругали,
Большинство не понимали.
Месяц месяцем сменялся.
Царь Никита окопался
И кричит опять: «Несчастье,
Маршал Жуков лезет к власти[401].
Этот кажется хитрей
И, конечно, поумней».
Но и тут смудрил Никита,
Отослал героя к Тито
И без лишней канители
Малиновскому[402] портфель
Дал с улыбкою умильной,
Жуков тоже стал бессильный.
И на пленуме опять
Стал Никита выступать.
Мы министру доверяли
И в президиум избрали,
Управлять народным строем
Стал четырежды герой
И зазнался наконец
Наш военный удалец.
Николай Булганин снова
За Никиту молвил слово,
В подкрепленье царских слов
С речью выступил Козлов[403].
Назван был авантюристом
И военным карьеристом.
Выгнан Жуков из ЦК’а
И Кремлевского дворца.
Снова люди зашумели,
Только силу не имели,
На губах у всех печать,
Научил Кащей молчать.
Царь Никита не боится.
Снял с поста и Николая,
Из-под зада выбил трон,
Растоптал и выгнал вон
И отправил, как навоз,
В ставропольский совнархоз[404].
Стал хозяин тут и там,
Все теперь решает сам.
Сам придумал семилетку[405],
Приказал пустить ракетку
На далекую луну
Разбудить там Сотону.
Стаж имея за плечами,
Выступал везде с речами,
Жизнь хорошую сулил
И, конечно, говорил:
«Мы Америку догоним
И по мясу перегоним[406],
По одежде, по руде,
Будет рай у нас везде[407].
Все идеи из него лились,
Как сквозь решето валились.
Кличь пустил на всю страну.
Всех послал на целину[408].
Сеял хлеб на целине,
А собирал в другой стране.
Очередь за хлебом прет,
А Никита все орет:
«Догоняем, догоняем
За Америкой вперед».
Догоняли, догоняли,
Чуть штаны не потеряли[409].
И в Америку слетал
И в ООН’е побывал,
Опозорил всех он нас.
Заявил он за границей,
Что простой он свинопас[410].
Сам счастливо поживал,
Коммунизма он не ждал,
А потом он заблудился
И с вершины покатился.
Ты скорби, народ-творец,
1.
