Ожидание скорой смерти царя искусственно обострило династический кризис. Заговорщики, готовя почву для переворота, распространяли на Руси и за границей лживые слухи о болезненности и слабоумии наследника престола — царевича Федора Годунова.
В это время литовские послы[157] прибыли в Москву, чтобы снова продлить Ям-Запольное перемирие 1582 года (как отмечено выше, осенью 1584 года князь Михаил Гарабурда продлил его до конца 1599 года). Соответствующий документ был подписан 11 марта 1601 года сроком на 20 лет, считая с 15 августа 1602 года.
Наибольший интерес для нас, в связи с основной темой книги, представляет то обстоятельство, что хотя внутренняя политика Бориса Годунова была вполне разумной, большинство подданных искренне его ненавидело! Проживавшие в Москве иностранцы утверждали, что у царя очень много недоброжелателей среди подданных, строгости против них растут, но это не спасает положение.
Лишь первые два года царствования Бориса прошли, по отзывам современников, вполне благополучно. Он старался угодить всем. Приказал выдать тройное жалованье стрельцам, дьякам и прочим служилым людям. Все сельское население освободил на один год от податей, а инородцев — от уплаты дани (ясака). В Новгороде, по просьбе жителей, закрыл два казенных кабака, от которых они терпели убытки. Облегчил участь некоторых опальных лиц.
Но старания Бориса приобрести себе и своей семье народную любовь оказались напрасны. Причина, по мнению ряда историков, заключалась в том, что фактически он продолжал политику опричного террора, только более мягкими методами. Так, подозревая всех в измене или кознях, Годунов до невероятных пределов развил доносы и шпионство. Особенно же поощрял доносы слуг и холопов на своих господ. Скоро доносами стали заниматься не одна только прислуга, но и люди знатного происхождения: мужчины доносили друг на друга Борису, а женщины — царице. Летописец писал:
«И от таких доносов была в царстве большая смута: доносили друг на друга попы, чернецы, пономари, просвирни; жены доносили на мужей, дети на отцов, от такого ужаса мужья от жен таились, и в этих окаянных доносах много крови пролилось неповинной, многие от пыток померли, других казнили, иных по тюрьмам разослали и совсем дома разорили»…
Вот что говорил по этому поводу русский историк Лев Гумилев:
«Активная внутрення политика и укрепление границ государства постоянно требовали денег, и потому Годунов был вынужден в 1589 году (в середине царствования Федора Ивановича — А. Т.) ввести крепостное право, то есть отменить Юрьев день, в который крестьяне имели возможность переходить от одного хозяина к другому. Было определено, что каждый крестьянин должен постоянно жить и работать там, где он жил и работал в момент издания указа. Конечно, запрещение менять хозяев ударило по крестьянам очень сильно. И Борис Федорович, стремясь компенсировать ущерб, разрешил крестьянам писать любое количество доносов на своих господи приказал принимать эти доносы к рассмотрению…
Борис Годунов был настоящим реформатором и по-своему справедливым, хотя и крутым человеком… Конечно, порядок, установленный Годуновым, был лишен тех крайностей и злодеяний, которые происходили при Иване Грозном. Но режим во время его царствования, которое официально началось в 1598 году, после смерти Федора, вполне можно назвать полицейским.
Это режим оказался довольно тяжел для всего населения страны. Никто не чувствовал себя ни одну минуту в безопасности: знакомые, слуги, родственники всегда могли донести, и последствия этого могли быть самые печальные. Правда, казни применялись мало, «воров» в основном отправляли в ссылку; но ссылку тоже счастливой долей не назовёшь…
Таким образом, правительство Бориса Годунова, несмотря на очень разумную внешнюю политику, несмотря на то, что была налажена хозяйственная жизнь страны, сделаны большие государственные запасы, упорядочена налоговая система, было мало популярно в народе. Недовольство политикой Бориса зрело во всех сословиях и было вызвано, прежде всего, «пережитками прошлого», то есть сохранением при Борисе наследия царствования Ивана Грозного в виде застенков и системы тотального доносительства. Всеобщее недовольство должно было найти выход, и оно нашло его в поддержке Самозванца».
Гумилев Л. Н. От Руси к России, с. 227–229
Достигнутая за время царствования Федора Ивановича — усилиями Бориса Годунова и его правительства — определенная стабилизация экономического положения общества отсрочила социальный взрыв, назревший к концу царствования Ивана IV. Однако стабильность удалось обеспечить только благодаря мощному давлению государства на все сословия. Крестьяне стали крепостными, а политически активные элементы (бояре, дворяне, богатые купцы и ремесленники) лишились какой-либо возможности влиять на политику. Монашеский клобук, ссылка, тюремное заточение ждали оппозиционеров из числа знатных людей; смертная или торговая казнь были уделом бунтовщиков «подлого звания».
В 1601–1603 годы Московское государство постигло страшное бедствие: вследствие заморозков погибал почти весь урожай. Наступил неслыханный голод. Как установили в наше время ученые, причиной тому стало колоссальное извержение вулкана в Южной Америке, расположенного в Перу, случившееся во второй половине 1600 года. Он изверг в атмосферу Земли огромное количество пыли, пепла и сернистого газа. В результате произошли глобальные изменения климата. На территории Московской Руси в 1601–1603 гг. снег выпадал в июле и августе, а заморозки случались во все три летних месяца. В результате, несмотря на все старания Годунова и его правительства, в некоторых районах страны вымерло до половины населения!
Кстати говоря, голод был и в Литве. Вот как повествует о нем «Баркулабовская летопись»:
«А коли вже была весна в року 1602, тот наход людей множество почали мерти; по пятеру, по тридцати у яму (хоронили). Хворых, голодных, пухлых многое множество, — страх видети гневу Божого… А так мерли одны при местах, на вулицах, по дорогах, по лесах, на пустыни, при роспутиях, по пустых избах, по гумнах померли. Отец сына, сын отца, матка детки, детки матку, муж жену, жена мужа, покинувши детки свои, розно по местах, по селах разышлися, один другого покидали, не ведаючи один о другом, — мало не вси померли (чуть ли не все умерли).
А коли тот наход у ворот, албо в дому у кого стоячи хлеба просили, отец з сыном, сын со отцем, матка з дочкою, дочка з маткою, брат з братом, сестра з сестрою, муж з жоною, тыми словы мовили силне, слезне, горко, мовили так: «Матухно, зезулюхно, утухно, панюшко, сподариня, слонце, месец, звездухно, дай крошку хлеба!». Тут же подле ворот будет стояти з раня до обеда и до полудня, так то просячи; тамже другий под плотом и умрет.
Того ж року на Страстной недели во среду гром загримел велми грозный з дождем и з бурею немалою. А то был знак недобрый и праве злый, бо на десятой недели, в четверток великий, страшный был мороз: што было цветов, то все поморозил… Што было огородных речей — капуста, ботвинье, цибуля, маки, горохи, ячмень, ярица, то все мороз побил — чого в великим плачем было видети тых людей голодных, которые толко огороды были засеяли, а жита не починали».
* * *
Запасы хлеба в Московии были велики. Но богатые собственники — бояре и монастыри — взвинтили цены на него до того, что хлеб стал недоступен большинству населения. Вот что писал о страшном голоде свидетель описываемых событий, немец Конрад Буссов:
«Неслыханно обильная милостыня, которую он (царь Борис) раздавал во время длившейся несколько лет подряд великой дороговизны, не спасла бедный народ от сильного голода и мора в его стране, и люди гибли тысячами. Эта дороговизна началась в 1601 году и продолжалась до 1604 года… и голод во всей стране был сильнее, чем даже при осаде Иерусалима, о чем можно прочесть у Иосифа Флавия, когда евреи ели собак, кошек, крыс и мышей, даже кожу со старых седел и сапог…
Но, клянусь Богом, истинная правда, что я собственными глазами видел, как люди лежали на улицах и, подобно скоту, пожирали летом траву, а зимой сено. Некоторые были уже мертвы, у них изо рта торчали сено и навоз, а некоторые (прошу прощения) пожирали человеческий кал и сено. Не сосчитать, сколько детей было убито, зарезано, сварено родителями, родителей — детьми, гостей — хозяевами и, наоборот, хозяев — гостями. Человеческое мясо, мелко-мелко нарубленное и запеченное в пирогах, т. е. паштетах, продавалось на рынке за мясо животных и пожиралось, так что путешественник в то время должен был остерегаться того, у кого он останавливался на ночлег.
Когда из-за ужасной дороговизны и голода начались столь страшные, бесчеловечные и в некоторых местностях ни когда не слыханые убийства и на всех улицах ежедневно стали находить множество трупов людей, умерших от голода, и об этом сообщили царю Борису, надумал он эту беду и Божью кару отвратить своей казной. И приказал у наружной городской стены, которая в окружности составляет четыре немецких мили, с внутренней стороны отгородить четыре больших площади, куда ежедневно рано утром собирались бедняки города Москвы. И каждому давали одну деньгу, а их 36 идет на талер. Такое благодеяние побуждало бедных поселян бросать и покидать дома всё и бежать с женами и детьми в Москву, чтобы тоже получить эти деньги. Бедняков там собралось такое множество, что ежедневно на них тратилось до 500 000 денег (что составляет 13 888 талеров и 32 медных гроша).
