Антисемитские настроения впервые дали себя знать в Риме вскоре после принятия христианства Константином Великим в IV веке; с каждым столетием они усиливались. Но именно при Павле IV евреев согнали в гетто, запретили торговать какими бы то ни было товарами, кроме продовольствия и поношенной одежды, оставили им по одной синагоге в каждом городе (в Риме семь синагог было уничтожено), заставили говорить только по-итальянски и носить желтые шапки при выходе на улицу. Булла «Cum nimis absurdum» («Ибо слишком абсурдно») 17 июня 1555 года, где устанавливались эти и многие другие ограничения, оставалась в силе три следующие столетия.
Следующим после евреев объектом ненависти Павла IV стали испанцы — что неудивительно, так как он происходил из старинного неаполитанского рода. Тем не менее его неумеренность, как всегда, завела его слишком далеко. Он не мог простить императору Карлу, что тот заключил Аугсбургский мир, уступив, согласно его условиям, лютеранам все территории Германии, где правители придерживались лютеранского вероисповедания (благодаря этому уладился раздиравший страну конфликт)[246]. Через два года, отказавшись от нейтралитета, которого придерживались его непосредственные предшественники, и не обращая внимания на тот факт, что теперь Карл стал рьяным поборником католической контрреформации, он вступил в союз с французским королем Генрихом II и объявил войну Испании. Результатом стала катастрофа. Испанский вице-король Неаполя, герцог Альба, двинул армию на север, и римляне приготовились к новой осаде; к счастью для папы, Альба проявил милосердие: он захватил Остию, но пощадил Рим. Великодушие герцога проявилось и в том, каковы оказались условия заключенного затем в Каве мирного договора. Однако сердце папы так и не смягчилось. Его ненависть к Габсбургам простиралась так далеко, что стала причиной его ссоры со снохой Карла, королевой Марией I Английской, вернувшей свою страну в лоно католицизма. Он заставил уважаемого всеми кардинала Поула сложить полномочия легата, призвал его в Рим, требуя от него ответа на обвинения в ереси, и вообще вел себя столь вопиющим образом, что его поступки во многом побудили королеву Елизавету — единокровную сестру и преемницу Марии — вновь ввести в Англии протестантизм.
Частичную ответственность за действия папы (в особенности когда дело касалось Испании), вероятно, должны разделить с ним два его племянника: Карл (которому он также даровал кардинальскую шапку) и Джованни (которого он сделал герцогом Палиано) — жалкие, ничтожные люди. Несмотря на присущую им продажность, он всецело доверял им — до тех пор, пока где-то за шесть месяцев до смерти у него наконец не открылись глаза. Понтифик немедленно лишил обоих всех должностей и титулов и изгнал из Рима, но было поздно: нанесенный ими ущерб невозможно было исправить. Сам он также не смог оправиться от потрясения. 18 августа 1559 года Павел IV скончался, став самой ненавистной фигурой на папском престоле в XVI веке. Когда весть о его смерти распространилась по Риму, население пережило настоящий взрыв радости. Первым делом толпа ринулась на здание инквизиции: его разнесли до основания и выпустили всех заключенных. После этого люди двинулись на Капитолий, опрокинули установленную там статую папы, отбили ей голову и сбросили ее в Тибр.
Затем последовал долгий конклав. Четыре месяца сохранялось тупиковое противостояние французских и испанских кардиналов, и нового папу не могли избрать до самого Рождества. Джованни Анджело Медичи, сын скромного нотариуса из Милана, не имевший никакого отношения к своим великим тезкам-флорентинцам, принял имя Пия IV (1559-1565). Различие между ним и его вселявшим в сердца страх предшественником оказалось огромно; впрочем, такое случилось бы, окажись на его месте кто угодно. Павел, несмотря на все свои недостатки, отличался благочестием и в этом смысле вел себя безупречно; Пий даже не стремился скрывать, что является отцом троих детей. Павел был аскетом, столь суровым, что, как говорили, когда он шагает по Ватикану, из-под его подошв будто разлетаются искры; Пий держал себя свободно и любил дружеское застолье. Он возобновил работу Тридентского собора; постарался вернуть доверие Габсбургов, установив дружеские отношения с сыном Карла Филиппом II Испанским и его братом — императором Фердинандом I[247]; ограничил власть инквизиции; существенно сократил папский Индекс (уже было понятно, что на практике этот документ не имеет силы); арестовал двух негодяев, племянников Павла. (Один из них, герцог Палиано, задушил собственную жену, заподозрив ее в измене, и собственной рукой заколол ее предполагаемого любовника; после того как невиновность женщины была доказана, обоих арестованных казнили.)
Нельзя сказать, что сам Пий полностью чуждался непотизма, но ему гораздо больше повезло с племянником. Карло Борромео (впоследствии канонизированный), которого папа сделал кардиналом и архиепископом Миланским, вошел в историю как один из величайших реформаторов и правителей своего времени; именно он главенствовал на заключительных сессиях Тридентского собора. В Милане введенная им строгая дисциплина настроила против него многих, но он трудился не покладая рук, помогая бедным и больным, в особенности в течение ужасного чумного 1576 года. В наши дни репутация племянника подчас затмевает в наших глазах репутацию дяди, но и достижения самого папы весьма впечатляют. Именно он с помощью архиепископа привел работу собора к завершению, закрепил его постановления в булле «Benedictus Deus» («Благословен Господь») и сделал очень многое для того, чтобы они оказались приняты католиками по всей Европе. Он также начал работу по составлению катехизиса, переработке требника и другой использовавшейся на богослужении литературы, хотя к моменту его смерти она все еще продолжалась. Наконец (что, впрочем, немаловажно) он возродил традиции Ренессанса, поощряя художников и ученых, основывая университеты и типографии и возводя новые здания; благодаря ему Рим обогатился прекрасными постройками, в том числе Пневыми воротами (Porta Pia) и церковью Санта-Мария-дельи-Анджели в термах Диоклетиана.
Главная неудача, постигшая Пия, оказалась связана с его попытками остановить распространение протестантизма в Англии и Франции. Он отказался от мысли отлучить королеву Елизавету, напрасно надеясь на то, что сможет убедить ее остаться верной фанатичному католицизму Марии. Тем временем он послал крупные суммы денег королю Франции, дабы поддержать его в борьбе с гугенотами. Естественно, он испытал разочарование, увидев, что Елизавета продолжает активно поддерживать англиканскую церковь, основанную ее отцом, и что гугеноты продолжают усиливаться. Однако перед кончиной, наступившей в декабре 1565 года, он все же мог окинуть мысленным взором шесть особенно плодотворных лет и поздравить себя с тем, что оставляет церковь в куда лучшем состоянии, чем она была при его вступлении на престол.
* * *
Однако затем, увы, маятник качнулся в другую сторону. Архиепископ Карло Борромео, дав понять, что не претендует на папскую тиару, в конце концов порекомендовал ужасного кардинала Антонио Микеле Гислиери. В юности Гислиери был пастухом — квалификация вполне подходящая для будущего папы, пастыря стада Христова. Позднее, однако, папа назначил его генералом инквизиции, что куда хуже характеризовало будущего понтифика. Пий V (1566-1572) — можно только удивляться, почему он не принял имени Павел — весьма напоминал Карафу Будучи настоящим аскетом (став папой, он продолжал носить под роскошным облачением власяницу и грубую одежду доминиканцев, более того, регулярно участвуя в процессиях кающихся, шел босиком и с непокрытой головой), он ожидал, что все его окружение будет придерживаться столь же строгого аскетизма. Он издал целую серию постановлений, направленных на искоренение богохульства (богатых богохульников подвергали крупным штрафам, бедных — порке), а также на то, чтобы ни один из праздников не был забыт и все посты соблюдались. Он запретил докторам лечить больных, если те не исповедовались или давно не причащались.
Как всегда, главным жупелом стал секс. Убедившись, что он не в состоянии полностью извести проституцию, папа издал постановление, предписывавшее высечь всех незамужних проституток, а мужчин, виновных в содомии, сжечь на костре. Лишь с трудом его удалось убедить не объявлять адюльтер государственным преступлением. Однако отныне ни один холостяк не мог нанять в услужение женщину; монашкам запрещалось держать кобелей. Женщинам запретили осматривать ватиканские коллекции классической скульптуры. Фигуры на фреске работы Микеланджело в Сикстинской капелле, изображающие Страшный суд, были из соображений благочестия записаны. Через несколько месяцев весь Рим сокрушался о том, что Пий вознамерился превратить город в гигантский монастырь.
