Концевая эскадра англичан первая открыла огонь с дистанции всего лишь 5 миль. В ближайшие минуты к этому огню присоединилась большая часть британского флота. Но Джеллико, быть может, слишком опасаясь потерь, приказал своей концевой эскадре построиться позади него — говоря техническим языком, повернуть на восток и идти ему вслед. Этим он оттянул эскадру дальше от противника. А в этот момент и Шеер решил уйти. Он так торопился вырваться из лап Джеллико, что не только совершил новый поворот «все вдруг» (правда, уже менее чисто, чем первый), опять-таки пользуясь прикрытием дымовых завес и атак миноносцев, но и бросил свои линейные крейсера в «рейд смерти».
Это оказалось наиболее эффективным средством спасения, так как, еще издалека увидев, как миноносцы выпускают мины, Джеллико изменил свой курс двумя быстрыми поворотами по два румба каждый (в сумме 22,5°). Этот поворот был маневром, который большинство во флоте признало наилучшим выходом — хотя меньшинство ядовито указывало, что угроза атак миноносцев была переоценена, и пользование этим маневром ведет к отрицанию наступательной ценности линейных кораблей и крейсеров.
Трудно решить здесь, кто прав, а кто нет. Можно прийти только к логическому выводу, что если такая предосторожность была необходима, то вместе с тем она являлась признанием слабости и подтверждала, с какой легкостью наступательные попытки крейсеров и дредноутов могут быть парализованы несоизмеримо более дешевым боевым средством — эскадренными миноносцами. В данном сражении эта предосторожность может быть оправдана тем, что лишь один британский линейный корабль получил торпедное попадание. Оправданием мнения меньшинства может служить то, что этот линейный корабль был поврежден незначительно и остался в строю.
Как средство спасти германский флот эта атака эскадренных миноносцев оказалась не только наиболее действенной, но и наиболее дешевой, поскольку всего лишь один из них оказался потоплен огнем британских легких крейсеров. Между тем германские линейные крейсера пострадали серьезнее. «Лютцов» был выведен из строя еще раньше, чем начался «рейд смерти», а остальные четыре крейсера получили несколько попаданий снарядами британцев в те немногие минуты, пока сигнал Шеера об отбое не приостановил исполнения над ними смертного приговора. Тактический эффект атаки миноносцев выразился исключительно в том, что когда германский флот шел на запад, британский Гранд-флит уходил в противоположную сторону.
Четверть часа спустя, решив, что мины уже выпущены и опасность больше не грозит, Джеллико выправил свой поворот, уводивший его от противника, понемногу меняя курс к югу. Только в 8 часов вечера он повернул на запад. Это промедление, безусловно, заслуживает критики. Ведь для того, чтобы сохранить свое тактическое преимущество, которое заключалось в том, что он оказался поперек пути отступления противника, желательно было одновременно отогнать его прочь от побережья и не терять с ним соприкосновения. Тогда у противника было бы меньше шансов проскользнуть в темноте мимо подвижного заграждения британцев.
Критики особенно упирают на тот факт, что после того, как Битти в 7:40 вечера снова увидел противника, он десять минут спустя послал по радио следующее донесение Джеллико:
«Предлагаю приказать, чтобы головные линейные корабли следовали за мной. Тогда мы сможем отрезать весь неприятельский флот».
Но как красиво это ни звучит, и как ни великолепен был замысел, историческое значение этого предложения умаляется тем, что прежде, чем оно было расшифровано и вручено Джеллико, последний уже сам повернул на запад, а сам Битти продолжал держать курс на юго-запад, как это явствует из его последующих донесений. Более того, германский флот был уже отрезан от своей базы. Быть может, Битти послал донесение Джеллико сгоряча, еще не разобравшись в обстановке. Его следующий приказ своим легким крейсерам, предлагавший отыскать голову колонны противника, шедшего теперь на юг, как будто свидетельствует за такое объяснение. Более того, ему удалось самому нащупать противника, так как, попав под огонь его эскадры после 8:23 вечера, германцы вновь быстро уклонились на запад. А то, что они благодаря этой встрече потеряли свой курс на юг, только помогло им позднее удачно проскользнуть мимо британского хвоста.
Лучший и безусловно единственный шанс сблизиться с германцами был упущен в те полчаса, которые последовали за их поворотом назад в 7:20. Теперь же основным вопросом являлось, удастся ли Джеллико преградить дорогу германскому флоту в течение ночи и сможет ли он с рассветом вновь атаковать, имея впереди целый день для боя и используя свое стратегическое преимущество, к которому теперь прибавилось и преимущество в силах.
Когда около 9 часов вечера покров тьмы спустился над морем, он не только усилил туман всего этого дня, но превратил его в непроницаемую пелену. Британский Гранд-флит потерял преимущества, которые ему давали его дальнобойные орудия; миноносцы выигрывали, так как они могли с меньшим риском сближаться с неприятелем, а флот в целом с трудом мог отличить друга от недруга.
Джеллико благоразумно отказался от ночного боя, так как это означало бесцельно рисковать своими силами. Поэтому он решил помешать противнику найти свободный путь домой в течение пяти с половиной часов ночи до рассвета.
Имелось три вероятных пути отступления немцев, причем каждый из них вел по расчищенному каналу между минными полями, покрывавшими подступы к Гельголандской бухте и германским гаваням. Один путь на востоке вел на Хорнс-Риф и дальше вниз к датским берегам. Другой, более центральный, также вел мимо Гельголандской бухты. Третий — на крайнем юго-западе — начинался близ германского побережья и вел на восток. Расстояние до него было 180 миль. Это был самый дальний путь, а потому меньше всего можно было рассчитывать, что противник им воспользуется.
Джеллико справедливо мог опасаться, что хитрый противник захочет воспользоваться именно этим маршрутом, если бы этому не препятствовало одно очень важное обстоятельство: меньшая скорость хода германского флота по сравнению с британским.[89] Если бы германский флот обладал равной или большей скоростью, последний путь предоставил бы германцам больше шансов и пространства, чтобы избежать британского охранения в течение ночных часов. Но этих данных не было, и германцы оказались достаточно умны, чтобы пойти на больший непосредственный риск, связанный с более короткой дорогой.
Джеллико не хотел совсем снять охранение с одного пути, чтобы лучше прикрыть два остальных. И он выбрал метод «облавы», который до известной степени примирял трудности прикрытия всех дорог. Такой метод действий оставлял германцам только один выход — прокрасться за Джеллико между колоннами главных английских сил и их арьергардами и проложить курс прямо на Хорнс-Риф.
Следовательно, можно было полагать, что Джеллико проявит особое внимание к любым признакам попытки врага пройти позади него.
В 9:17 вечера Джеллико отдал флоту приказ на ночное крейсерство. Линейные корабли были сведены в три параллельные колонны, двигавшиеся курсом на юг со скоростью в 17 узлов. Миноносцы были сосредоточены в 5 милях позади главных сил. Такое построение удлиняло поисковый барьер и вместе с тем защищало тыл флота от атак миноносцев противника, а главное — предупреждало риск ошибок при установлении в темноте идентичности того или иного судна. Если бы линейные корабли заметили миноносцы, или же, наоборот, миноносцы заметили крупные корабли, то каждый мог уже знать, что туманные формы, движущиеся в темноте — это противник. Сам Битти занял свое место на западном фланге Гранд-флита, то есть на фланге, обращенном к противнику, выдвинув вперед свои крейсера.
Историческое значение этого ночного построения было в том, что оно исключала возможность всяких попыток со стороны германцев обогнуть британцев либо пройти южнее их. Таким образом, это построение могло стать еще одной причиной для особенной бдительности к малейшим попыткам противника пройти за спиной британского флота.
Построение Гранд-флита можно символически и метафорически сравнить со строением традиционного британского льва: линейные и легкие крейсера Битти были его носом и ушами, а эсминцы — хвостом. Но, увы, нос ничего не почуял, уши лишь кое-что слышали, хвост слегка трепетал, однако лев как целое оставался столь же величественно неподвижен, как и львы, окружающие колонну Нельсона.
Необходимо предварительно остановиться еще на одном моменте, а именно на решении Шеера. Оно было простым и нехитрым, что до некоторой степени облегчало задачу его парирования. Создается такое впечатление, что именно отчаяние в предвидении мрачных перспектив завтрашнего дня вдохновило Шеера на такое решение. Он остановил свой выбор на кратчайшем пути домой — через Хорнс-Риф, готовый понести тяжелые потери, но прорваться во что бы то ни стало. В противовес Джеллико он, по крайней мере, чувствовал, что счастье ночной встречи скорее улыбнется ему и окажется другом его смелой попытки.
