в Бристоле, взял имя Джона Кэбота, и сумел добиться аудиенции у Генри VII. То есть, так говорит официальная биография Кэбота.
Тем не менее, было бы невероятно наивно предполагать, что никому не известный моряк-иностранец мог запросто попасть на прием к королю, да ещё и получить от него такую лицензию: “Be it knowen that we have given and granted, and by these presents do give and grant for us and our heiress to our welbeloved John Cabot citizen of Venice, to Lewis, Sebastian, and Santius, sonnes of the sayd John, and to the heires of them, and every of them, and their deputies, full and free authority, leave, and power to saile to all parts, countreys, and seas of the East, of the West, and of the North, under our banners and ensignes, with fine ships of what burthen or quantity soever they be, and as many mariners or men as they will have with them in the sayd ships, upon their owne proper costs and charges, to seeke out, discover, and finde whatsoever isles, countreys, regions or provinces of the heathen and infidels whatsoever they be, and in what part of the world soever they be, which before this time have bene unknowen to all Christians: we have granted to them, and also to every of them, the heires of them, and every of them, and their deputies, and have given them licence to set up our banners and ensignes in every village, towns, castle, isle, or maine land of them newly found” [126].
Нет, что-то было с Кэботом не так просто, потому что ходили слухи о том, что из Венеции он уехал не вполне открыто, а практически бежал. И свой первый рейс, во время которого он нашел то ли Ньюфаунленд, то ли Лабрадор, он, видимо, осуществил за свой счет, на небольшом суденышке Matthew с 16 членами команды. То есть, кто-то ему из бристольцев покровительствовал, это понятно. По слухам, покровителями могли быть и вездесущие флорентийские банкиры, через которых на аудиенцию к королю было действительно легко попасть, ведь потому он и привечал, чтобы использовать отлично развитую информационную сеть этой братии. К тому же, есть сведения, датировка которых могла быть впоследствии изменена сыном Кэбота, но если она реальна, то в активе у отважного моряка уже был рейс к берегам Америки, то есть к королю он пришёл не с пустыми словами.
В любом случае, ко двору короля он явился осенью 1497 года победителем, получил от его величества пожизненную пенсию в 20 фунтов, и обещание снарядить целый флот для следующей экспедиции. А послы из Италии наблюдали за тем, как толпы почитателей Кэбота бегали за ним, нагруженным картами и планами. Надо сказать, что свое слово король сдержал. Пять небольших судов он действительно снарядил, вот только команда для них была собрана по всем тюрьмам Англии — что, в общем-то, стало в Европе уже почти обычаем для таких рейсов. Особенность планов Кэбота была в том, что он искал морские проходы к богатым землям не на юге, как все остальные, а на севере, но не секрет, что плавание по северным водам было предприятием суровым.
Отплывший в 1498 году Кэбот сумел попасть в Северную Канаду, обогнуть Гренландию, и, через Атлантику, попасть в Ирландию, а оттуда — домой, в Бристоль. Но что случилось с самим Кэботом, и вернулся ли лично он в Англию — не известно. Он вполне мог остаться в английской колонии или «миссии», которую часть его экипажа основала на территории Северной Америки [127]. Основателем миссии мог быть августинский фриар [128] и покровитель Кэбота, Джиованни Антонио Карбонарис. И эта миссия могла потом стать городом Carbonear. Известно, что пенсия Джону Кэботу перестала выплачиваться в 1499 году. Что бы это ни значило. Его сын Себастиан с флотилией вернулся.
В общем, послам было о чем писать своим правителям, и они захлебывались от восторга. Тем не менее, в главном они, в своих хвалебных отзывах, не ошибались: для демонстрации такого поведения, Генри VII должен был быть абсолютно уверен в своей власти и спокоен относительно будущего. Вряд ли итальянцы также преувеличивали впечатление, которое произвела на них жизнь в придворных английских кругах. Да, к тому времени король уже собрал вокруг себя и флорентийских банкиров, и голландских мастеров ремесел, и испанских кожевников, и бретонских и французских служащих, и бургундских модельеров. Разумеется, англичане по поводу «этих дьявольских иностранцев» брюзжали, но, собственно, подобная конкуренция заставляла их из кожи вон лезть, чтобы доказать, что и они не лыком шиты.
Прошло некоторое время, прежде чем Раймондо да Сончино начал видеть детали за тем сверкающим фасадом, который так пленил его изначально. Но он все-таки начал замечать, что хотя король был спокоен и мудр, он не доверял решительно никому. И что хотя Генри VII был действительно богат, богатство это собиралось потому, что не имеющий ни к кому доверия король предпочитал иметь дело с наемниками. Собственно, испанский посланник в Шотландии, Педро де Айала, вернувшийся в Лондон якобы поправлять здоровье, достигнув мира между Шотландией и Англией, обратил внимание Сончино на то, что Генри VII не на столько богат, сколько жаден до денег. И что он никак не может быть так велик и могущественен, как любит о себе думать, потому что, опять же, жаден до денег. Он, вроде, и охотится, и совещается с советниками, как все нормальные короли, но чем он занимается в любую свободную минуту? Запирается у себя в палате, и своей рукой ведет счетные книги! И подданные своего короля не любят, а просто-напросто боятся.
Тем не менее, уничижительные реплики об английском короле, нашептываемые де Айалой в уши своим коллегам, не мешали окопаться ему в Англии и проводить в компании короля столько времени, сколько было возможно. Что, в свою очередь, не мешало ему тайно лоббировать брак Джеймса Шотландского с инфантой Марией, а вовсе не с дочерью Генри VII, которую он уничижительно обзывал за глаза «болезненной сопливой пигалицей». Что, опять же, не мешало ему загребать обеими руками любые подарки у «жадного короля», и подарки эти скудными не были. В общем, этот деятель не был сосудом чистоты в своих суждениях, но он совершенно правильно указал на один момент в политике короля, который вряд ли в те годы приходил на ум англичанам: «Он хочет править, как король Франции». И
