Веками войне на Востоке учились как искусству, тогда как на Западе она оставалась всего лишь жестокой схваткой. Молодой франкский аристократ считал свое военное образование законченным, когда мог твердо сидеть на своем боевом коне и ловко владеть копьем и щитом. Византийский патриций, умевший не хуже обращаться с оружием, к практическим знаниям добавлял теоретические, изучая труды Маврикия, Льва, Никифора Фоки и других авторов, от книг которых до нас дошли только названия. Результаты этих противоположных представлений в двух разделенных частях Европы можно было ожидать. Западные военные, хотя и считали войну самым важным занятием в жизни, неизменно терялись, когда сталкивались с противником, тактика которого была им неизвестна. Восточные военачальники, с другой стороны, гордились тем, что знают, как одержать верх над славянами или тюрками, франками или арабами, применив в каждом случае тактические приемы, лучше всего подходившие против конкретного противника.
Указания императора Льва VI на случаи различных чрезвычайных обстоятельств поражают как разнообразием задач, стоящих перед византийским военачальником, так и утилитарным подходом к их осуществлению. Они фактически служат ключом ко всей системе военного искусства, как его понимали в Константинополе. Согласно Льву VI, «франк думает, что отступление, какими бы ни были обстоятельства, должно считаться позорным; следовательно, он станет сражаться, когда бы вы ни предложили ему сражение. Вы не должны этого делать до тех пор, пока не обеспечили себе все возможные преимущества, поскольку его конница, с длинными пиками и большими щитами, атакует стремительно и мощно. Вам следует стараться тянуть время и, если возможно, вести его к гористой местности, где конница менее боеспособна, чем на равнине. Через несколько недель без крупного сражения его войскам, восприимчивым к усталости, надоедает война, и очень многие разъезжаются по домам... Вы обнаружите, что он совершенно беззаботен относительно боевого охранения и разведки, так что можно без труда отрезать внешние отряды его воинов и напасть врасплох на его лагерь. Поскольку его силы не связаны дисциплиной, а лишь родством или клятвами, совершив нападение, они действуют беспорядочно; поэтому можно симулировать отступление, а затем, видя, что у них полностью нарушен порядок, повернуть навстречу. Правда, в целом легче и с меньшими жертвами измотать франкскую армию мелкими стычками и затяжными боевыми операциями, чем пытаться уничтожить ее одним ударом»[26].
Главы, откуда взяты данные указания, представляют двоякий интерес. Они дают нам картину западной армии ГХ или X века, как раз периода развития феодальной конницы, изображенную разборчивой рукой противника. Они также свидетельствуют о характерных силе и слабости византийской военной науки. С одной стороны, мы отмечаем, что наставления Льва практичны и действенны; с другой стороны, видим, что они исходят из предположения, что имперские войска будут обычно действовать в обороне – ограничение, которое должно существенно ослабить их боеспособность. Правда, это была тактика, благодаря которой восточным императорам удавалось 400 лет оборонять итальянские провинции от нападений лангобардов или франков.
Система, рекомендуемая Львом VI для противодействия «туркам» («тюркам» – под этим названием у него идут и мадьяры (венгры), и племена, обитающие к северу от Понта Эвксинского (Черного моря), во всех отношениях отличается от наставлений, направленных против западных стран. Тюркские армии состояли из бесчисленных отрядов легких конников, вооруженных метательными копьями и ятаганами (никаких ятаганов (известны с XVI в.) и даже настоящих сабель еще не было. Примерно в V в. у тюрок в Северном Причерноморье появились прямые однолезвийные мечи, а сабли здесь же в VIII в. – Ред.), но победы ради полагавшихся на стрелы. Их тактика, по существу, повторяла тактику Аттилы и предвосхитила тактику Алп-Арслана и Батыя. Тюрки «страшно любили устраивать засады и идти на всякого рода хитрости» и отличались тщательной расстановкой часовых, так что на них редко, а то и вообще невозможно было напасть неожиданно. Однако в открытом поле византийская тяжелая конница легко их одолевала, поэтому конникам рекомендовалось сразу идти на сближение и не обмениваться с тюрками стрельбой из луков на расстоянии. Плотное построение пехоты тюрки прорвать не могли и, по существу, не были склонны ее атаковать, поскольку луки византийских пеших лучников доставали дальше и тем самым их кони были подвержены опасности быть пораженными до приближения на дальность собственной эффективной стрельбы. Доспехи защищали тела тюркских воинов, но не туловища их боевых коней, и воины могли оказаться спешенными, а в таком положении они были уязвимы; степной кочевник никогда не любил драться пешим. Поэтому решительное сражение с тюрками было желательным; но поскольку они могли быстро сосредоточиваться после боя, преследовать их было всегда необходимо с опаской и не терять управления войсками во время погони.
Из этих указаний сразу видно, насколько боеспособность византийской пехоты отличалась от легионов древних времен. Римские воины I века до н. э., вооруженные лишь мечом и копьем, уничтожались издали парфянскими конными лучниками (тяжелая пехота; предварительно парфяне нейтрализовали римскую легкую пехоту и конницу. – Ред.). Теперь же принятие пехотой на вооружение лука изменило положение, и в перестрелке в невыгодном положении оказывался конный лучник. Не мог он надеяться изменить исход сражения и прямой атакой, поскольку «скутати» (копьеносцы с большими щитами), образовывавшие передний ряд византийской «тагмы», могли не подпустить к себе конников, вооруженных не тяжелыми копьями западного образца, а всего лишь мечами и короткими копьями. Поэтому тюрки избегали столкновений с имперской пехотой и пользовались своим превосходством в мобильности, чтобы избегать с нею прямых столкновений. Достать тюркских всадников могла, как правило, только конница.
Тактика, рассчитанная на успех против славян, заслуживает мало внимания. У сербов и словенцев конницы почти не было, и они главным образом были страшны имперским войскам в горах, где их лучники и копьеносцы, расположившись на недоступных позициях, могли издалека беспокоить захватчика, или же копьеносцы могли внезапно нападать на фланги передвигающихся колонн. Такие нападения могли быть сорваны при соблюдении надлежащей бдительности, если же славян заставали врасплох во время их грабительских вылазок в долины, имперская конница могла затоптать их или зарубить. (Автор ничего не сообщает о войнах империи со славянами, описанных, например, Феофилактом Симокаттом. Конные и пешие славянские воины, применение ими не только стрел и копий, но и осадных орудий – все это подробно описано византийскими авторами, а Иоанн Эфесский даже написал, что «славяне научились вести войну лучше, чем римляне». Сила натиска славян ослабла только после появления на территориях севернее Дуная аваров (с 557 г., выходцы из Северного Китая (жужани) – после гуннов нового страшного врага славян. – Ред.)
С другой стороны, в отношении сарацин (арабов) требовалась величайшая осторожность и сноровка. «Из всех варварских народов, – пишет Лев VI, – они были лучше всех информированными и самыми предусмотрительными в своих военных операциях». Если надо отбросить и обратить в беспорядочное бегство по ущельям Тавра «дикого богохульствующего сарацина», командующему, которому предстоит иметь дело с ним, требуется все его тактическое и стратегическое умение, войска должны быть высокодисциплинированны и уверены в себе.
Арабы, которых в VII веке вели на завоевание Сирии и Египта, своими победами не были обязаны ни превосходству своего вооружения, ни совершенству боевых порядков. Фанатичная смелость фаталиста позволяла без страха противостоять лучше вооруженным и дисциплинированным войскам. (Арабский боевой порядок был по-своему совершенен. Бой начинала первая линия, «Утро псового лая». Наращивала силу удара вторая линия, «День помощи». Была также третья линия, «Вечер потрясения», дополнительная конница, на флангах («Аль-Ансари» и «Аль-Мугаджери») и последний резерв, «Знамя пророка». – Ред.) Правда, обосновавшись на новых местах, когда первый взрыв энергии иссяк, арабы не пренебрегли возможностью поучиться у покоренных народов. Византийская армия также послужила образцом для вооруженных сил халифов. «Они скопировали у римлян большую часть военных дел, – пишет Лев VI, – как вооружение, так и стратегию. Подобно имперским командующим, они полагались на облаченных в доспехи копейщиков; но и сарацин, и его боевой конь изначально уступали противнику. При количественном равенстве конского и людского состава византийцы были тяжелее, мощнее и, когда дело доходило до конечного удара, брали верх над выходцами с Востока».
