Задача нижеследующих очерков и будет состоять в том, чтобы рассмотреть описанные здесь общие исторические процессы как бы сквозь призму быта. Остается ответить на вопрос: "зачем?" — зачем пытаться понять быт римлян через римскую историю, а их историю через их быт?
В наиболее общей форме ответ на этот вопрос был дан в самом начале книги. — При всей разноплановости и разносистемности процессов исторического развития общества с одной стороны и его быта с другой они неотделимы друг от друга; в повседневном существовании людей сказываются те же хозяйственные, политические, культурно-идеологические процессы, которые характерны для общества в целом; здесь, однако, они даны каждому на уровне непосредственно переживаемой реальности; лишь при учете этой реальности могут эти процессы быть поняты в той конкретности, в том богатстве особенного и индивидуального, приближение к которому составляет конечную цель всякого научного познания.
Человек "сам является основой своего материального, как и всякого иного осуществляемого им производства. Поэтому все те обстоятельства, которые воздействуют на человека, этого субъекта производства, модифицируют в большей или меньшей степени все его функции и виды деятельности"[53].
Но так обстоит дело лишь в общем, а общая суть его была ведь ясна уже после первого, теоретического, введения. Так зачем же все-таки Рим? Продолжим наши выписки из Маркса. "Все эпохи производства имеют некоторые общие признаки, общие определения… Однако это всеобщее или выделенное путем сравнения общее само есть нечто многообразно расчлененное, выражающееся в различных определениях"[54]. Вопрос не ставится так: что общего в соотношении истории и быта между античным Римом, Средними веками, нашим временем? Напротив того: что неповторимого, специфического обнаруживается в этом соотношении только и именно в древнем Риме, только и именно в средние века, только и именно в наше время. "Хотя наиболее развитые языки имеют законы и определения, общие с наименее развитыми, все же именно отличие от этого всеобщего и общего и есть то, что составляет их развитие"[55].
Целое — не результат отвлечения от особенностей отдельных состояний, а живое единство, вобравшее их в себя. Поэтому путь к решению вопроса о том, как в принципе соотносятся исторический процесс и бытовая повседневность, как "все те обстоятельства, которые воздействуют на человека", модифицируют "все его функции и виды деятельности" — путь этот лежит через исследование конкретных видов этих соотношений в отдельные исторические эпохи. Попробуем постичь его для древнего Рима, для его гражданской общины — тем самым, может быть, удастся сделать шаг и к пониманию всего многообразно расчлененного целого.
Рим от природы на редкость обилен водой. Город возник на левом, восточном берегу полноводного Тибра, на холмах, которые возвышались над сырой, заболоченной низиной. В нее стекали многочисленные ручьи, из склонов холмов били источники; воды здесь было столько, что начиная с VIII–VI вв. до н. э., еще при царях-этрусках, с ней пришлось начать борьбу, которая потом длилась столетиями, — осушать болота, заключать в трубы ручьи и речки, дренировать почву. Знаменитый римский Форум, застроенный базиликами и храмами, место пребывания сената, изначально представлял собой сочащееся влагой болото[56], жизнь лепилась лишь по его возвышенной северо-восточной окраине, и еще в эпоху наибольшего расцвета империи ключи упрямо и шумно пробивались сквозь его нарядно замощенную поверхность[57]. Вода была низкого качества, неприятная на вкус, но ее с избытком хватало на бытовые и производственные нужды, и город веками удовлетворялся ею. Природу никто не мыслил себе отдельно от общины, от ее верований и установлений, труда и истории; все вместе они образовывали здешний, обжитой, богами данный и ими охраняемый единственный свой мирок, непреложный и неизменяемый. Источники и реки были его частью, обиталищем богов или даже самими богами[58] — их дары надо было благодарно принимать, а не искать лучшего.
1. Римский Форум сегодня
Но человек всегда ищет лучшего, и один из самых разрушительных сдвигов в подобном мировосприятии обозначился тогда, когда в поисках лучшей воды он начал создавать колодцы. На фоне органического консерватизма архаической общины добывать воду, проникая в земные недра, считалось занятием кощунственным, неримским, ведовским; следы этого воззрения сохранялись и в историческую пору. Очевидным фактам вопреки считалось, что римляне не сами стали рыть колодцы, а их научили этому египтяне[59]; приемы поиска подземных водоносных мест (как на заре истории — поиска металлов) еще и при империи явно отдавали чем-то колдовским[60].
Так или иначе, колодцы стали рыть, и чем дальше, тем чаще, а чем шире они распространялись, тем больше совершенствовалась и изощрялась техника их создания. Наверное, все современные пособия по римским древностям обошел рассказ[61] о том, как весной 1928 г. несколько рабочих, ведших раскопки в Помпеях у северных, так называемых Геркуланских ворот, внезапно почувствовали, что земля под ними расступается, как они, разобрав почву и сгнившие доски, обнаружили уходившую в подземную тьму, казалось, бесконечной глубины шахту и как археологи, проведя тщательное ее обследование, смогли впервые дать детальное научное описание древнеиталийского колодца, стволом которого эта шахта оказалась.
Колодец, как выяснилось, был очень старый — III в. до н. э., и для столь ранней эпохи совершенство его поразительно. Шахта, диаметром около двух метров, слегка расширяющаяся по мере удаления от поверхности земли, тянется вниз более чем на двадцать метров и потом уходит еще на три метра в водоносный слой. При геологическом строении холма, на котором стоят Помпеи, ее приходилось не рыть, а прорубать — шестнадцать метров в твердой как базальт окаменевшей лаве, последние перед водой девять метров и более трех метров под водой — в туфе. Там, где шахта проходит через землю и туф, стены ее проведены совершенно ровно, а первые три метра от поверхности земли облицованы. Колодец у Геркуланских ворот дает яркое представление о неуклонном и постоянном стремлении италиков к лучшей воде и о техническом совершенствовании способов ее добывания.
2. Колодец со стелой в Помпеях
Насколько ко времени империи единообразно-всеобщим стало распространение колодцев, как они выглядели и какое изобилие воды могли обеспечить, видно на примере римского поселения на месте нынешнего Заальбурга в ФРГ. Оно было создано в конце I в. н. э., при Домициане, в качестве заставы на границе с германцами. С крепостью, где размещался гарнизон, вскоре слилась так называемая канаба — посад, где размещались склады, лавки и ютились пришлые дюди, мелкие торговцы, сожительницы солдат и их дети. У стен крепости бьет несколько источников, которые вполне могли обеспечить потребности небольшого гарнизона в воде. Тем не менее солдаты вырыли дополнительно еще двенадцать колодцев, и по мере роста канабы вода из них подавалась также по деревянным трубам в посад для нужд жителей. Вскоре оказалось мало и этого. Число колодцев росло стремительно, в общем совершенно непропорционально росту населения, и к концу жизни города достигло девяноста (на пока что раскопанной территории)[62].
Судя по заальбургским реконструкциям, подтверждаемым многообразным материалом из самых разных областей империи, римский колодец окружала загородка — так называемый puteal, — первоначальный смысл которой состоял в том, чтобы предупредить случайное падение в шахту. В первое время то была низкая деревянная коробка, прямоугольная; позже ее стали делать значительно выше, до одного метра, придавать ей цилиндрическую форму и складывать из камня. Над колодцем сооружалась крыша, защищавшая воду от солнечных лучей и загрязнения; по углам заальбургских puteal'oв до сих пор видны следы опор, которые ее поддерживали. Воду из колодца римляне доставали воротом или руками, спуская в шахту ведро[63]. Журавль и подобные приспособления, насколько можно судить, не использовались.
Интенсивность римского водоснабжения, обнаружившаяся в изобилии колодцев, их широком распространении и совершенствовании, раскрылась еще полнее в пришедших на смену колодцам водопроводах. Из отдаленных речек или прохладных горных ключей забирали они воду в местах, где она славилась особым вкусом и чистотой, и, доставив ее за многие километры в город, распределяли по частным домам, уличным резервуарам и общественным сооружениям. Весь этот путь вода проделывала по трубам — частью подземным, частью наземным, — сложенным из массивного камня, чтобы предупредить ее нагревание от солнечных лучей, снабженным отдушинами, чтобы обеспечить проветривание и сохранить свежесть, тщательно покрытым изнутри водонепроницаемой облицовкой[64].
