и сельское хозяйство, непрерывно существовало здесь, по крайней мере, до 1100 г. до н. э.
Поскольку нынешний Стамбул – настоящий слоеный пирог, раскопки в центре вести затруднительно. Но наверняка еще появятся и другие свидетельства существования в городе жизни в древние века. В отчетах (к великой досаде – неопубликованных) об исследованиях, которые археологи-водолазы провели в 1989 г. на причале для яхт Фенербахче (неподалеку от бухты Каламыш), говорится о том, что дайверам под толстым слоем водорослей удалось нащупать архитектурные сооружения – строения, в которых некогда вполне могли жить люди бронзового века. Ведь поблизости были найдены сосуды, насчитывающие 4000 лет {49}. Здесь вода и творит историю, и скрывает ее.
Кувшин с причала для яхт Фенербахче. Эти находки указывают на еще не раскопанное доисторическое поселение на азиатском берегу Босфора
Так с нами тихо говорят самые первые жители Стамбула, его уроженцы. Их историю нужно извлекать из-под земли и из темных босфорских вод. Это – переселившиеся в Стамбул эллины, громко заявляющие о своем присутствии. Греки, изобретшие само понятие «история» и потому очень ловко вписывающие себя в нее, утверждают, что древнее поселение Византий принадлежит им.
Пока Зевс, Гера и Ио выпутывались из горьких уз своего любовного треугольника, авторы эпических поэм поведали нам, что Ясон со своими аргонавтами (Гераклом, Орфеем, царем Нестором и другими – истинным собранием всей легендарной мощи Греции) во время своего дерзкого странствия по Черному морю проплывал мимо мест, где стоял Византий. Искусной работы фрески с греческого острова Фира (Санторини) с тщательно проработанными деталями (эти фрески чудесным образом сохранились в вулканических породах примерно с 1615 г. до н. э., когда на острове произошла самая крупная в истории человечества геофизическая катастрофа) подтверждают, что древние греки действительно первыми освоили плавание под парусами. И лишь они одни могли прокладывать путь не только вдоль средиземноморского побережья, но и в открытом море.
Рассказывалось множество историй, которые не только описывали эти путешествия с континента на континент, но и, вполне возможно, воодушевляли других. Как эллин Ясон созвал своих аргонавтов (в том числе и Авгия, чьи огромные конюшни пришлось чистить Гераклу) в рискованное путешествие за приключениями и добычей. Как он высадился на берегах Босфора и нашел край восходящего солнца еще до того, как в этот край устремились за Еленой, Троей и славой другие греческие герои. Из гомеровской поэмы мы узнаем, как Ясон ходил на восток, где столкнулся с колхидской Медеей, ее тетушкой Цирцеей и агрессивным племенем амазонок.
Ясон соблазнился возможностью добыть золото – в этом регионе в древние века действительно искусно умели обрабатывать металл, что, пожалуй, и зародило у греков мысль о том, что Восток «богат золотом» {50}. Но затем из-за зелья и яда, приготовленных царевной Медеей, герой здесь задержался, успешно добравшись до Кавказа – края, который, по представлениям греков, был полон опасностей и многообещающих возможностей {51}. Именно здесь железными гвоздями был прикован к скале Прометей, осмелившийся украсть у богов огонь.
Археологические раскопки к востоку от Стамбула иллюстрируют, насколько мифы соприкасаются с историей. Находки, сделанные в Армении, расширили наши познания о многогранности работы с металлом – возможной благодаря открытию огня – в начале бронзового века к востоку от Босфора {52}. В 1917 г. отряд Королевского ВМФ производил земельные работы на острове Имброс, к югу от Стамбула, чтобы возвести обелиск в память о своих товарищах, павших на Галлиполи, и наткнулся на блестящий золотой кубок, каким пользовались гомеровские боги. Не зря Стамбул и его окрестности окутаны мифами.
По преданию, Ясону в своем путешествии пришлось справляться с огромными сталкивающимися скалами (почти в точности как при выходе из Босфорского пролива в Черное море), но затем он открыл проход для всех, кто следовал за ним. И неудивительно, что беотийский поэт Пиндар говорит, что Восток как искушает, так и творит героев.
Свежие находки на Кавказе подтверждают, что в бронзовом и железном веках греки действительно путешествовали из Эгейского моря по живописному проливу Геллеспонт (ныне Дарданеллы), пересекали Мраморное море, шли по узкому Босфору (хотя в центральной своей части он достигает глубины 400 футов, его ширина кое-где не более 700 ярдов), а потом, минуя песчаные побережья, переплывали Черное море. Неподалеку от Батуми на черноморском побережье современной Грузии, позади недавних раскопок, открывших акрополь V в. до н. э., где среди песка и низкого кустарника находят десятки греческих захоронений, возвышаются курганы бронзового века. Недавно обнаруженные здесь, в Азии, греческие артефакты и останки говорят не просто о торговых связях, а об эллинском присутствии. Есть убедительные свидетельства того, что вымышленным героям, вроде Ясона, соответствовали вполне реальные искатели приключений {53}.
В Стамбуле до сих пор помнят Ясона. Небольшая рыбацкая деревушка Тарабья, ныне любимое место городского бомонда, сначала была греческой Ферапией (это название означает «лечение» или «исцеление», а на закате Османской империи Ферапия стала излюбленным местом летнего отдыха иностранных послов). Ферапия получила свое название в V в. н. э., в рамках христианизации этого региона, проводимой патриархом Аттиком, который весьма не одобрял ее языческое название Фармакеус. Почему? Слово «pharmaka» начиная с бронзового века и позже означало лекарства, или полезные травяные средства – отсюда современный термин «фармацевтические средства». Но, говорят, под использованным в названии Фармакеус словом «pharmaka» во времена, когда еще не изобрели историю, подразумевали ядовитые зелья царевны Медеи. Их она, по преданию, бросила в бухту у берегов Европы, проплывая Босфор, когда отвергнутая венценосная красавица из Колхиды, обезумевшая от горя и ярости, ожесточенно преследовала своего вероломного возлюбленного.
Итак, нам известно, что греки ходили в Стамбул и дальше {54}. О том, какой именно формы были суда и сколько именно длилось это путешествие, ведутся горячие споры. Если плыть днем, по вечерам причаливая к берегу для ночлега и ужина, путь от материковой части Греции до Босфора займет месяц – плюс-минус неделя {55}. При ветре на кормовом курсовом углу изящные, длинные и узкие лодки, быстро идущие на веслах с многочисленной командой гребцов, могли идти со скоростью шесть узлов. Но сложность была в бурном море – идти против ветра невозможно, а впереди наверняка ждали известные и неизведанные опасности. Было несколько коварных мест: не в последнюю очередь – мыс Сунион, южная оконечность Эвбеи, северный ветер и движущееся на юг течение в Дарданеллах.
Чтобы проложить
