дальше немедленных тревог режима.
Был ведь еще основополагающий вопрос: в чем, собственно, сила и привлекательность «просвещенного мещанства» для советской молодежи? Почему устремлялась она к нему, как мотылек на пламя? Лобанова этот вопрос не смущал. И ответ его звучал как приговор режиму: «нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия» (выделено мной. А. Я.). Вот что, оказывается, завоевывало Россию. Лобанов и имя этому искусу придумал: «американизм духа». Это в каком же, позвольте, смысле, мог спросить идеолог режима? Неужели в смысле «материального поощрения трудящихся» — главной на тот момент установки генеральной линии партии? Похоже, что имел Лобанов в виду именно это.
Похоже, что завоевывали Россию не одни лишь соблазнительные «мини» с изысканными манерами и нерусскими фамилиями, но и сама ориентация власти на «материальное благополучие», ее обещание коммунизма как «духовной и физической сытости». Лобанов, совершенно очевидно, рассматривал это обещание как фундаментальную ошибку, как губительную для социализма попытку конкурировать с буржуазным миром НА ЕГО ПОЛЕ.
И главное, режим не понимал своей ошибки. Он флиртовал с Америкой. Он думал, что межконтинентальные ракеты защитят его от смертельной угрозы, излучаемой этой страной. Не защитят, говорил, по сути, Лобанов. Ибо действительная угроза вовсе не в американских ракетах, а в «американизме духа». И ни при чем тут «эксплуатация человека человеком», а при чем СЫТОСТЬ — в обеих своих ипостасях: «Духовная сытость — вот психологическая основа буржуа», а социальная — «бытие в пределах желудочных радостей». В этом — второе открытие Лобанова. Именно против этих «желудочных радостей», против соблазнов «брюха» произносил он самые страстные свои филиппики, посвятив им целую журнальную полосу.
Но если действительная угроза социализму, за который боролись, не шадя себя и не заботясь о сытости, наши отцы и деды, не во вражеских ракетах, а в «сытости», то закономерным выглядит и третье — главное — открытие Лобанова: «американизации духа» в силах противостоять только русификация духа (выделено мной. А. Я). И здесь ожидал нас сюрприз.
Что общего между «Молодой гвардией» и ВСХСОН? На первый взгляд — пропасть между ними. Одна озабочена, пусть и вразрез с генеральной линией партии, здоровьем социализма в России (как гарантии от проникновения в нее «буржуазного духа»), другой готовит «национально-освободительную революцию» для сокрушения этого самого социализма. Лед и пламень, казалось бы. На поверку оказывается, однако, что озабоченный возрождением социализма молодогвардеец не так уж далеко ушел от своих диссидентских антисоветских собратий, для которых социализм — «сатанократия». Ибо для чего же и готовит ВСХСОН сокрушение «диктатуры коммунистической олигархии», если не ДЛЯ ТОЙ ЖЕ Е(ЕЛИ, т. е. не для освобождения России от того же «буржуазного духа»?
Просто Лобанов видит в возрожденном социализме надежную гарантию от проникновения в страну этого «духа», а идеологи ВСХСОН в это не верят и исходят из того, что «коммунистический мир разлагается. Народы на тяжелом опыте познали, что он несет нищету и угнетение, ложь и моральное вырождение». Другими словами, инструментарий спасения «русского национального духа» разнится у обеих фракций диссидентской Правой, как гений и злодейство. В одном случае достаточно для этого возродить истинный социализм, т. е. освободить его от торжествующих «мини» и идеала «сытости», в другом — придется прибегнуть к хирургической операции, заменив революционным путем социализм корпоративным государством и теократией, иначе говоря, чем-то вроде православного фашизма. Но цель-то в обоих случаях ТА ЖЕ — торжество «русского пути», или, говоря языком Лобанова, «русификация духа».
Точно так же, как идеологи ВСХСОН, Лобанов исходил из того, что «причина опасного напряжения в мире лежит гораздо глубже экономической и политической сфер». Она, эта причина, не в противостоянии, скажем, Госплана и свободного предпринимательства или однопартийной диктатуры и многопартийной демократии, как думают плоские и вульгарные либеральные диссиденты. Действительная причина — в сфере метафизической, в сфере борьбы «духов», как одинаково убеждены были и «молодогвардейцы», и идеологи ВСХСОН.
Дело читателя теперь судить, так ли уж далеки были друг от друга в идейном смысле обе фракции диссидентской Правой, как это, на первый взгляд, выглядит, или были они… двоюродными братьями?
Глава 5
МОЛОДОГВАРДЕЙЦЫ
Часть вторая •
Статья Лобанова встречена была молчанием. Настолько очевиден был в его «Просвещенном мещанстве» вызов самим основам политики партии, что дискуссия о ней в легальной печати была невозможна. Вслух такие вещи в СССР не обсуждались. Мы не знаем, что происходило за кулисами, какие силы вмешались. Говорили, что Д. С. Полянский, член Политбюро, симпатизировавший Руссской партии. Но что бы там ни происходило, ввод советских танков в Прагу «Молодая гвардия» отметила еще одним взрывом «патриотического» вулкана. Само название статьи Виктора Чалмаева «Неизбежность» звучало в этом контексте символически.
И если эта статья встречена была, в отличие от лобановской, бурей негодующих голосов, то не потому, что она была менее дерзкой, но потому, что казалась менее актуальной. Дискуссию о ней можно было изобразить как спор об истории, а не о социальной и политической стратегии режима. Хотя на самом деле Чалмаев лишь пытался исторически обосновать все ту же лобановскую концепцию «русификации духа». Его задачей было убедить молодежь в неизбежности глобальной схватки наступающей с Запада «американизации духа» с единственной в мире силой, способной ей противостоять, — с Россией.
Опасная «текучесть русского духа»
Более того, чалмаевское видение предстоящей схватки было еще апокалиптичней, если можно так выразиться. Он тоже рассказывал жуткие истории о «гибели многих чудес человеческой цивилизации в буржуазном мире» и тоже объявил, что «Америка есть первая страна, которая живет без идей». Но когда он с восторгом заговорил о протопопе Аввакуме как о «русском глашатае Христова не униженного никем слова» и о «текучести русского народного духа, опережающего нередко в своем развитии внешние формы бытия народного» и, словно бы этого было мало, добавил, что «официальная власть, каноны государства никак не исчерпывают Россию» — это, согласитесь, должно было переполнить чашу терпения этой «официальной власти».
Ибо неясно было, не утек ли уже «текучий русский дух» из тех «внешних форм», из которых утекать ему в данный исторический момент не рекомендовалось. Не опередил ли он. другими словами, и сегодняшнюю официальную власть с ее «канонами». Чалмаев был атакован — и жестоко. «Каноны государства» в лице могущественной клики марксистских жрецов дали понять «народному духу» (в лице Чалмаева), что никакому «слову Христову» они свой секулярный храм уступать не намерены. То было, по сути, объявление войны между каноническим марксизмом
