дяди Володи:
Сейчас любой с философами схож.
Такое время. Думают в народе.
Где, что и как — не сразу разберешь.
Выходит, что врачи-то невиновны?
За что же так обидели людей?
Скандал на всю Европу безусловно...
* * *
Следует, хотя бы вкратце ответить на вопрос — что внесли писатели-евреи в развитие современной русской литературы? Ответить на этот вопрос можно, только отдав себе отчет в двух факторах пореволюционного литературного развития: один касается писателей, другой — читателей.
Дореволюционная литература конца XIX и начала XX столетия была в основном — столичной, по своим темам, по высокому художественному уровню, по резонансу в стране. На литературной окраине существовала другая литература — литература провинции. Только немногие писатели провинции пробивались в столицы. У обеих литератур был и свой контингент читателей.
После революции 1917 года эти обе литературы словно поменялись местами: на первый план выдвинулась литература революционной провинции с молодыми, дотоле неизвестными писателями, ее уроженцами. Появился и новый читатель — молодой, но литературно и эстетически неискушенный читатель. Мысленно обозревая литературную критику начала двадцатых годов, порой удивляешься: как много писалось и как живо дискутировались художественно слабая повесть Юрия Либединского «Неделя», или поэма Иосифа Уткина — «Повесть о рыжем Мотэлэ», или первые рассказы Лидии Сейфуллиной! И в то же время, — как слаб был отклик на творчество писателей и поэтов, успевших занять видное место в дореволюционной литературе. А между тем, среди них были такие выдающиеся художники слова, как А. Блок, А. Ахматова, Н. Гумилев, Ф. Сологуб, А. Белый. Видные места в этом блестящем созвездии занимали Осип Мандельштам и Борис Пастернак. Был у них и свой, правда, узкий круг читателей...
Вместе с Гумилевым Осип Эмильевич Мандельштам был основателем школы «акмеистов», которая, по мнению многих литературных критиков, была своеобразной формой неоклассицизма. Ближе других к духу классицизма было творчество Мандельштама, и думается, что прав был Владимир Марков, заявивший в предисловии к антологии «Приглушенные голоса» (Поэзия за железным занавесом, Изд-во им. Чехова, Нью-Йорк, 1952 г.), что если классицизму суждено сыграть в дальнейшем развитии русской поэзии роль отправной точки, то Мандельштам «будет тем звеном разорванной цепи, за которое надо будет ухватиться».
Мандельштам стал печататься в 1909 году, сотрудничал в «Аполлоне». Первая книга его стихов вышла в 1913 г. В Советской России в 30-х годах поэт стал жертвой репрессий, подвергался ссылке и, может быть, был в концлагере, где нашел свою преждевременную смерть в 50-летнем возрасте,
В своем творчестве Мандельштам касается не злобы дня, но, по его выражению, «духовного времени». «Шум времени» явственно присутствует в его поэзии. Достаточно процитировать две строки из стихотворения «Прославим, братья, сумерки свободы», чтобы услышать голос задыхавшихся в тоске по свободе современников первых лет революции, с их обостренным предчувствием гибели:
В ком сердце есть, тот должен слышать, время,
Как твой корабль ко дну идет...
Изумительно передал Мандельштам душу уроженца Петербурга начальных лет Октябрьской революции, когда город умирал от голода и казался не только покинутым властью, переехавшей в Москву, но вообще доживавшим последние дни:
На страшной высоте блуждающий огонь,
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь,
Твой брат, Петрополь, умирает...
Критики первых лет революции не могли приять Мандельштама, но все же признавали за ним большую «поэтическую культуру» и относили его к разряду самых «взыскательных художников». Теперь поэт, имевший при жизни мало читателей, посмертно как бы переживает «второе рождение», и круг его читателей и ценителей все растет. Вероятно, эта посмертная популярность поэта объясняется не только тем, что теперь читатель «дорос» до Мандельштама, но и тем, что он принадлежит к числу тех немногих, которые в своем творчестве не кривили душой, не льстили и не подлаживались к своему «веку», а порой судили его сурово ( «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки» ...)
Еще более трагично, чем у Мандельштама, сложилась судьба Бориса Пастернака, но в отличие от Мандельштама почти все произведения Пастернака (как стихи, так и проза) богаты автобиографическими деталями, так что будущий исследователь, идя по поэтическому следу Пастернака, сможет довольно полно восстановить образ этого замечательного художника слова в современной русской литературе.
Борис Леонидович Пастернак (1890-1960) вырос в семье известного художника Леонида Пастернака. Детство и юность его прошли в Москве. Он обучался музыке у Скрябина. Философию изучал в Марбурге у Германа Когена. В доме его отца бывал Лев Толстой. Первый сборник его стихов футуристического направления вышел в 1912 году. Расцвет его литературной деятельности совпал с годами революции в России. Наибольшую славу Борис Пастернак приобрел в последние годы жизни, когда его роман «Доктор Живаго», не допущенный к изданию в Советской России, вышел по-русски заграницей и был увенчан Нобелевской премией 1958-го года. Свистопляска и травля поэта, поднятая официальными, правительственными и писательскими кругами в Советской России, побудила его отказаться от премии и от поездки для получения ее и, надо считать, отравила последние месяцы его жизни, если не ускорила его смерть, последовавшую в 1960 году в возрасте 70 лет. Весь мир, затаив дыхание, следил за драматическими событиями в Переделкине под Москвой, где жил и умирал знаменитый русский поэт и романист.
Поэт, прозаик, переводчик — во всех областях литературы, в которых проявил себя Пастернак, он оставил глубокий след. Его влияние на новейшую русскую поэзию до недавнего времени не оспаривалось даже многими советскими критиками. Хотя своей мировой известностью Пастернак обязан роману «Доктор Живаго», в основе своей Пастернак был больше всего «дома» в поэзии. Его смерть завершила лирическую традицию в русской поэзии, украшенную именами Тютчева (к которому близки по восприятию мира некоторые стихи Пастернака, хотя бы его «И через дорогу за тын перейти нельзя, не топча мироздания»), Владимира Соловьева и его старшего современника — Александра Блока.
Официальное признание пришло к Пастернаку только в первой половине тридцатых годов, когда на 1-ом Всесоюзном съезде писателей 1934 года Н. И. Бухарин в докладе о современной советской поэзии назвал его имя, как одного из самых выдающихся современных поэтов. Но и после этого признания советские критики сохраняли к нему холодок, пользуясь всяким случаем, чтобы обвинить его в «несозвучное своей эпохе», в «индивидуализме» и «камерности» его творчества... Во время чистки 1946-8 гг. Пастернак попал в число поэтов, подвергшихся травле, и был
