Одно цеплялось за другое. Поставлять вооружение в долг союзники не желали. А война и без того требовала огромных средств (ежедневные расходы достигали 16,3 млн. руб.). И министр финансов Барк вел переговоры о предоставлении России валютных кредитов для оплаты заграничных заказов. Но шли они примерно так же, как переговоры с каким-нибудь МВФ в 90-х. Был и важный психологический момент, в этой сфере западные деятели чувствовали свое преимущество, могли взять «реванш» за свои неудачи на фронтах, чтобы выручавшие их русские не особо зазнавались. И кочевряжились, увязали в «консультациях», требовали конкретизировать, на что предполагается пустить кредит, и уже сами принимались обсуждать, на что стоило бы дать, а на что нет. Первый этап прошел в сентябре, второй в октябре, третий в декабре. В итоге согласились выделить 40 млн. (просили 100) под 6 % годовых и… под обеспечение русским золотом. Которое должно быть доставлено в Англию. Даже соображения, что золото перевозить сейчас опасно, так не лучше ли отложить расчеты до конца войны, были отметены. То есть практически речь шла даже не о займах, а о выгодной спекулятивной операции.
В русской армии проявился и дефицит других предметов снабжения, в первую очередь — сапог. Хотя тут уж тыловики были ни при чем. Солдат отправляли из запасных частей прекрасно обмундированными, но пошло настоящее поветрие — пока эшелоны тащились до фронта, продавать или менять на спиртное сапоги, а то и шинели. На фронте все равно дадут новые, босиком в бой не пошлют. Но запасы армейских интендантств были не безграничны, и заменить обувь, разбитую по дорогам, получалось уже нечем. В ноябре председатель Думы Родзянко посетил Ставку и в беседе с Верховным узнал об этой проблеме, предложив привлечь к работе по снабжению земства — они могли на местах привлечь к выполнению заказов многочисленные мастерские, кустарей-одиночек. Николай Николаевич воспринял такую инициативу положительно, и вопрос был решен. Действительно, с помощью земств удалось быстро преодолеть кризис снабжения обувью и одеждой. А во "Всероссийском Земском Союзе помощи больным и раненым" последняя часть названия сама собой затерлась, он стал забирать все большие полномочия и распространять деятельность на другие направления.
Начинала сказываться и такая проблема, как ухудшение качественного состава армии. В первые месяцы боевых действий войну вели кадровые, отлично обученные полки и дивизии. А уже через полгода картина изменилась. Как уже отмечалось, подготовка офицеров запаса в России была поставлена очень слабо. А для унтер-офицеров, по грубейшей ошибке военного министерства, отдельный мобилизационный учет унтер-офицеров не предусматривался, их призывали скопом, вместе с рядовыми. И распределяли по общему количеству "нижних чинов". Большинство запасных унтеров попали в первую волну призыва и в войсках оказались в избытке, часто занимая в строю места рядовых. Правда, нередкие утверждения, будто в первых сражениях кадровая армия «полегла», а офицерство "повыбили на 75 %", стоит отнести к чисто эмоциональным (в российской армии за всю войну погибло 8,3 % офицеров и выбыло из нее по ранению или болезни около 20 %). Однако имел место другой процесс — не столько поголовное «выбивание», а «разбавление». Кто-то действительно погибал, попадал в плен, кто-то был ранен и отправлен на лечение (а по ранению офицеру или солдату полагался еще и отпуск). Кого-то потом посылали в новые формирующиеся части — ведь и для них требовались офицеры, унтера. А кто-то считал, что с него уже хватит, и старался зацепиться в тыловых ведомствах, учебных командах. Но даже если в итоге возвращался в свой полк, то на время отсутствия его кем-то требовалось заменять.
Офицеров — неподготовленными запасниками. Да и их не хватало. В декабре последовал указ о мобилизации некоторых категорий студентов, их, как и отличившихся солдат, имеющих нужный образовательный ценз (4 класса гимназии, реального училища или учительской семинарии), направляли на ускоренные курсы училищ, в школы прапорщиков. И через 4 — 6 месяцев выпускники становились офицерами. Создавались и унтер-офицерские школы и курсы. Но разумеется, новоиспеченным командирам по своим профессиональным качествам было далеко до кадровых. А ведь те же унтера в царской армии были цементирующий основой каждого полка, непосредственными наставниками и учителями солдат.
Пополнения солдат тоже шли все хуже. Ведь сперва шел призыв запасников I очереди, потом — II очереди, а потом и ратников ополчения, впервые вставших в строй. А в учебных командах не хватало уже ни винтовок, ни патронов, чтобы люди толком научились стрелять и владеть штыком. И командиры в запасных батальонах оставались не лучшие — те рвались на фронт. А неподготовленных солдат на фронт посылать нельзя — еще не те времена были. И сотни тысяч безоружных и необученных призывников копились в тыловых казармах, когда некомплект действующих частей достигал 500 тыс. чел. Но и те, кто формально прошел учебный курс, прибывали на передовую все равно неподготовленными. Со временем многим из них удавалось приобрести нужный опыт, стать отличными солдатами. Но лишь со временем, а сперва они, необстрелянные и неумелые, несли лишние потери. Кстати, это видно и по биографиям участников войны. Одни погибали или получали ранения в первые же месяцы — два пребывания на фронте, а другим удавалось войти в нелегкую боевую колею, и они потом годами сражались без единой царапины.
Но проблемы — проблемами, а война-то продолжалась. Зима обеспечила на фронтах некоторую передышку. А одновременно строились и планы на следующую кампанию. Главком Юго-Западного фронта Иванов с подачи Алексеева предлагал нанести удар по более слабому звену вражеской коалиции, Австро-Венгрии. Утверждалось, что "путь на Берлин лежит через Вену", — лишить Германию главной союзницы, и она падет, оставшись в изоляции. Генерал-квартирмейстер Ставки ген. Данилов отстаивал другое решение, что надо нанести удар на Северо-Западном фронте, разгромить врага в Восточной Пруссии, а дальше двигаться на Берлин. И в этом с ним соглашался главнокомандующий фронтом Рузский. Что тоже имело свою логику — при удаче удар на Германию сулил более близкое окончание войны. А ведь решительный штурм по кратчайшему направлению иногда и впрямь сулит больший успех, а в итоге — и меньшие потери, чем долгие и изматывающие маневры. Эта точка зрения и победила.
Наступательные русские планы при всех перечисленных выше трудностях довольно часто оцениваются как заведомая авантюра. С чем позволительно не согласиться. Потому что как раз в этот момент ситуация со снабжением и боеприпасами у немцев и австрийцев была еще хуже. У русских кризис только еще начинался, а у противника достиг максимума. Вот и следовал вывод нужно использовать момент и перехватить инициативу, пока враг не выправил положения и не накопил новых резервов. Ошибки, конечно же, были — в обоих вариантах. В 1915 г. у Германии имелось еще достаточно сил, чтобы помешать вторжению на свою территорию или подкрепить австрийцев. Как известно, сломить ее в итоге удалось лишь длительной войной на истощение ресурсов. Но это нам с вами известно. А тогда учесть все факторы было трудно, если не невозможно. Ведь к изменившимся условиям войны обе стороны только начинали приспосабливаться — методами «тыка», а то и интуитивно. И не только в России, но и во всех других странах командование отбрасывало саму мысль о затяжной войне с неизбежными колоссальными жертвами и лишениями. Но куда более пагубным, чем ошибки в планах, оказалось для нашей страны другое обстоятельство — Англия и Франция стали в это время проявлять отчетливую тенденцию свалить главную тяжесть борьбы на русских — хотя бы временно. И крупных операций вообще не планировали, только стратегическую оборону. Предполагали отсидеться за укреплениями, накопить силы за счет формирования британской армии и войск из колоний. Перестроить промышленность, ликвидировать отставание от немцев в артиллерии, особенно тяжелой, изжить нехватку боеприпасов. Британский главнокомандующий Френч вообще заявлял, что на Западе "надо только выстоять до тех пор, пока русские не смогут завершить дело".
Австро-Венгрия самостоятельных планов уже не строила, фактически отдавшись под покровительство Германии. А у германских армии и флота опять возникли два независимых плана. Флотское командование учитывало сильнейшую зависимость западных противников, особенно Англии, от морских перевозок, и представило кайзеру план "неограниченной подводной войны". Предлагалось в январе 1915 г. издать декларацию, что с такого-то момента прибрежные районы Великобритании и Ирландии объявляются военной зоной. И что всякое торговое судно, оказавшееся в ней, вне зависимости от национальной принадлежности, будет топиться. Причем в декларации следовало предупредить, что "не во всех случаях будет иметься возможность для спасения команд и пассажиров". Словом заходить туда суда попросту не должны — иначе пусть пеняют на себя. В проекте фон Поля доказывалось, что таким образом осуществится полная блокада Англии, а это позволит лишить ее сырья и ресурсов и вывести из войны. Кайзер дал согласие, но реализация плана по политическим и техническим причинам была отложена до весны — когда подготовят базы подлодок во Фландрии.
