Теперь становится ясным, зачем в начале XX в. на Святках волокли девок «прикладываться» к покойнику, у которого одежда была «приведена в беспорядок» и были обнажены неприличные места, а также куда «девки» должны были его целовать и какие подробности умалчивали тогдашние этнографы. Это были пережитки старой святочной оргиастической обрядности. «Целование», по-видимому, означало не просто поцелуи, но и более сексуальные действия («грязные подробности») — мастурбацию и фелляцию, добывание спермы, которая и рассматривалась как настоящая «аква вита», вода жизни, оживляющая и омолаживающая. Только вопрос — кого. Судя по основному содержанию праздника, оживлению и омоложению подлежал сам бог — Старый Бадняк, Перун. По употреблению спермы, однако, стать свежее и красивее, а главное, жизнеспособнее могли те, кому она доставалась, — «девки». Очевидно, действовала магия причастия: и лежавший умрун — не сам ведь бог, а его воплощение. Достаточно было массового участия молодых и массового действия омолаживания — как в спектакле (вскакивавший умрун), так и в потреблении спермы, чтобы это способствовало омоложению и оживлению бога.
Итак, если провожали Перуна в виде итифаллического старика Ярилы, то молодой Перун, Перун-Божич, был не менее тесно связан с фаллическим культом и оргиастической обрядностью. Уходящего Перуна-Ярилу оплакивали женщины; «девкам», буякиням, предстояло играть важную роль в обрядах возвращения бога к новой жизни, в его омоложении и воскрешении. Приобщаясь к этому событию, они и сами обретали обновление, омоложение и очищение, что усиливало воздействие праздничных обрядов на божество.
Выше уже была показана связь с Перуном русалок, а у болгар с русалиями были связаны кукеры — ряженые парни и мужчины, составлявшие свиту персонажа, представляемого итифаллическим «царем». «Царя» этого убивают и воскрешают; это рассматривается как наследие культа Диониса (Маринов 1907; Арнаудов 1920: 138-238; Вакарелски 1974: 609-611; Попов 1994; Колева 1977: 278-281). Воскрешает молодуха (Колева 1977: 279), что напоминает русские обряды воскрешения «умрана». Главная задача кукеров — обход села и ритуальная пахота. Кукеры вооружены деревянными саблями, молотами и «пометами» (помелами для выгребания золы из печи), а главный кукер снабжен огромным фаллосом. К этому фаллосу спешат дотронуться бездетные женщины (Колева 1977; Стаменова 1982). Кукер старался тыкать этим фаллосом женщин сзади, имитируя коитус. Деревянный фаллос — это хорошо обработанная палка, имитирующая оригинал и окрашенная в красный цвет (целиком или же краской покрыт только ее конец). Длина ее — около 15 см, а иногда до полуметра. После завершения всех дел кукеры купаются в реке.
Ряжение в кукеров было приурочено к неделе после сырного заговенья, т. е. к той, на которую в России приходится Масленица, но это вовсе не означает, что они сдвинуты сюда с летнего солнцеворота, как в России. 1 марта у болгар долго сохранялось празднование Нового года, и вполне возможно, что кукеры были новогодними ряжеными. Некоторыми своими чертами кукеры схожи с новогодними «сурвакарами» (Петров 1972).
В Западной Болгарии и на границе с Сербией на Новый год ряженые «джамалари» перед каждым домом венчают «невесту» — мужчину, переодетого в женскую одежду. После этого валят ее на землю и главный из ряженых, «дедица», совершает легко опознаваемые действия прикрепленным между ногами деревянным фаллосом, завернутым в кожу. «Баба» после этого рожает «ребенка» — выпуская из-под платья котенка или щенка или вырезанную из дерева куклу (Плотникова 1996: 306-307). Видимо, не Дионис тут сказывался, а славянский Перун, и действа его воскрешения имели общеславянский характер.
Деление года на две половины не ограничивалось восточными славянами. В кельтской религии год также делился на две половины — летнюю и зимнюю, но не по солнцестояниям, хотя поддержка хода солнца в обрядах учитывалась (Широкова 2000: 190).
Особенно любопытно, что в греческой языческой религии календарь тоже делился на полугодия, и это было связано с уходом и возвращением Аполлона — бога очищения. Летняя половина календаря называлась эпидемией (присутствием) Аполлона, зимняя — anoдемией (отсутствием) Аполлона. На их стыках, осенью и весной, справлялись аполлоновские праздники: в октябре-ноябре — пианепсии (это проводы Аполлона), в мае-июне — таргелии (это встреча его первыми плодами, хлебом первого помола и жертвоприношением мужчины и женщины) (Лосев 1957: 425). У нас первому соответствовала бы Дедовская родительская неделя (белорусские Дзяды), второму — Зеленые Святки (семик-троицкие торжества).
И в болгарских пословицах год тоже делится на две половины — летнюю и зимнюю, причем не по сельскохозяйственным работам: Святой Георгий лето приносит, а Святой Дмитрий — зиму (Колева 1973: 266). Старики говорили, что есть два солнца: летнее и зимнее. Летнее греет от Георгиева дня до Дмитриева дня, а зимнее — от Дмитриева до Георгиева. То же явление наблюдается у германцев и в Авесте (Арнаудов 1971: 12).
Однако в нашем климатическом поясе первые плоды и хлеб не поспевают к маю-июню, а получение урожая вообще подвергается риску в течение всего времени уборки, так что его можно считать гарантированным только глубокой осенью. Поэтому вся система календарного приурочения встреч и проводов бога была здесь иной. Встреча Перуна (его рождение) отмечается не весной, а зимой — это зимние Святки, зимний солнцеворот, когда солнце находится в самой нижней точке и начинает возрастать; проводы же Перуна — не осенью, а летом — это Купала, летний солнцеворот, когда солнце в высшей точке и начинает убывать. Это подметил Гальковский (1913: 97-98): «Все наши народные праздники приурочены к зимнему или летнему солнцевороту...». Соответственно основные культовые половины календаря у славян (эпидемия и аподемия) — не зимняя и летняя, а весенняя и осенняя.
Культ же Аполлона отправляли именно женщины и девушки. Та же структура и схожие контингенты. Но греческие формы известны по богатой древней литературе, а славянские приходится реконструировать по следам и обрывкам. Однако и они складываются в цельную систему.
Вайнахский Пиръон и славянский Перун
Попытаемся очертить основные выводы, которые вытекают из проделанного исследования, распределив их по данным, извлеченным из вайнахских сказок. При этом удобно будет повторить для сравнения эти данные, как они сформулированы в главе 4, выделив их жирным шрифтом, но целесообразнее придерживаться отчасти другого порядка в соответствии с открывшейся логикой выводов о славянской мифологии (прежние порядковые номера проставлены в скобках). Итак:
1(1). Речь в вайнахских сказках идет явно о боге-громовержце. Действия его связаны с небом, громом и дождем. Он то ли сын, то ли соперник вайнахского бога-громовика Селы.
Это, несомненно, славянский Перун (Клейн 1985а). В славянской языческой системе богов Перун действительно был богом- громовержцем, но в отличие от громовержца греков и римлян не был богом-отцом. В этом он схож с Перкуном литовцев, Парджаньей и сменившим его Индрой ведийских ариев, германским Тором.
2 (2). Им созданы небеса — то ли настоящие, до которых очень долго взбираться, то ли ложные (явно поздняя интерпретация, поскольку тут нарушены прерогативы Аллаха). Небеса эти сделаны из меди, латуни или бронзы.
Германцы и балты представляли себе небеса каменными, но у финнов небеса сковал божественный кузнец, медные небеса мы находим у Гомера (Ил V, 504; XVII, 425; Од III, 2), металлическое небо — в авесте (Бундахишн, I), и пережитки такого представления, восходящего к бронзовому веку, есть в русском фольклоре. Во всяком случае, приходится считать, что славяне принесли с собой эти сведения на Кавказ, так как вайнахские тексты совершенно отчетливо противопоставляют эти небеса настоящим и не приписывают их создание своему, местному богу.
3. (3). Это он, Пиръон, даровал людям водяную мельницу, принеся на землю каменные жернова и прочее оборудование.
По представлениям белорусов, Перун разъезжал по небу на жернове, а с водяной мельницей связан в поздних суевериях чёрт. Само слово «молния» — одного корня со словами «молоть», «молот» и «млын» (мельница). Молот Тора носил имя «Мьельнир». Орудия размола играли важную роль в славянской демонологии: ср. ступу Бабы-Яги.
4. (4). Пиръон способен уходить в мир мертвых и возвращаться оттуда.
Смерть Перуна в вайнахском тексте и его способность уходить в мир иной и возвращаться побуждает припомнить и другие признаки Перуна как умирающего и воскресающего божества. Он в этом не одинок среди громовержцев: такими были и ведийский Индра (по крайней мере, в мифологии), хеттский Телепин и западносемитский Ваал (и в мифологии, и в обрядности). «Похороны» или «проводы» Купалы, а также Ярилы, Костромы и т.п., обычно связанные с утоплением и разошедшиеся под давлением христианского поста в разные стороны от дня летнего солнцеворота, представляли смерть Перуна, а святочные «игры с умруном» — его воскрешение (Клейн 1985в). Очень похоже, что летописные описания низвержения идолов Перуна (с оппозицией бьющих его и оплакивающих) представляют собой христианское переосмысление обряда «похорон» или «проводов» Перуна: совпадают очень специфические детали (в частности призыв: «Выдыбай, боже!»).
