На западе не было ничего, кроме хаоса, неорганизованных кочевых племен воинов и умирающего царства Урарту. Мидяне и персы обдумывали, как их подмять.
Сравнительная хронология к главе 55
Глава пятьдесят шестая
Покорение и тирания
В Греции, между 687 и 622 годами до н. э Спарта и Афины пытаются уничтожить порок
К моменту смерти Ашшурбанапала греческие колонисты уже основали десятки городов на западе и востоке от своего полуострова. Они построили на азиатском берегу новый город на месте четырехсотлетних руин Трои. Греческие города Халкида и Эретрия, заложившие не менее девяти поселений на Италийском полуострове, также организовали свои поселения к северу от Афин; Халкида послала туда так много людей, что вся область севернее Афин стала известна как Халкидики.1 Афинский берег был окаймлен греческими городами; греки собрались здесь, по остроумному сравнению Платона, «как лягушки вокруг болота».2
Поселенцы, которые отваживались селиться в этих новых греческих поселениях, должны были оставлять свои городские привычки и дома в метрополиях, или «материнских городах», из которых они пришли.3 Их идентичность как греков заключалась в их способности создавать греческую обстановку на новой земле. Они брали с собой корзины греческого зерна, чтобы сажать его на далеких землях, и горшки с греческими головешками, чтобы разжигать очаги далеко от дома. Поддерживаемые греческой пищей и согреваемые родным огнем, строя свои храмы, рассказывая греческие предания и посылая своих представителей на общегреческие игры, плетя греческие сети, то есть сохраняя образ жизни родного полуострова, они осваивали далекие части света.
Нехватка земли на Греческом полуострове заставляла каждую метрополию отсылать колонистов в дальние земли еще до того, как родной город достигал полного развития. Колонии, окруженные другими народами, росли вместе с родными городами. С самого начала быть греком означало также обладать элементами азиатской, италийской, финикийской и африканской культур. Греческие поселенцы заселили Фракию, землю к северу от Черноморских проливов, где фригийцы давным-давно наладили путь по воде в Малую Азию.[179] Греческие искатели приключений прошли через пролив Босфор в Черное море, вокруг которого люди из Милета – ионического города, который сам был заселен микенскими колонистами более века тому назад, – основали не менее семидесяти колоний. Колонисты, посланные из Мегар (западнее Афин, на полоску земли, которая соединяла Пелопоннес с северной частью Греческого полуострова), заняли два ключевых пункта по обеим сторонам Босфора и построили на его берегах двойники своего города – Византий на западном берегу и Халкедон на восточном.
На острове Тира, где жизнь постепенно возрождалась вокруг кратера вулкана, нехватка земли была особенно сильной. К концу периода колонизации, вероятно, около 630 года до н. э., жители Тиры отобрали одного из каждых двух сыновей и отослали их в Ливию – на африканский берег.
По свидетельству самих выходцев с Тиры, экспедиция высадилась сначала на острове возле африканского берега, но затем были присланы дополнительные поселенцы («одного из двух братьев… кого отсылали, решало большинство»), чтобы расширить тирскую колонию на материк. Это греческое поселение в Северной Африке стало известно как Кирена.[180] Но сами жители Кирены запомнили эту историю в куда более неприглядном виде. Они заявляли, что первые колонисты испытывали столь сильный голод и нужду, на своем бесплодном острове, что попытались вернуться на Тиру. Однако:
«жители Тиры отказались пустить их… они стреляли по ним каждый раз, когда их лодки подходили ближе к берегу, и велели плыть назад в Ливию. Так как у них не было выбора, они вернулись».4
Через пятьдесят шесть лет после правления двух первых царей Кирены Геродот говорит, что «население Кирены стало много меньше, чем оно было при начале колонизации Ливии».5 Другими словами, условия жизни на ливийском берегу были такими трудными, что колония едва выживала. Но, несмотря на лишения, на Тире дела обстояли еще хуже. Враждебность жителей Тиры к возвращающимся колонистам, которые снова переполнили бы остров, показывает, что отправка греческих семей в колонии была, литературно говоря, делом жизни и смерти.
Город Спарта в центре Пелопоннеса показал пример другого подхода к проблеме перенаселения.
Распространение греческого мира
Жители Спарты были дорийцами, которые поселились на микенских руинах и построили здесь свои города. Спарта располагалась в долине, на восточном берегу реки Эврот, которая текла вниз с гор на севере. Река являлась источником воды, но была мелкой, каменистой, на ней было невозможно судоходство, поэтому у спартанцев не было кораблей. В то время как греческие города на морском берегу посылали кораблями товары в колонии на востоке и западе, спартанцы вооружились, пересекли гряду гор Тайгет на своей западной границе и атаковали город Мессена, который лежал по другую их сторону. Мотивация спартанцев была абсолютно практической: примерно через семьдесят лет спартанский поэт Тиртей, писавший о войне, называет эту страну так: «широко раскинувшаяся Мессена… годная для пахоты и удобная для посевов».6
Завоевание не было легким; Тиртей говорит, что спартанцы и мессенцы воевали двадцать лет. Но к 630 году Мессена стала спартанским владением. Теперь Спарта не была простым греческим городом: она стала маленьким царством. В этом царстве завоеванные мессенцы стали сословием рабов, которые производили пищу для своих хозяев, обитая в таких же условиях, какие мы находим повсюду в средневековом феодализме: «как ослы, измотанные ношей, – говорит Тиртей, – из-за тяжкой повинности они несут своим хозяевам половину всей продукции, которую дает земля».7 Сами спартанцы стали аристократией – народом воинов и матерей воинов.
Спартанское государство было особенным, в древнем мире такого больше не существовало нигде: оно имело двух царей, потомков легендарных братьев-близнецов, которые правили Спартой несколько поколений тому назад, тратя «всю свою взрослую жизнь на ссоры друг с другом».8 Спартанский народ предпочитал двух ссорящихся царей одному, сосредоточившему в своих руках все полномочия власти.[181]
Система с двумя царями, хотя и порождала свои трудности, предотвращала утверждение монархии месопотамского типа. Спартанцы, в отличие от ассирийцев, не считали святым установлением, что боги выбирают одного человека, который бы правил ими. Утверждение Ашшурбанапала, что он царь «по постановлению великих богов», что он назначен ими для «осуществления верховного руководства», было не только инородным, но и отталкивающим.9 Страх шумеров перед унаследованной, неограниченной царской властью, кончающейся лишь со смертью, который однажды нашел свое выражение в древних преданиях, активно вернулся в Спарте.
Но даже с двумя царями, играющими в перетягивание каната власти, спартанцы удерживались от полной концентрации управления в руках монарха. Любое древнее царство имело три основных власти: военная, чтобы объявлять войну и руководить армией; судебная, чтобы создавать законы и контролировать их соблюдение; и власть жрецов, чтобы устанавливать добрые отношения с богами. Израиль стал одной из самых ранних наций, которая объединила эту трехстороннюю власть в своих законах, официально объединив роли пророка, священника и царя.
В Спарте цари тоже держали в своих руках все три ветви власти – но со значительными ограничениями. Они были жрецами Зевса и получали прорицания от богов, но четыре иных государственных лица также имели право слышать предсказания. Цари не могли игнорировать дурные приметы без того, чтобы о них не узнали люди. Цари имели право самостоятельно объявлять войну – но от них требовалось быть первыми в бою и последними при отступлении, что, без сомнения, удерживало их от отправки войска в ненужные битвы. Ко времени Геродота юридическая власть царя сократилась до двух достаточно странных и своеобразных ролей. Ему позволялось принимать в одиночку решение о том, «кто женится на наследнице, отец которой умер, не успев ее ни с кем обручить, и выносить решение в случаях, касающихся общественных торговых путей». Остальная судебная деятельность ложилась на совет двадцати восьми старейшин.10
Но реальной властью в Спарте были не царь, не жрец и даже не Совет Двадцати восьми. Спартанское государство управлялось жестким неписаным сводом законов, который определял каждый аспект существования Спарты.
