Танки несли большие потери от авиации и артиллерийского огня противника. …В 10.30 танки достигли рубежа свх. „Октябрьский“. Дальнейшее продвижение остановлено беспрерывными воздействиями (так в тексте. — В.З.) авиации противника.
Прикрытие наступающих танков с воздуха отсутствовало до 13.00. С 13.00 прикрытие осуществлялось группами истребителей от 2 до 10 машин» [312].
О характере и напряженности боя говорят боевые документы 29-го тк:
«…Несмотря на сильное огневое сопротивление противника, 32-я тбр, не теряя организованности в боевых порядках во взаимодействии с 25-й тбр, открыв массированный огонь из танков, двигалась вперед. При подходе к рубежу свх. „Октябрьский“, свх. „Сталинск“ („Сталинское отделение“. — В.3.), были обстреляны артиллерийским и минометным огнем, где были вынуждены закрепиться на достигнутом рубеже, собрать силы для дальнейшего наступления и подготовиться к отражению атак противника.
Отдельные подразделения, вырвавшиеся вперед, подходившие даже к свх. „Комсомолец“, понеся большие потери от артогня и огня танков из засад, отошли на рубеж, занимаемый огневыми силами (так в тексте. — В.З.)» [313].
Бой, в котором участвовало более двухсот советских бронированных машин (точнее, части из них, так как значительное их число уже дымилось и горело в районе совхоза и на выс. 252.2), превратился в поединки отдельных групп танков с ПТО 2-го грп СС. Единое управление в бригадах 18-го и 29-го тк было потеряно, их боевые порядки перемешались с подразделениями «Лейбштандарт». Единственным доступным средством связи у танкистов осталось радио. В этот момент на исход боя значительно повлияло отсутствие полноценной радиосвязи в советских танках. В условиях ограниченной видимости командиры рот и батальонов были не в состоянии координировать действия экипажей и концентрировать огонь боевых машин подразделения на опорные пункты ПТО. Экипажи линейных машин действовали, ориентируясь на танк командира, по принципу «делай как я». При ограненной видимости, при скоплении большого числа техники на относительно узком участке, это лишало экипажи практически всякой связи. Подразделения действовали не кулаком, а растопыренными пальцами, вразнобой. Теоретически каждый экипаж должен был вести в этих условиях бой по своему плану, а на деле, учитывая, что командир танка занимался в основном орудием, никакого плана не было. Танкистам было не до определения флангов или стыков вражеских частей, они атаковали в указанных направлениях и вели огонь по танкам и орудиям ПТО, которые появлялись в секторах обстрела их орудий.
По свидетельству ветеранов 5-й гв. ТА, в силу того, что армия изначально формировалась как гвардейская, ее корпуса находились в более выгодном положении, чем другие соединения. Радио было установлено на танках даже у некоторых командиров взводов, а на отдельных линейных машинах имелись радиоприемники, работавшие лишь на прием, для получения приказов от командира. В других соединениях не было и этого.
Зная эту особенность, немцы использовали ее в полной мере. При атаке огонь танков, штурмовых орудий и ПТО сосредоточивался в первую очередь на машинах с антеннами. В результате враг добился существенного для себя результата, нанеся значительный урон советской стороне, как в танках, так и в личном составе, прежде всего среди командиров. Особенно большая убыль в экипажах оказалась в корпусах на главном направлении. Так, в пяти танковых бригадах, действовавших в первом и втором эшелонах 18-го и 29-го тк, всего за день погибли и получили тяжелые ранения: два комбрига (25-й и 170-й тбр), один замкомандира бригады (181-я тбр), шесть командиров танковых батальонов (1,2/181-й, 1/170-й. 1/25-й и 1/32-й тбр). Очень много выбыло командиров-танкистов в звене взвод — рота. Это наглядно прослеживается по уровню потерь комсостава 32-й тбр, она лишилась 41 командира танков (36 % от общего числа), танковых взводов (61 %). рот (100 %) и батальонов (50 %). Страшные потери понесло командное звено и мспб бригады, погибли и получили тяжёлые ранения многие командиры рот и взводов. Вышел из строя его командир капитан И. И. Руденко. Его эвакуировали с поля боя в госпиталь. В общей сложности в этом соединении вышло из строя 62 офицера, в том числе 46 — погибли и 16 — получили ранения с эвакуацией в госпиталь.
О состоянии человека в тех жутких условиях вспоминал участник боя, заместитель начальника штаба 31-й тбр, в последствии Герой Советского Союза Г. И. Пэнэжко:
«…В памяти остались тяжелые картины… Стоял такой грохот, что перепонки давило, кровь текла из ушей. Сплошной рев моторов, лязганье металла, грохот, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа… От выстрелов в упор сворачивало башни, скручивало орудия, лопалась броня, взрывались танки.
От выстрелов в бензобаки танки мгновенно вспыхивали. Открывались люки, и танковые экипажи пытались выбраться наружу. Я видел молодого лейтенанта, наполовину сгоревшего, повисшего на броне. Раненый, он не мог выбраться из люка. Так и погиб. Не было никого рядом, чтобы помочь ему. Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов в тесной кабине танка. Одна мысль, одно стремление — пока жив, бей врага. Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, искали на поле вражеские экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их из пистолетов, схватывались врукопашную. Помню капитана, который в каком-то исступлении забрался на броню подбитого немецкого „тигра“ и бил автоматом по люку, чтобы „выкурить“ оттуда гитлеровцев. Помню, как отважно действовал командир танковой роты Черторижский [314]. Он подбил вражеский „тигр“, но и сам был подбит. Выскочив из машины, танкисты потушили огонь. И снова пошли в бой» [315].
Согласно данным штаба 29-го тк, две его бригады, три батареи 1446-го сап и наступавший за ним 136-й гв. сп 42-й гв. сд к 11.00 были полностью остановлены, понесли большие потери и перешли к обороне в 0,5 км восточнее свх. «Октябрьский», а подразделения 25-й тбр начали выходить из глубины обороны противника и собирались в лощине в 1,5 км юго-восточнее х. Сторожевое. В штаб корпуса начали поступать первые донесения о потерях. Из них следовало, что за 2–2,5 часа боя в соединении вышло из строя более 60 % бронетехники: в 32 тбр — более 63 % (до 40 танков и около 350 человек), в 25-й тбр — около 70 % (48 танков), столько же в 1446-и сап, в 31-й тбр — более 40 %.
Потери в танках были действительно огромны, но страшнее другое. Вместе со своими боевыми машинами горели и экипажи — живые люди.
«Тут я позволю себе обратить внимание читателей вот на такой штрих боевой жизни танкистов, — писал уже после войны ветеран 10-го танкового корпуса В. Т. Федин. — Техническое обслуживание танка проводит сам боевой экипаж (в отличие, например, от авиации, где самолет к вылету готовят наземный экипаж и наземные службы технического обслуживания). Экипаж заливает горючее и масло в баки, производит смазку многочисленных точек ходовой части, снимает смазку ствола пушки перед боем, смазывает ствол после стрельбы и т. д. Поэтому одежда танкистов часто бывала пропитана горючим, моторным маслом. Основным горючим для дизельных двигателей наших танков той войны был газойль. Он значительно менее летуч, чем бензин, и на одежде держится долго. Когда на одежду попадает огонь, она мгновенно загорается, а вероятность попадания огня в бою на одежду очень высока. На Т-34 были 3 столитровых бака с горючим по правому борту и плюс столитровый бак с моторным маслом по левому борту, и когда бронебойный снаряд прошивает борт, внутрь танка выплескивается газойль или масло, и масса искр попадает на одежду, и все это вспыхивает. Не дай бог живущим сейчас когда-нибудь видеть израненного, корчащегося, заживо сгорающего человека или испытать это самому. Вот почему и существует среди танкистов своеобразная, неофициальная оценка мужества, боевой зрелости, опытности и бывалости — количество танков, в которых ты горел сам… Трудно вообразить, что после этого всего можно остаться в живых и не свихнуться. Видимо, только русский человек способен выдержать это» [316].
Итак, несмотря на героизм и самоотверженность гвардейцев, атака на направлении главного удара 5-й гв. ТА ожидаемого результата не принесла. Бригады 29-го тк были разбиты, а резервов для продолжения наступления не было. Да и смысла повторять лобовые атаки, в общем-то, тоже. И уже к полудню стало ясно — план контрудара провалился.
Положение в соединении генерала Б. С. Бахарова оказалось несколько лучше, но без помощи соседа переломить ситуацию он оказался не в состоянии. 18-й тк был изначально слабее 29-го тк, но оборона противника в его полосе оказалась столь же сильной, как и у железной дороги. Согласно журналу боевых действий корпуса, к 12.00 170-я тбр уже лишилась 60 % машин, перешедших утром в атаку. Поэтому основная надежда была на 110-ю тбр.
