В то же время Отто как-то доверительно сообщил мне, что «Центр» потребовал немедленной отправки Макарова в Москву, но он воздержался от выполнения этого указания.
Хочу сразу сказать, что, когда я заменил Отто и стал резидентом, я счел необходимым серьезно поговорить с Аламо о его поведении и образе жизни. Я открыто выразил ему недоверие. Жизнь показала, что в моей оценке Хемница я не ошибался, а то, что с моим мнением не посчитались, нанесло значительный ущерб не только нашей резидентуре. Об этом более подробно я буду вынужден еще особо сказать далее.
Наступил день моего огьезда в Швейцарию для выполнения задания «Центра». На этот раз я оформил свою поездку через бюро путешествий английской туристической фирмы «Кук», предварительно получив необходимые визы.
У меня на руках была уже программа «туристической поездки». В ней были указаны города, которые я, как турист, должен был посетить, гостиницы для проживания, а также перечислены увеселительные заведения и музеи, в которых я мог побывать. Бюро путешествий «Кук» выдало мне чековую книжку с купюрами разного достоинства с портретом Кука на общую сумму, соответствовавшую внесенным мною деньгам. Естественно, в Швейцарию ехал богатый молодой человек, а стоимость поездки была немалая. Чековая книжка на большую сумму подтверждала богатство путешественника.
Был март 1940 года. Обстановка в Бельгии нормализовалась. Я побывал во Франции. Казалось, все верят в то, что никто и ничто не угрожает этим странам. Такое же впечатление сложилось у меня при посещении Нидерландов. Несмотря на то, что уже более полугода шла, вернее, была объявлена война, люди жили нормально, в театрах шли спектакли, ставились оперы, ночные клубы и рестораны были переполнены.
Всегда с улыбкой вспоминал я, как совершенно неожиданно впервые увидел королеву Нидерландов Вильгельмину I. Она прибыла с официальным визитом в Бельгию. В Брюсселе ее ждали. Встречал ее, тогда еще вдовец, король Леопольд III в военной форме. Они проехали по улицам к королевскому дворцу в специальном открытом экипаже, запряженном шестью белыми лошадьми. Старая королева была в парадном платье белого цвета и такого же цвета широкополой шляпе с перьями. Проспекты, бульвары и улицы были переполнены ликующими толпами народа. Королева и король, торжественно восседая в коляске, с улыбками на лицах приветствовали поднятыми руками в перчатках шумно встречающих их бельгийцев.
Мне показалось тогда, что королева Вильгельмина I уже очень старая. Своими мыслями я поделился с владельцем «Селект скул». В ответ услышал, что она действительно в преклонном возрасте, на троне уже восседает около 50 лет, что наследницей престола является тоже уже немолодая ее дочь Юлиана. Попутно мой собеседник рассказал о том, что немцы, а в особенности сам Гитлер, очень обижены на королевский двор Нидерландов. Причиной этому послужило то, что, когда Юлиана торжественно бракосочеталась с одним из отпрысков бывшего немецкого королевcкого двора, в городах были развешены флаги королевства Германии, но отказались вывесить флаги Третьего рейха со свастикой. «Неужели это вызвало обиду у рядовых немцев?» – поинтересовался я. В ответ услышал, что действительно недовольными были Гитлер и его непосредственное окружение, а также все те, которые хотели продемонстрировать свое единомыслие с фюрером.
Позднее, когда началась Вторая мировая война, муж Юлианы якобы даже стал одним из главных деятелей в королевской пехоте, готовой вступить в бой с фашистами в случае их агрессии. Об этом мне приходилось слышать от многих моих собеседников, и это было подтверждено дальнейшим развитием событий.
Юлиану я видел как-то, находясь в Нидерландах. Я часто после этого признавался моим «друзьям» бельгийцам в том, что не мог понять, как такой красивый принц, а об этом я мог судить только по увиденной мною его фотографии, согласился стать мужем подобной девицы. Смеясь, я подчеркивал все чаще, что все больше проникаюсь уважением и любовью к королю Леопольду III, который, будучи еще наследным принцем, якобы решительно отказался от брака с Юлианой, которую ему навязывали в невесты, а предпочел действительно красивую Астрид.
Смех у меня вызывали и другие рассказы. Так, например, когда в Нидерландах делались попытки перевести все хозяйство страны на военный лад с началом войны, в целях «пропаганды» экономии горючего всем рекомендовали с автомашин и мотоциклов личного пользования пересесть на велосипеды. Вот тогда в разговоре со своими «друзьями» я услышал очень позабавивший меня рассказ. Королева Вильгельмина I якобы демонстративно во время своей прогулки ехала именно на велосипеде. Этим она, видимо, хотела доказать, что и королевский двор вынужден экономить горючее. Насколько это было правдой, конечно, я не мог судить, но рассказчики, сопровождая свои повествования хохотом, указывали на то, что сзади королевского велосипеда на всякий случай ехали две автомашины, одна из которых готова была в любую минуту принять в свои объятия уставшую королеву, а во второй машине ехали охранники.
Настал день моего отъезда из Бельгии в Швейцарию. Я любезно распрощался с моими соседями по дому – чехом и венгром, в том числе и с братом жены венгра, сообщив, что уезжаю ненадолго в Швейцарию, где меня ждут неотложные дела, связанные с коммерческой деятельностью. Все пожелали мне успеха и скорого возвращения в Брюссель.
Накануне отъезда я пригласил в ресторан владельца «Селект скул», его жену, де Буа и одну молоденькую ученицу этой школы, усиленно изучавшую английский язык, а поэтому часто принимавшую, как и в этот вечер, участие в совместных уроках, если можно так выразиться, то есть в тренировочных занятиях по совершенствованию разговорного английского языка. Эта девушка была из весьма престижной семьи, очень красивая, с прекрасной фигурой. Она мне очень нравилась еще и своей скромностью. По совершенно понятным причинам у нас с ней сложились дружеские отношения, но большего допускать я не мог.
В ресторане де Буа, узнав о моем намерении выехать на некоторое время в Швейцарию, проявил некоторую нервозность. Не стесняясь сидящих за столом, он смело и прямо сказал, что время для подобных поездок весьма неподходящее (был март 1940 г.).
– Никто не может гарантировать, что состояние затишья на фронтах сохранится надолго.
В ответ на это я, Винсенте Сьерра, пояснил, что поездка продиктована моими планами, так как в банке этой страны имеются вклады, а я хочу поместить их в предпринимаемые мною дела в Бельгии. После этого де Буа, которого поддерживал владелец школы, посоветовал мне не задерживаться в Швейцарии. При этом, улыбаясь, указал, что он лично убежден, что даже в случае развязывания в Европе активной войны эта страна сохранит свой постоянный нейтралитет. Он подчеркнул, что опыт Первой мировой войны показал, что этот нейтралитет выгоден не только Швейцарии с ее банками и промышленностью, для ее народа, но и для воюющих стран. Уже в те годы они могли через Швейцарию приобретать не только сырье, но и многие промышленные товары, несмотря на то, что все это поступало из стран-противников.
Со своей стороны, владелец школы добавил еще, что именно благодаря нейтралитету Швейцарии враждующие страны могли широко использовать в своих интересах её территорию для размещения своих секретных разведывательных служб.
После принятия «общего решения» было выслушано обязательство Винсенте Сьерра не задерживаться. Я обещал скоро вернуться в Брюссель.
Поужинав, я пошел проводить молодую девушку. Со всеми остальными я тепло попрощался. С девушкой мы прогуливались довольно долго. И вдруг я услышал, что моя собеседница очень жалеет, что я уезжаю. Ей очень хотелось познакомить меня со своими родителями, которым она уже много рассказывала о молодом южноамериканце, с которым успела подружиться.
По её словам, отец в молодости бывал в различных странах Латинской Америки, знал тогда немного испанский язык и у него сохранились в тех странах друзья. Он выразил желание познакомиться и со мной.
Из поведения девушки мог понять, что я ей небезынтересен. Больше того, прощаясь со мной, она первой нежно поцеловала меня в щеку и попросила, чтобы я ей писал, а при возможности даже позвонил по телефону. Несколько растерявшись и не успев подумать, я тоже поцеловал ее. Услышав от девушки все, что она сказала, подумав о том, что у нее могут быть серьезные намерения по отношению ко мне, я счел необходимым «признаться» ей, что дома меня ждет невеста, которая по существующим у нас в стране и в обществе традициям предназначена мне в жены еще с детства. Иначе я поступить не мог. Совесть не позволяла мне вступать с этой девушкой в более близкие отношения. Я ведь хорошо понимал, что живу в условиях, при которых в любой день, в любой час может произойти провал и трудно предсказать, чем все может закончиться. Я не имел повода не только связывать мою судьбу с судьбой кого-либо, но даже поддерживать с кем-либо слишком близкие отношения. Да, мне эта девушка очень нравилась, да, я при других обстоятельствах, возможно, мог бы полюбить ее на всю жизнь, но на это советский разведчик не имел никакого права.
