Не захотел писать историю на «московский» манер – угодил в тюрьму.
А лучше Руденко в СССР археолога, пожалуй, и не было, каждой своей находке искал и находил объяснение с позиций физики, химии, механики, других точных наук. Энциклопедист, он до тонкостей знал реалии жизни: как рубят избы, как запрягают лошадей, как хранят зерно, как разводят пчел, охотятся, рыбачат. Эти знания придавали особую окраску работам ученого. Его книги «математически выверенные», что является редкостью для археологов, они как белые, чистые птицы среди стай галдящего воронья. Их я читал, держа на коленях карту и «Историю Китая», иначе не получалось.
Вот «китайская» цитата: «С IV века до новой эры северное царство Чжао переняло у соседей-кочевников (тюрков. – М. А.) их форму одежды (штаны для воинов. – М. А.) и по их примеру стало использовать лошадей для езды верхом, применяя необходимые седла, стремена». Это сведения из древних летописей.
Так кто придумал стремена и седла? Ответ ясный? Или нет?
Китайцы – написано в «московской» истории. И хоть криком кричи. А таких примеров сотни и сотни… Да, историю надо изучать и по Карамзину, и по Рыбакову, но и по атласу исторической географии. Должны быть такие атласы! Ведь карта очень часто несет информации больше, чем целая книга. Карту нельзя подделать или «поправить». Любая помарка на ней сразу видна.
География – наука аналитическая, точная. Используя ее методику, можно прийти к выводам, для «официальных» историков практически недоступным. Или «малоубедительным», как говаривал о моих книгах Олжас Сулейменов.
Что ему ответить?.. Есть птицы певчие, а есть ловчие. Они разные. У каждой свое место, свой полет: первые кормятся на римских задворках, в посольствах и миссиях, а вторые добывают пищу в чистом поле, на лету. И что бы Олжас с друзьями ни наговаривал, судить не им, они – не мои читатели.
…А иные «откровения» мне даются без ссылки на источник, они как первоцветы – плод наблюдательности, без которой географу пришлось бы туго. Будучи в Баку, обратил внимание на знаменитую местную достопримечательность – Девичью башню. И подумал, если посмотреть на нее с высоты облаков, то в плане увидишь цифру 9, ориентированную на восток (нижняя «лапка» цифры). Удивительная архитектура. Редкая. А когда узнал от одного из читателей, что башня имеет 9 этажей, еще больше удивился и вспомнил, цифра 9 – это же цифра Тенгри.
Сегодня мало кто знает об этом. Ведь цифры, которые именуют арабскими, вовсе не арабское изобретение. В ученом мире их иногда называют индийскими, но и это не вполне точно. В Индию цифры пришли вместе с Великим переселением народов, в их основу положены древние тюркские руны. Арабская цифра 9 своими очертаниями копирует именно руну (она читается как «й», «йе», «дже»). И в отличие от других «арабских» цифр, ее написание никогда не менялось… Я услышал здесь, в каменной «цифре» размером в башню, не случайные созвучия.
Современное название памятника Гыз Галасы. Слово кыз (гыз) на древнетюркском означает не только «девушка», но и «редкий, драгоценный». Нелишнее напоминание, если учесть необычную архитектуру памятника. Скорее всего, у башни была шатровая крыша. Думаю, строители возводили именно культовое сооружение в честь Бога Небесного. Поэтому в день зимнего солнцестояния (праздник Тенгри) Солнце восходит прямо по центру главного окна башни… Легенда о красе-девице, в честь которой якобы построили башню, судя по всему, появилась в XIX веке, когда шла «зачистка» следов Кавказской Албании.
Не удивлюсь, если узнаю, что прежде название было, скажем, Девичи Галасы. На первый взгляд, невероятно. Но подобное было и в Москве, когда появился Новодевичий монастырь, и его имя ныне связывают со словом «девица». Словари же говорят совсем иное – и русское «диво», и тюркское «дев» восходят к древнему алтайскому «дева» (бог). Есть о чем подумать? Есть. Например, о том, почему существовало девяносто девять обращений к Тенгри? Случайно ли это?..
– Ваши книги вызвали переполох в научном мире. Для них придуман даже термин «фолк-хистори», – «самодельная история», или «непрофессиональная история», чтобы отстраниться от выводов, к которым приводите вы читателей. И все равно, триумф вашей «фолк-хистори» очевиден, с чем связан он?
Ну, уж не с распадом СССР, как говорят оппоненты, это точно. Проблема куда глубже, она имеет грани и акварельные оттенки. В ней – очередная забытая истина нашей истории.
Вспомним: советское общество погубил интеллектуальный мусор, который оно же десятилетиями и производило. Случилось то, что случилось – общество захлебнулось в собственных нечистотах. Как в сказке Гофмана захлебнулся Циннобер в ночном горшке. Партийные боссы, как и он, извели правду, творили с ней, что хотели. И то же получили. Историю СССР исправляли раз шесть-семь, каждый временщик желал увековечить свой взгляд на прошлое. А так не должно быть в цивилизованном обществе.
Это – смерть, добровольная смерть, если у страны непредсказуемо прошлое. Только думал ли кто о том, «исправляя» народу память?.. Нынешний интерес к истории вполне объясним. Общество, казалось бы, навечно опоенное ложью, вдруг ожило, тон в нем стали задавать новые люди, а не партийные функционеры, что уже прогресс. Правда, с дальнейшим «развитием демократии» все медленно возвращается на круги своя: становится как раньше, только хуже, и это понятно – людям трудно отказаться от имперских амбиций. Тем не менее изменения происходят, пусть не всегда в лучшую сторону, пусть прихрамывая, но они идут.
Да, я утверждаю: поле для «фолк-хистори» распахал ЦК КПСС, продуктом которого были академические генералы, выдававшие себя за «специалистов», они, и только они, своей бездарностью готовили успех моим книгам. Эти люди никогда не рисковали карьерой ради науки, не стремились открыть неизвестные страницы, их устраивала дозволенная информация, другой они чурались. За покорность получали должности и сытую жизнь. Они считали себя властелинами человеческих душ, а свои слова – за правду жизни. Но… даже лев в клетке от безделья хиреет. Так и они. Издавали-то много, только никто их трудов не читал.
То были не нужные обществу книги! Ни тогда, ни сейчас.
С перестройкой зажиревшая московская «элита» осталась не у дел: ее лишили монополии на информацию. Раньше она определяла, что правильно, что – нет, что можно исследовать, что – нельзя. С принятием закона о гласности все изменилось. Слово стало свободным. Казалось бы, нет цензуры, работай, восстанавливай правду, но карманные «профессионалы» не умели распорядиться свободой, кто-то ушел в бизнес, в религию, кто-то на поиски легкой жизни. И никто – в литературное творчество, на «вольные хлеба», где надо рисковать и много трудиться.
Мои книги потребовало общество. Ему, как лекарство от беспамятства, нужна была правда. При огромных по сегодняшним меркам тиражах до 50 тысяч экземпляров книги становились библиографической редкостью, их зачитывали до дыр, сам видел… Почему? Потому что есть объективные законы развития, которые живут вне зависимости от запрета или разрешения властей. Они, как вода в океане, существуют сами по себе.
Спрос на честную информацию, свободную от цензоров, он и есть, по-моему, двигатель мысли автора… Приходишь к поразительному выводу: правду нельзя уничтожить, она вечна. Потребность знать приходит с молоком матери, это потребность здорового человека. Тогда же понял, что мои книги будут популярны до тех пор, пока говорю правду, начну подстраиваться под кого-то – конец… Интересы побеждают на мгновение, правда – навсегда.
Мой козырь также в манере письма, в отказе от иезуитской наукообразности, стремлюсь к предельной простоте изложения. Чтобы быть понятным даже ребенку.
Достичь этого легко, надо не «мудрить», не скрывать, не придумывать. Быть искренним, как мальчик из сказки Андерсена, сказавший правду о платье голого короля… Одна фраза, один литературный образ заменяют груды пухлых научных томов, этим и привлекает меня научно-художественный жанр. Он оставляет моему слову свободу.
«Не плоди лишних сущностей», – учили древние.
Понятия, которые не сводимы к интуитивному знанию, должны удаляться, считал английский философ У. Оккам. Я разделяю его точку зрения и развиваю ее. Поэтому лишь людям, чувствующим запах полыни, пьянеющим от одного только вида коня, доверяю свои книги. Для них писал «Полынь Половецкого поля» и все остальное.
Это тоже отличает мою «фолк-хистори» от их «профи-хистори». Слава Богу, книги получились не безликими, не равнодушными, и главное, написаны не под заказ… Чтобы вольному была воля. Люди сами вправе выбирать, что им читать.
– А как вы лично относитесь к термину «фолк-хистори»?
Так же, как в свое время приличные люди относились к слову «лженаука». К лженауке тогда относили генетику и кибернетику, теперь историческую географию кто-то хочет объявить вне закона.
