- Я отправил вам срочное письмо, господин Семенов.
- Но я должен уехать.
- Какая жалость! Немного подождать не можете? Письмо крайне важно... Мне бы хотелось, чтобы вы прочли его до отъезда.
- Что за срочность? Неужели нельзя подождать до завтра?
Ладно, просит - подожду полчаса.
...Письмо принесли чуть ли не сразу после его звонка. Оно интересно; привожу его почти полностью:
"Многоуважаемый господин Семенов!
Направляю официальный документ по комплексу Лакшина (Стыллера) Романа Павловича.
1. Как уже говорилось, по одной из версий Лакшина (Стыллера), получившего гражданство ФРГ после выезда из СССР, его теща, P., после составления ею завещания на культурные ценности, то есть после 20 ноября 1979 года, якобы умерла. Эта версия опровергается напученным мною уведомлением о вручении заказного письма №441 г.. отправленного мною Р. в качестве контрольного и поданного на Боннском почтамте (Бонн I) 20 сентября 1980 года. Уведомление подписано лично Р., причем два раза (фотокопия прилагается). Подписи Р. идентичны всем трем ее подписям, имеющимся на ее фиктивном завещании. Уведомление заверено календарным штемпелем Ялтинской почты от 2 октября 1980 года. Оригинал этого уведомления будет передан мною следственным властям ФРГ 20 октября с. г. (следователь Гроддекк находится сейчас в отпуске).
2. 30 сентября 1980 года между мной и старшим прокурором Боннской прокуратуры Кайзером состоялась трехчасовая беседа, в которой участвовал также следователь налогового розыска Боннского округа Гроддекк.
В ходе беседы были предъявлены мне ранее не известные альбомы с фотографиями ценностей, обнаруженных у Лакшина или же проданных им третьим лицам.
Оказалось, что ценности, о которых я сообщал ранее, составляют лишь часть сокровищ. Ценности, по его словам, были подвергнуты многократным экспертизам; имеются авторитетные сертификаты подлинности. Многие иконы относятся бесспорно к шестнадцатому веку. Спор о подлинности возник в отношении только одной или двух икон, все остальное никаких сомнений не вызывает.
Кайзер сообщил, что и эти альбомы не являются полными. Полный альбом отправлен в США, где, как он сказал, "у нас имеются определенные связи с ФБР, где нам тоже стараются помочь в идентификации"...
Оговорив, что прокуратура ФРГ не имеет права ни сама проводить следственные действия на территории СССР, ни присутствовать при них, ни уполномочивать на это недолжностных лиц, Кайзер дал понять, что от меня ожидают содействия в этом внеофициальном, "консультативном" плане. Речь шла б необходимости получения от советской стороны именно таких доказательств, которые могли бы быть приняты во внимание судом ФРГ. Кайзер подробно разъяснил, что именно нужно и что было бы недопустимым или бесполезным.
На просьбу предоставить мне для передачи советским властям фотографии коллекции Кайзер ответил в том смысле, что это в принципе возможно. Мою просьбу предоставить или хотя бы предъявить фотографии писателю Юлиану Семенову; а также дать ему информацию по этому делу Кайзер обещал довести до сведения пресс-службы прокуратуры и сообщить ответ на следующий день.
3. 1 октября 1980 года Кайзер сообщил мне по телефону, что руководство прокуратуры не готово предоставить Ю. Семенову информацию или хотя бы показать ему фотографии под предлогом "нарушения налоговой тайны".
4. В тот же день, 1 октября 1980 года, следователь Гроддекк пояснил мне по телефону; что я не должен "буквально" воспринимать сдержанную позицию прокуратуры.
5. 10 октября 1980 года адвокаты Лакшина (Стыллера) добились освобождения его из предварительного заключения (где он содержался по иному делу): Лакшин внес залог в сумме 100000 (ста тысяч) немецких марок ФРГ наличными.
6. 13 октября 1980 года я сообщил прокурору Кайзеру по телефону о факте получения мною уведомления с подписью "ожившей" Р.
7. Уточнение к пункту 2: Прокуратура ввела меня в процесс в качестве так называемого "экспертного свидетеля" по вопросам советского права. На этом основании (формально) мне дается информация по материалам дела.
С глубоким уважением
Борис Уманский,
руководитель "Техноэкспорта".
Звоню Уманскому, задаю вопрос:
- Вы понимаете, какие последствия для вас может иметь этот материал?
- Вполне.
- Готовы к противостоянию?
- Не придется, я оперирую фактами.
- Ну-ну.
...Это было поздно вечером 14 октября, через час после того, как почтальон вручил мне конверт, а я расписался в получении "экспресс-почты" о продолжающемся хищении культурных ценностей.
...Я перезвонил в Бонн, попросил перенести встречу еще на час и сел к пишущей машинке, - письмо стоило того, чтобы над ним серьезно подумать, а я привык думать словесно - фиксируя мысль на машинке.
(Вообще-то, когда я только начинал работать в журналистике, моими "орудиями производства" были карандаш и ручка; однако с годами приходит особая требовательность, необходимо видеть, что получилось, что надобно перелопатить; слово, написанное рукою, отличается от слова, напечатанного на пишущей машинке, а уж когда читаешь корректуру, то набор выявляет совершенно новое качество написанного, никаких иллюзий, некое отделение твоих мыслей от тебя самого, смотришь со стороны, сердце рвет порою: "Ах, если бы можно было еще раз переписать все наново!" Потому-то я и перешел на пишущую машинку, - она дисциплинирует тебя, учит краткости и четкости.)
Меня потянуло написать эти несколько страничек, потому что закольцевались события лета сорок пятого в Калининграде с тем, что происходит и по сей день, когда преступники, сориентированные на мафию, продолжают свое черное дело грабежа и укрывательства культурных ценностей, принадлежащих Родине.
Действительно, история таинственной смерти доктора Роде накануне того дня, когда профессор Виктор Барсов должен был получить "исповедь" немецкого специалиста, отвечавшего перед высшими бонзами рейха за сохранность Янтарной комнаты, до сих пор до конца не разгадана: хоронили доктора никому не известные люди, могила его не обнаружена, врач, подтвердивший под присягой факт смерти Роде и его жены от "острого желудочного заболевания", исчез вскоре после этого из города, словно в воду канул, как его ни искали.
Действительно, поведение профессора Роде, особенно в последние недели перед смертью, казалось тем людям, которые его знали, необычным, он словно бы постоянно кого-то страшился, жил под мечом, ждал чего-то.
Действительно, профессор Роде знал вес о судьбе Янтарной комнаты, но молчал, не говорил ни слова, хотя люди, помнившие его в те месяцы, утверждали, что он был на грани признания; что-то мешало ему открыться, тяготило изнутри, страшило, он хранил в себе тайну, метался...
Его гибель была угодна тем, кто обрубает следы, тем, кто и по сей день занят укрывательством краденого.
Кто эти люди?
Действительно, загадочно сообщение о том, что в шахте "Б" "Виттекинд" по прошествии трех месяцев после окончания воины жили "бывшие узники". Отчего они не ушли из подземелья? Да и потом, чья это версия, что те, кого увидали офицеры английского представителя Этткинда, были "узниками"? Не есть ли это дезинформация? А кто был в ней - тогда еще, в августе сорок пятого заинтересован?
А взрывы, засыпавшие шахту? Произошли-то ведь они после того, как часть ящиков была тайком поднята и вывезена из Фольприхаузена англичанами.
Кем? Куда?
(Доктор Колер передал мне фотографии, сделанные в марте - апреле сорок пятого: нацисты прячут ящики с награбленными ценностями в лесу, неподалеку от маленького городка в Саксонии или Тюрингии. Адъютант гауляйтера Мучмана, здравствующий и поныне нацист Саксе из Кобленца, знает, что это за город, но он не сказал, да и не скажет правды. А ведь это так важно узнать: в Тюрингии или Саксонии прятали награбленное, ибо тогда версия о том, что машины швейцарского Красного Креста вывезли нечто из Саксонии, которая, согласно Ялтинскому соглашению, становилась советской зоной оккупации, в Ганновер, который отходил англичанам, перестает быть версией, но становится абсолютной правдой. Идти на такого рода рискованную акцию нацисты могли только во имя чего-то крайне важного, во имя высшей тайны рейха.)
Молчал комендант Кенигсберга генерал фон Лаш, когда фельдмаршал Паулюс спрашивал его о судьбе Янтарной комнаты, молчал наглухо, а ведь прошло много месяцев с того дня, когда советский народ спас мир от коричневой чумы.
Молчал на процессе в Варшаве гауляйтер Восточной Пруссии и Украины гитлеровец Эрих Кох.
Но ведь живы наши герои-ветераны, герои штурма Кенигсберга, которые первыми ворвались в королевскую крепость, туда, где была депонирована Янтарная комната.
Может быть, кто-то из ветеранов отзовется? Дорога каждая мелочь, любая подробность...
Надо бы постараться исследовать путь, который прошла икона, похищенная нацистами в Тихвине и оказавшаяся затем в молельне кардинала Спэлмана в Нью-Йорке. Как она попала туда? Через какие перевалочные базы? Кто отвечал за ее транспортировку? Сколько лет продолжался ее мученический путь за океан?
