По крайней мере, так казалось. Неизбежно находились венецианцы, которые, как пишет Приули, «отказывались верить новостям, и другие, заявляющие, что король Португальский не сможет пользоваться новым путем в Каликут (Калькутту), потому что из тринадцати посланных на разведку каравелл вернулись только шесть, так что расходы превышают выгоду, да и моряки не станут рисковать жизнью, пускаясь в такой долгий и опасный путь». Но преобладали мрачные прогнозы. «Город находится в ошеломленном состоянии — так умнейшие люди переживают худшие новости, какие только можно вообразить».
Венеция уже билась в агонии тяжелого финансового кризиса. «Гарцони», один из главных частных банков, потерял за год 200 000 дукатов, и это несмотря на то, что дож, пытаясь его спасти, лично пожаловал ему 30 000 дукатов. Другой из крупнейших банков, «Липпомано», подобным же образом разорился, что спровоцировало панику во всех городских банках. Собственный банк Приули прогорел через несколько лет.
Что можно было поделать? Некоторое время обсуждалась идея расширить Суэцкий канал, но ее отвергли как малоэффективную. Поначалу возникли сомнения, принимать ли республике приглашение короля Мануэля Португальского грузить свои товары на лиссабонские корабли. Такое положение дел разгневало бы султана Египта, который легко мог отомстить, захватив венецианские склады в Каире и Александрии, и отыграться на венецианских торговых колониях. Да и в любом случае обращаться к португальцам с просьбой сенат считал унизительным. В 1502 году при сенате создали особый совещательный комитет «для принятия мер, дабы король Португалии не вырвал серебро и золото из наших рук, разрушая нашу торговлю». А в 1504 году другой эмиссар, Леонардо ди Ка'Массер, отправился в Лиссабон, чтобы доложить о возможности новых перспектив и новых переговоров, но за эти годы там обосновались флорентийские купцы, и они так настроили португальцев против Венеции, что посол чудом избежал тюрьмы.
Так в конце лета 1499 года Венеция за несколько дней получила два сокрушительных удара. Многие ее жители, глядя на двух бронзовых мавров, бьющих в колокол на недавно построенной Мауро Кодуччи Часовой башне, размышляли, не сочтены ли их часы и не по ним ли звонит этот колокол. Рождалось страшное предчувствие, что вскоре будет нанесен третий удар, более гибельный, чем эти два — когда не одна страна, но вся Европа объединится против Венеции.
13 сентября 1501 года дож Агостино Барбариго, которому уже исполнилось 82 года, созвал синьорию и объявил о своем желании оставить службу. Он был стар и болен. Республика, чтобы преодолеть опасности и трудности этого времени, нуждалась в более молодом и энергичном правителе. Он же намерен вернуться в свой дом в Сан-Тровазо и мирно доживать свой век. Сняв с пальца кольцо, он передал его старшему из советников, чтобы тот хранил его, пока не будет выбран преемник.
Отставку и кольцо не приняли, хотя причиной этому были не какие-то выдающиеся свойства личности Барбариго. Он всегда был заносчив и жаден. За 15 лет правления, несмотря на все законы, ограничивающие власть дожа, его не раз уличали в коррупции, злоупотреблении властью и продаже должностей, не говоря уже о злоупотреблении вином, так что не многие из подданных могли сказать о нем доброе слово. Но все понимали, что долго он не проживет, и казалось, что проще всего предоставить событиям идти своим естественным ходом. Он прожил еще ровно неделю.[224]
Хотя у населения больше не оставалось законного права выдвигать своего кандидата, народ дружно провозгласил своим фаворитом Филиппо Трона, а когда он 26 сентября тоже умер, поползли обычные слухи об отравлении. Однако записи Марино Сануто убеждают нас, что игра велась честно — Трон был очень тучен, и однажды он просто лопнул.[225] Такое невезенье не очень сказалось на выборах — они состоялись только 2 октября, и избиратели в составе 41 человека наконец назвали Венеции нового правителя, Леонардо Лоредано.
Прекрасный портрет Лоредано работы Джованни Беллини, написанный, возможно, через год-другой после его избрания, изображает высокого, изнуренного человека лет семидесяти с тонким, нервным лицом.[226] В отличие от многих своих предшественников, он не сделал карьеры адмирала или дипломата. Впервые он упоминается в 1480 году как прокуратор здания церкви Санта Мария деи Мираколи,[227] затем недолгое время он служил подестой Падуи, а после этого практически всю жизнь провел в Венеции. Мало кто лучше него знал механизм машины управления, но чтобы выручить республику из того отчаянного положения, в котором она оказалась, штатского чиновника-аристократа, пусть даже искусного, было недостаточно.
Мораль в Венеции оставляла желать лучшего, а торговый и экономический коллапс был лишь частью проблемы, корни которой уходили гораздо глубже. Годы достатка, как обычно, оказали свое тлетворное влияние, старинные законы против казнокрадства и коррупции действовали не так строго, как в былые времена, и Агостино Барбариго был не единственным патрицием, набивавшим свой карман за государственный счет. В попытках заставить его преемника строже придерживаться закона была придумана новая система. После смерти дожа немедленно были выбраны трое инквизиторов, которые проверили все его бумаги и разобрали все обвинения против него. Однако гидра коррупции и казнокрадства слишком разрослась, чтобы принятые законодательные меры могли с нею справиться, и злоупотребления продолжались. Это было не единственным признаком политической слабости. Отсутствие многопартийной системы не оставляло возможности контроля действий со стороны соперников, столкновения характеров и мнений, которое является неотъемлемой частью здорового политического организма. Замкнутая в себе венецианская олигархия никогда не была полностью свободна от межфракционной борьбы. В обычное время она не переходила известных рамок, но в начале XVI века напряжение внезапно достигло предела и выплеснулось кровавой волной насилия на улицы и площади. Нельзя сказать, что венецианцы потеряли способность забыть свою вражду ради защиты республики, в которой она так нуждалась. Всего через несколько лет новый призыв к оружию так же дружно и с готовностью нашел отклик в народе, как и прежде. Но народ ослаб, морально и физически, а ему, как никогда, требовалась сила.
Глава 30
КАМБРЕЙСКАЯ ЛИГА
(1503–1509)
Вы, граждане Венеции, дрожите!
За деньги, что неправедно нажиты,
Приходит срок ответить вам сполна.
Пьер Гренгор (1475–1538)
Лето 1503 года выдалось жарким даже по римским меркам. Вечером 13 августа папа Александр VI ужинал в саду кардинала Адриана ди Кастелло, когда его охватил внезапный приступ лихорадки.[228] Его отвезли домой и сделали кровопускание. Врачей удивил обильный поток крови, вытекающий из человека такого преклонного возраста. Однако состояние больного быстро ухудшалось, и 18 числа он умер. Как всегда, подозревали отравление, но поветрие быстро распространялось, и от него страдали многие. Чезаре, герцог Валентино, был так болен, что не смог попрощаться с отцом.
Став в 1498 году кардиналом, Чезаре оставил неисполненными только два желания: установить жесткий контроль над Папской областью, особенно городами Романьи и области Марке, со временем ставшими почти независимыми, и выкроить для себя и своих детей в Италии светское государство. Первой из этих целей он с успехом добился в качестве гонфалоньера папской армии. Вторая цель тоже казалась близка, но внезапная смерть папы поставила ее осуществление под угрозу. Несмотря на болезнь, времени Чезаре не терял. Сперва он послал в Ватикан тайного агента с заданием добыть с помощью стилета ключи от папской сокровищницы и доставить хозяину ее содержимое. Затем, разжившись сотней тысяч золотых дукатов и значительным количеством серебряных сосудов, он отправил войска, чтобы занять Рим и принудить кардиналов к избранию нужного ему кандидата. Выбор пал на любимого племянника Пия III, который мог бы неплохо послужить честолюбивым планам, но Пий III скончался через месяц после избрания, и Чезаре столкнулся с новым затруднением — территориальными претензиями Венеции.
Венеция увидела для себя удобный случай. Ее торговая гегемония внезапно рухнула, друзья и союзники ее бросили, границам непрерывно угрожали турки с востока и европейские правители с запада. Единственной возможностью выжить казалось возведение мощного бастиона, защищающего ее со стороны суши. Когда правители городов, взятых герцогом Валентино, бежали на венецианские территории, Венеция сразу выразила им сочувствие и предоставила убежище. Увидав, что везение Чезаре кончается, эти аристократы уверенно и более-менее одновременно постарались восстановить свое положение. Венеция оказала им активную поддержку, чтобы от их имени управлять их землями. К концу года знамя Святого Марка уже развевалось над Русси и Форлимпополи, Римини, Червией и Фаэнцей.
