Дуэль двух генералов продолжается и сегодня. Руцкой нет-нет да и отвесит в адрес Лебедя комплимент типа «горлопан». Лебедь в свою очередь пройдется по «генералу, который не удался как сельскохозяйственный специалист».
В августе 1995 года Руцкой в одном из своих выступлений перед избирателями вновь вспомнил октябрь 1993-го. И Лебедь не промолчал. В своем интервью газете «Завтра» (1995. № 34) он возвратился к открытому письму полковника Алксниса, а попутно дал ответ на язвительные выпады бывшего вице-президента генерала Руцкого:
«…Письмо Виктора Имантовича, мне показалось, написано не им, поэтому и отвечать не стал. Не буду сейчас касаться всех аспектов этого письма. Один маленький пример рассмотрим. Якобы в октябре 1993 года Лебедь позвонил Руцкому и сказал: «Держитесь, ребята! Через 24 часа прибудем». И ту ложь стали тиражировать. Почему ложь даже с военной точки зрения? Лебедь — генерал, и его умные люди учили. Лебедь считать умеет. Так вот, если возьмем карту, промерим самый кратчайший маршрут через территорию Украины до границы с Россией, не говорю уже до Москвы, то получится 740 километров. Если суверенная Украина пропустит, то получится трехсуточный марш только по территории Украины. Если танки пройдут такое расстояние, грунтозацепы будут стесаны, и их надо будет встречать и «переобувать». Потом еще километров 600 останется до Москвы. Еще двое суток. Мог Лебедь как генерал сказать это?..»
А уж что было — так это резкая критика бывшим командармом действий приднестровских властей, снарядивших, по его словам, для поддержки защитников Белого дома от 70 до 100 человек.
По логике Лебедя получалось: если не хочешь вмешиваться в драку сам, то не молчи, когда другие вмешиваются. В позиции генерала действительно невозможно было разобраться. Тем более что Лебедь на чрезвычайной сессии Верховного Совета ПМР потребовал отставки руководства Приднестровья за «отправку боевиков-убийц в Москву». Некоторые газетчики об этом писали так: «В те же дни Лебедь провел несколько пресс-конференций, на которых клеймил позором тех, кто пытался защитить Конституцию и парламент России…»
Журналисты и политики всегда идеологизировали Лебедя по собственному вкусу. Вот как, например, отзывался о Лебеде один из демократов первой волны, советник фонда «Реформа» Александр Ципко: «Он привлекает к себе внимание органичностью, целостностью. Лебедь производит впечатление человека, вырубленного из одного куска камня».
После перехода Лебедя в команду Ельцина о нем говорили й писали иногда так: «По существу, генерал сделал то, что делает в боевой обстановке командир, сдающий свою часть врагу». В том же духе о нем стали даже сочинять частушки: «Лебединая грация и честь, казалось всем, у птицы есть, но обманул святую Русь обыкновенный серый гусь…»
Не прислал солдат на защиту парламента — предатель Конституции и народа. Встал бы на защиту — был бы «государственным преступником». Так, наверное, бывает в любом обществе, раздираемом ожесточенной политической борьбой властей и оппозиции. В таком обществе всегда возносят «своих» и нещадно бьют «чужих». Лебедю пришлось побывать в обеих этих ипостасях: он был и своим, и чужим. Ему хотелось стать «общим».
…После кровавых событий 1993 года в России развернулась активная подготовка к предстоящим в декабре парламентским выборам. Ожидалась сокрушительная победа «партии власти» («Выбор России») во главе с Егором Гайдаром. Прогнозировавшаяся победа обернулась унизительным поражением и резким взлетом популярности Жириновского.
Так называемое Конструктивно-экологическое движение КЕДР (нечто вроде ведомственной партии Госкомитета по санэпидемнадзору) предложило Лебедю возглавить список его кандидатов в депутаты Госдумы. Узнав об этом, побаивающийся роста политической популярности командарма министр обороны Грачев запретил Лебедю, уже давшему согласие баллотироваться, идти на выборы. В то время я располагал информацией о том, что и президент — Верховный главнокомандующий выразил недовольство готовностью генерала сотрудничать с КЕДРом…
По большому счету, если исходить из норм Конституции, Лебедь вполне мог бы игнорировать недовольство Ельцина и Грачева, поскольку никто не мог запретить ему как гражданину использовать конституционное право избирать и быть избранным. Однако строптивый и несговорчивый генерал в тот раз все же прислушался к «рекомендациям». Так закончилась его первая попытка попробовать себя на ниве большой политики. Весьма возможно, что командарма и самого не вдохновляло участие в малоизвестном движении.
Но его фигура по-прежнему оставалась в прицеле крупных политических сил и стоящих за их спиной финансовых магнатов России.
В начале 1994 года спецслужбы Генштаба получили информацию, что якобы аналитики группы «Мост» пришли к выводу, что на ближайших президентских выборах ни Ельцину, ни Явлинскому победа не светит. Единственный способ противодействовать растущей популярности коммунопатриотов — противопоставить им связку Лебедь — Явлинский. Но сформировать эту связку не удалось, хотя НТВ, газеты «Сегодня» и «Московский комсомолец», радиостанция «Эхо Москвы» (в 1996 году к ним подключился и журнал «Итоги») длительное время вели активную раскрутку этой идеи.
В 1994 году, не сумев силой власти «поставить на место» непокорного командарма, министр обороны нашел иной способ решения «проблемы Лебедя». Под прикрытием кремлевских и мидовских установок об урегулировании молдавскоприднестровского конфликта Грачев издал директиву, в соответствии с которой получал все возможности «на законных основаниях» свести с командармом давние счеты…
Для того чтобы читателю были ясны внутренние пружины конфликта, необходимо сделать некоторые пояснения.
14-я армия дислоцировалась в Приднестровье (штаб — Тирасполь). Ей наш Генштаб отводил стратегическую роль на Южном театре военных действий еще со времен СССР. После развала Союза армия оказалась на территории Приднестровской Молдавской Республики, которую юридически не признавали (и не признают до сих пор) ни Москва, ни Кишинев, ни Бухарест.
Тут возникло явное противоречие между нашими политическими и военными стратегическими интересами. У Кремля, МИДа и Минобороны не было внятной и согласованной позиции по отношению к ПМР. В связи с этим мне довольно часто в самых высоких кабинетах МО и ГШ приходилось слышать раздраженные вопросы: «России нужно Приднестровье или нет?», «Надо нам сохранять там армию или нет?».
Ни Кремль, ни МИД ясных ответов на эти вопросы долгое время не давали. Это позволяло Кишиневу упорно развивать политику, ориентированную на «территорриальную целостность Республики», игнорировать факт существования ПМР. И в конце концов — совершить акт вооруженной агрессии против «сепаратистов».
Я хорошо помню начало войны на берегах Днестра, когда из штаба 14-й армии (ею командовал в ту пору генерал Неткачев) непрерывным потоком шли в Генштаб шифровки с вопросами о том, какую позицию занимать. Бомбы и снаряды молдавской армии уже падали на головы приднестровцев, но ни Кремль, ни МИД, ни Минобороны не могли дать руководству 14-й ясных ориентировок. Из Москвы сыпались все те же указания «проявлять максимальную выдержку» и «не поддаваться на провокации».
Из Тирасполя поступила информация, что командарм Неткачев якобы «закрылся в штабе и ничего конкретного сказать своим подчиненным не может». Генерала осаждали многочисленные делегации жителей ПМР, призывавших его защитить их от агрессии.
Когда дело зашло слишком далеко и Кремлю стало понятно, что отсидеться в кустах не удастся, Министерству обороны была дана команда подобрать на место Неткачева нового командарма, имеющего опыт действий в экстремальных условиях. Выбор пал на генерала Лебедя.
…Не сумев «наказать сепаратистов» с помощью военной силы, Кишинев после войны лета 1992 года сосредоточился на политических методах решения проблемы и стал активно подталкивать Москву к переговорам. Присутствие 14-й армии в ПМР было и остается главной препоной в реализации «территориальной целостности» Молдавии. Потому Кишинев начал упорно проводить линию на выталкивание объединения из Тирасполя.
Москва так и не сумела выработать внятную позицию и «подвесила» ее в аморфном состоянии, заявив, что вывод армии будет сопрягаться с ходом урегулирования конфликта политическими методами. Но политические методы продолжали топтаться на месте, а из-за спины Кишинева и Бухарест, и Вашингтон стали давить на наш МИД с тем, чтобы он убирал армию. Рычаги давления были банальными: не уйдете — будем противиться приему России в Совет Европы, заморозим инвестиции в вашу экономику, продвинем НАТО на восток.
В сентябре 1994 года в Кишинев прибыла посол США в ООН Мадлен Олбрайт. Лебедь прокомментировал ее приезд так:
