41
Fletcher (2004 & 2006) — его идея о том, что начало сотрудничеству и интеграции с местным населением положили сидонские купцы, на смену которым пришли тирские колонисты, интересна, но пока не доказана.
Поселение, очевидно, было покинуто людьми в конце VI века.
Серебро пользовалось огромной популярностью на Ближнем Востоке и в Этрурии, но в Греции в VII веке на него практически не было спроса. В главных греческих святилищах использовалась в основном бронза. В Этрурии в этот период было изготовлено множество серебряных изделий с ближневосточными орнаментами и мотивами и с применением особой техники — гранулирования и филиграни, что предполагает обитание в Центральной Италии финикийских мастеров. Восточный стиль стал неотъемлемой частью этрусского искусства (ibid., 78).
На многих артефактах обнаруживается влияние египетского искусства. В то же время не существует подтверждений контактов греков с Египтом до VII века, не найдены и эвбейские стоянки на долгом пути до Леванта.
В Тире найдено значительное количество эвбейской керамики IX века (Bikai 1978).
В Греции особенно популярны были бронзовые котлы (кратеры), декорированные крылатыми сиренами и бычьими головами и первоначально завезенные из северной части Сирии (Muscarella 1992, 40–43). По мнению других специалистов, это были приношения левантийских гостей. Предполагается, что котлы доставлены по суше, а не морем (Rollig 1992, 97–102).
Некоторые исследователи пытаются доказать, что Аль-Мина была эвбейским поселением (например, Boardman 2002 & 2005). Действительно, здесь найдено много образцов греческой керамики, однако еще больше обнаружено левантийских артефактов, хотя они не удостоились такого же внимания, как греческие изделия, поскольку археологи увлеклись возможностью засвидетельствовать основание одной из первых эллинистических колоний на Ближнем Востоке. Кроме того, спектр найденных образцов греческой керамики слишком мал для того, чтобы подтверждать жизнедеятельность греческой колонии. В основном это были сосуды для питья, а это указывает на то, что в Аль-Мине торговали предметами роскоши, а не первой необходимости (Tandy 1997, 65). Не исключено также, что по крайней мере часть кружек, якобы завезенных из материковой Греции, была изготовлена на Кипре, где господствовали финикийцы, но преобладал греческий стиль. Анализ глины показал, что их сделали скорее всего на востоке Кипра. Этим обстоятельством можно объяснить и поразительную разницу в качестве между подлинно эвбейскими скифосами — глубокими чашами для питья с двумя ручками и низкими основаниями — и образцами, найденными в Аль-Мине. Еще не доказано и то, что скифосы такого типа в данный период изготовлялись в материковой Греции. То есть с уверенностью можно говорить о ближневосточной имитации греческой керамики (Kearsley 1989) и возрастающем влиянии независимого финикийского Кипра. Popham & Lemos (1992, 154–155) не согласны с датировкой «эвбейских скифосов» Аль-Мины, предложенной Кирзли, и датируют появление эвбейских греков в Аль-Мине 800 годом. Snodgrass (1994, 4–5) считает, что значительная часть так называемых эвбейских скифосов Аль-Мины изготовлена позже середины VIII века. Первые свидетельства греческих поселений в Леванте (Телль-Сукас и Рас-эль-Басит) относятся к VI веку, но и они малоубедительны (Waldbaum 1997). Кроме того, в Аль-Мине отсутствуют типичные признаки архитектуры, присущие эвбей-ским грекам: деревянные несущие стены, черепичные крыши, апсидная планировка (Luke 2003, 23–24). Не обнаружены и свидетельства греческих погребальных обрядов или греческого языка. Найден лишь один черепок с греческой надписью (коряво исполненной). Исследователи, изучавшие ее, объяснили корявость стиля тем, что автор писал негреческие имена и фразы незнакомыми ему буквами. Анализ глины подтвердил, что сосуд не был сделан в Аль-Мине (ibid., 12, 24). Hodos (2006, 25–88) убедительно доказывает, что проблему Аль-Мины можно понять только в контексте северной части Сирии и не следует рассматривать Восточное Средиземноморье как биполярный мир, разделенный между греками и финикийцами.
Ближневосточные традиции оказывали особое влияние на греческую религию в архаический период. Хотя ряд главных греческих божеств относится к микенскому периоду, некоторые посвятительные ритуалы пришли из Ближнего Востока. К их числу можно отнести гепатоскопию — угадывание знамений при рассматривании печени жертвенных животных, очищение посредством жертвования крови, экстатическое пророчество, исходящее непосредственно из уст жреца или жрицы, успокоение душ умерших дарами и иными приношениями или магическими заклинаниями нанести вред другому человеку (Burkert 1992, 46–82). Можно привести и другие примеры: обычай устраивать пиршества в святилищах, использование алтарей для сжигания жертвоприношений и даже сооружение храмов для богов или размещения их изображений в виде культовых статуй (Strom 1992, 55–56; Burkert 1992, 19–21). Согласно Копке (Корске 1992, 110–112), греки переняли в Леванте саму идею создания храмов, а не только их архитектурный/литургический облик. Они также заимствовали обычай помещать жертвоприношения в основание религиозных сооружений, популярный у ассирийцев (Burkert 1992, 53–55). Влияние Ближнего Востока распространялось и на другие сферы жизни. Некоторые города-государства Греции переняли у финикийцев политическую систему. Государственное устройство Спарты, например, явно копировало режимы финикийских городов (Drews 1979).
Греческие обозначения букв alpha, beta, gamma, delta и других имеют семитское происхождение (Burkert 1992, 28–29).
Принято считать, что греческий алфавит возник в начале VIII века. Однако некоторые исследователи полагают, что это произошло еще раньше — в XIV веке (Bernal 1990). В сборнике Baurain, Bonnet & Krngs (eds.) 1991, 277–371, представлена серия исследований о происхождении алфавита в Греции. Греческие буквы появились в Афинах, на островах Наксос и Пифекуса к середине VIII века (Burkert 1992). Однако, по мнению других исследователей, греческий алфавит возник в XI веке на основе протоханаанейского письма, из которого произошел и финикийский язык (Naveh 1980). До настоящего времени не имеется свидетельств греческой письменности до VIII века. Поэтому греки решили, что их алфавит произошел из финикийской письменности, назвав его Phoinikeia gram-mata (финикийское письмо).
Об этом писали и Фукидид (1.13), и Диодор (14.42.1–3), и Плиний («Естественная история», 7.207). Однако, согласно Клименту Александрийскому («Строматы», 1.16.76), именно финикийцы изобрели трирему, а Плиний Старший («Естественная история», 7.208), ссылаясь на Аристотеля, утверждает, что карфагеняне придумали квадрирему. Ллойд, безусловно, прав, когда говорит о непродуктивности отыскивать в христианской полемике эмпирические факты, но перебарщивает, называя «исторически бессодержательными» утверждения Климента об изобретении триремы финикийцами (Lloyd 1975, 49–51; 1980, 197). Некоторые утверждения Климента, безусловно, верны.
Тогда самосский тиран Поликрат отправил сорок трирем в составе военно-морской экспедиции персов в Египет (Геродот, 3.44). Утверждения Ллойда (Lloyd 1975, 52–54), будто имеются свидетельства о том, что трирему создали коринфяне в VII веке, основаны на фрагментарных сведениях, написанных во времена правления римского императора Августа, и отчасти отражают попытки уже современных исследователей объяснить, почему греки воспользовались новой технологией раньше финикийцев. Фукидид не утверждал, что трирему изобрели коринфяне. Историк писал лишь о том, что они первыми из греков построили одну трирему до того, как ее конструктор, некий Аминокл, перебрался на Самос, где собрал еще четыре корабля (1.13).
Финикийские и греческие суда существенно различались. Согласно Геродоту (8.118–119), финикийские триремы имели сплошную палубу. Плутарх («Фемистокл», 14.2) также отмечает несходство более легких и низких греческих судов с кораблями «варваров», отличавшимися приподнятыми кормой и палубой. Финикийские триремы имели также несколько иную конструкцию кормы, щиты на планширях и иную форму тарана (Lloyd 1975, 48).
Социальные трансформации прежде всего отразились в дизайне и функциональном предназначении нураг. Классические нураги, обычно состоявшие из одной укрепленной башни, символизировавшей статус и богатство владельца, превратились в более сложные и замысловатые сооружения. Появились дополнительные башни, соединенные стенами, то есть нураги становились военными крепостями. Вокруг них возникали деревни, и в результате формировались сложные и социально многослойные общины (Ugas 1992, 220–230)
