О, духовное состояние Ленина – вопрос особый. «Периоды невменяемости вождя описывали те близко знавшие его люди, которые впоследствии оказались в эмиграции и имели возможность там публиковать воспоминания. Например, Б. Николаевский писал Н. Валентинову, что в последний период своей деятельности Владимир Ильич «далеко уже не был нормальным». Близко знавший Ленина Г. Соломон, автор изданной в Париже в 1931 году книги «Ленин и его семья (Ульяновы)»… воспроизводит разговор с ним вождя вскоре после октябрьского переворота: «…я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией!… И против контрреволюционеров, кто бы они ни были… у меня имеется товарищ Урицкий!… ха-ха-ха, вы, вероятно, его знаете!… Не советую вам познакомиться с ним!…»
И глаза его озарились злобным, фанатически-злобным огоньком. В словах его, взгляде я почувствовал и прочел явную неприкрытую угрозу полупомешанного человека… Какое-то безумие тлело в нем». Г. Соломон пишет, что шурин Ленина Марк Елизаров первым «забросил» в него «идею ненормальности Ленина».
Давний соратник Ильича А. Богданов подтверждает: «Наблюдая в течение нескольких лет некоторые реакции Ленина, я как врач пришел к убеждению, что у Ленина бывали иногда психические состояния с явными признаками ненормальности».
Вот фрагмент письма, написанного кадавром в конце 1921 года Дзержинскому:
«Мне необходимо созвать Политбюро. Я уже обращался с открытым письмом к товарищам, но Сталин ухмылялся. Он обозвал Наденьку дегенераткой и проституткой!!! Как Вам это нравится!
…Феликс, Наденька говорит, что Сталин произнес фразу, будто бы педерастам в Кремле пришел конец. Конечно же, это было произнесено более грубо и ругательно, но, как я сделал выводы, это имеет отношение прямо ко мне и моим товарищам».
Этот абзац Сталин, просматривая пересланное ему Дзержинским письмо, подчеркнул красным карандашом и написал: «Ильич совсем тронулся». И, похоже, это определение не было простой фигурой Речи. (39).
Одним из признаков сумасшествия была уверенность Ленина, что Многие окружающие его соратники – больны психически. (Хотя, возможно, отчасти так оно и было). 21 марта 1922 года из Горок поступила следующая телефонограмма:
«Товарищу Горбунову.
Прошу Вас внести в секретариат ЦК через Молотова следующее предложение и известить о том, принято ли оно: Ввиду выезда Крестинского 18/III в Москву с немецкими специалистами по нервным болезням для осмотра группы крупных работников – предложить секретариату ЦК поручить тому врачу, который состоит для проверки ответственных работников (а если такового врача нет вопреки многочисленным постановлениям ЦК, то надо назначить на это непременно особого врача, поручить составить список товарищей, подлежащих осмотру, и принять все меры для того, чтобы они были своевременно приезжим врачом осмотрены с опросом, если это надобно, тех русских врачей, которые до сих пор этих товарищей лечили). В список этот очевидно должны будут войти тт. Чичерин, Осинский, Троцкий, Каменев, Сталин, Брюханов и, несомненно, целый ряд других. Ленин».
Ему подыгрывали. Вот хранящиеся в архивах записки относительно выписанных из Германии психиатров и невропатологов: «Немцев оставить, Ильичу – для утешения – сообщить, что намечен новый осмотр всех 80 товарищей, ранее осмотренных немцами, и ряда больных товарищей сверх того. Г. Зиновьев». «Согласен с Зиновьевым. М. Томский». «Правильно. Л. Каменев». «Согласен. И. Сталин». [34].
И далее – высказывания психиатров. «28 мая 1922 г. Крамер писал о состоянии вождя: «Читает свободно, но усвоить смысл прочитанного не может». А ведь в последующие месяцы глава государства принимал важнейшие решения – кого выслать за границу, кого расстрелять. (Именно в это время обуянный духом безумия кадавр получил признание от «Махатм», переданное несколько позже через Рерихов).
Запись Кожевникова в октябре 1922 года: «В воскресенье, 29-го, врачи были у Каменева, где видели еще Сталина и Зиновьева. Каменев сообщил, что на последнем заседании Совнаркома Владимир Ильич критиковал один из пунктов законопроекта, затем не заметил, что перевернулась страница, и вторично стал читать, но уже другой пункт, не заметив, что содержание этого пункта было совершенно иное». [34].
Облик кадавра незадолго до смерти, наверно, выразительнее всего изобразил писатель Н. Брешко-Брешковский: «Пухлый, обрюзглый, с лицом дегенеративного азиата, Ленин никогда не был красавцем, но сейчас изгрызаемый, точнее, догрызаемый последней, судорожной хваткой сифилиса, он был отвратителен. Он, желавший, чтобы вся Россия ходила на четвереньках, сам превратился в животное, в разлагавшуюся падаль. Печать чего-то тихого, идиотского, заклеймило весь его облик. Он улыбался, как идиот, и левый, перекошенный угол рта все время точил слюною, цеплявшуюся вожжою за реденькую, ледащую калмыцкую бороденку. Он уже не мог говорить по-человечески. С губ срывалось какое-то бульканье, и нельзя было разобрать ни одного слова. Ни одной человеческой мысли, и, вообще, ничего человеческого в узеньких, мутных, заплывших глазках». [90]
Бог лишил его разума и языка. Оставил этому чудищу лишь несколько слов: «вот-вот», «иди», «вези», «веди», «аля-ля», «гут морген». С таким лексиконом уже нельзя было отдавать людоедских приказов.
Пока еще кадавр умел разговаривать, он сказал Г. Соломону: «Помните: того Ленина, которого вы знали десять лет тому назад, больше не существует. Он умер давно, с вами говорит новый Ленин… Я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией!»
Он был мертв уже заживо. И жив – не более чем сейчас.
Он отдыхает в мавзолее не просто как культовая мумия коммунизма. Он – экспонат истории, показывающий последнюю стадию мутаций утратившего Бога российского интеллигента. От русской земли мавзолей отделяют положенные в его основание камни. На них выбиты надписи на иврите. Камней – тринадцать.
Революции заразны
Саранча сродни заразе. Она распространяется стремительно. У нее нет разума. Ее гонит «ветер перемен».
«Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве… Все должны были погибнуть, кроме весьма немногих избранных. Появились какие-то Новые… существа микроскопические, вселившиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими.Ноникогда, никогда люди не считали себя такими умными и непоколебимыми в истине, как считали эти зараженные… Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали».
В начале XX века иллюминаты снова вернулись в Россию – опять из Германии.
Страшный сон приснился Раскольникову. И удивительно точный метафизически. Ведь что такое вирус? Это взбесившийся кристалл. Бесполое существо, обманывающее живую клетку и убивающее организм. Приметы – диавольские. Своим образом действия вирус подтверждает представления о диаволе как о небытии, обретающем реальность за счет ворованного бытия.
Нечто подобное, отмечает В. Тростников, происходит и в социуме. Непредвзятый взгляд на историю полностью подтверждает вирусную природу болезни некогда богоизбранного народа. От него заражались целые этносы. Чем же заражались? Ненавистью ко всему сущему. Им неуютен становился окружающий мир Божий. И они шли на его разрушение. Л. Гумилев называл это явление этнической химерой.
Но Господь зачем-то попустил эту демоническую проекцию в материальный мир. Как прививку для укрепления духовного здоровья? Да, ведь главная вина во всех трагедиях лежит не на масонах, а на нас, христианах. Она – в слабости нашего духовного иммунитета. Не смогли противостоять. Допустили умаление добра.
