член городского совета Хакенсака, штат Нью-Джерси, баллотировался в колумбийский парламент и в случае своего избрания планировал совмещение двух должностей
{340}.
Как показывают перечисленные выше факты, двойное гражданство служит интересам и «полуселенцев», и стран, из которых они происходят. А вот служит ли двойное гражданство интересам Соединенных Штатов — вопрос спорный {341}. Так или иначе, подобная практика подразумевает существенные перемены в концепции американского гражданства. Традиционно в Европе связь подданного и господина, вассала и сюзерена была одновременно исключительной и нерасторжимой. Английский принцип «Единожды подданный — подданный навсегда» был юридически закреплен «делом Кальвина» 1608 года. В этот принцип, в частности, заложена идея о том, что человек может быть подданным только одного господина. С обретением независимости американцы отвергли нерасторжимость упомянутой связи — но сохранили ее исключительность и подтвердили коллективное право на прекращение вассалитета. Нерасторжимость связи была не в американских интересах и по причине захвата и пленения британцами американских моряков на том основании, что они-де родились британскими подданными. Закон 1795 года о натурализации подтвердил исключительность вассалитета, но отверг его нерасторжимость. Утвердив право подданных и граждан других стран на «смену лояльности», американцы, разумеется, не могли отказать в данном праве и себе самим. Впрочем, формального признания этого положения пришлось ждать до окончания Гражданской войны. Союз отрицал коллективное право южных штатов на экспатриацию (то есть на отделение), сформулированное в уставах колоний еще в 1776 году, поэтому после войны было принято решение легитимизировать это право для отдельных лиц, что и произошло в 1868 году {342}. Тем самым США стали первой в мире страной, заявившей «об экспатриации как о неотъемлемом праве человеческой личности — праве, признанном сегодня многими, хотя и не всеми странами» {343}.
Отказ от нерасторжимости связи подданного и господина, гражданина и государства, как уже говорилось, не означал отрицания принципа привилегированности гражданства. Вплоть до середины двадцатого столетия «международное право крайне неодобрительно относилось к институту двойного гражданства» {344}. В начале двадцатого века Конгресс и государственный департамент «изыскивали различные способы предотвратить применение практики двойного гражданства». Однако Верховный суд в 1960-е годы начал активно вмешиваться в эти процедуры, в результате чего Конгресс в 1978 году был вынужден отменить действие ряда законов, «ограничивавших права лиц с двойным гражданством» {345}. Правда, американскую присягу пока еще никто не отменял.
В действительности сегодня правительство не в состоянии каким-либо образом принудить человека к отказу от гражданства, да и самому человеку почти так же сложно юридически оформить свой отказ. Как выразился Стэнли Ренсон: «Ни один американский гражданин не может утратить своего гражданства, приняв гражданство какой-либо другой страны. Это верно даже в тех случаях, когда принимаемое гражданство становится у человека вторым или третьим, когда он приносит присягу другому государству, участвует в выборах, проводимых в другой стране, служит в вооруженных силах другого государства, занимает командные должности, претендует на выборные посты и занимает их». Насколько можно судить, добавляет Ренсон, «США — единственная страна в мире, которая позволяет своим гражданам, коренным или натурализованным, осуществлять все эти действия» {346}. Иными словами, американцы были нацией, отвергавшей нерасторжимость связей и признававшей их исключительность; ныне они стали нацией, отрицающей исключительность связей и признающей их нерасторжимость.
Как и в случае с ассимиляцией, дискуссия о гражданстве привела к появлению множества метафор, причем ярко выраженного «домашнего», «семейного» свойства. Некоторые утверждают, что иметь два гражданства — все равно что иметь двух родителей или двоих детей; ведь человек хранит верность и любовь к обоим. Впрочем, если рассуждать с точки зрения принципов нерасторжимости и исключительности, наиболее подходящей метафорой представляется брак {347}. В мусульманских обществах от мужчин не требуется соблюдения ни того, ни другого принципа. В западной культуре, по контрасту, оба принципа были обязательными: брак моногамен и длится до тех пор, «пока смерть не разлучит брачующихся». С течением времени в обществе был принят развод, хотя моногамия сохранилась. Что касается гражданства, в нем ныне разрешена бигамия, что радикально изменило природу института гражданства.
Двойное гражданство придает законность двойным лояльностям и двойным идентичностям. Для человека, обладающего двумя и более гражданствами, ни одно из них не может быть столь же значимым, как для того, кто обладает только одним гражданством. Жизнеспособность демократии зависит от того, в какой степени ее граждане участвуют в политической и общественной жизни. Большинство граждан проявляют искреннюю заинтересованность в общественной жизни отдельного социума и отдельной страны. Получи они возможность не менее активно участвовать в общественной жизни другого, второго социума и второй страны, скорее всего, они начнут пренебрегать интересами первой — или же продемонстрируют маргинальное участие, «понемножку там и тут». Гражданство сегодня становится не столько вопросом идентичности, сколько практической, утилитарной проблемой. Один использует свое гражданство для одних целей и при одних обстоятельствах, другой — для других целей и в других обстоятельствах. В данной способности и кроется притягательность двойного гражданства для «полуселенцев». Отсутствие необходимости совершать выбор означает отсутствие потребности в лояльности.
Для США проблема двойного гражданства имеет особое значение. Присяга Соединенным Штатам отражает, в частности, веру в то, что Америка — иная, непохожая на остальных, истинный град на холме, страна, преданная идеалам свободы, равенства и братства. Люди становились американцами, принося эту клятву, принимая эти ценности, отрекаясь от прежних привязанностей, традиций и верований, отрицая монархии, аристократии, классовые общества и тиранические режимы. Иммигранты, конечно же, сохраняли эмоциональную связь со своими родственниками в странах-адресантах, но, подобно тому как человек не может стать баптистом и оставаться при этом католиком или стать иудеем и оставаться при этом христианином, они не могли, превращаясь в американцев, сохранять приверженность обществам с иной политической, экономической и социальной системой. С применением же практики двойного гражданства американская идентичность утратила свою определенность и исключительность. Американское гражданство превратилось всего-навсего в дополнение к гражданствам других стран.
Внедрение двойного гражданства имеет следующие практические последствия: оно побуждает «полуселенцев» сохранять связи со странами происхождения и поощряет их вовлеченность в общественную и политическую жизнь этих стран. В результате десятки миллиардов долларов уходят из США на помощь родственникам, родным местам, деловым начинаниям и программам развития в странах-адресантах. Эти суммы зачастую составляют основу «зарубежного финансирования» стран-адресантов и являются реальной помощью экономике этих стран, в отличие от сумм, поступающих по межгосударственным соглашениям, при посредничестве коррумпированных и погрязших в бюрократии чиновников. Миллиарды долларов, уведенные «полуселенцами» из экономики США, могли бы быть вложены в строительство домов, создание рабочих мест, развитие бизнеса на территории Соединенных Штатов.
