свой корейский квартал, свой вьетнамский квартал, а город-спутник Лос-Анджелеса Монтерей-Парк вошел в историю как первый американский город с преобладанием азиатского населения. Однако большинство в Калифорнии составляют иммигранты из одной страны, а именно из Мексики, причем по численности мексиканские иммигранты превосходят и европейских, и азиатских. Это нетрудно доказать на примере Лос-Анджелеса. В 2000 году 46,5 процента населения города составляли
Hispanics, из которых 64 процента были мексиканцами; доля белых неиспаноязычных жителей равнялась лишь 29,7 процента. К 2010 году, по оценкам социологов, будет испаноязычным 60 процентов населения Лос-Анджелеса
{371}.
Большинство иммигрантских общин демонстрирует более высокие уровни рождаемости, нежели среди коренных жителей, поэтому эффект иммиграции особенно остро ощущается в школах. Диверсифицированность общин Нью— Йорка привела к тому, что учителям приходится общаться с учениками, говорящими на двадцати разных языках. В городах Юго-Запада, напротив, дети в основном говорят по-испански. «Ни одной американской школе не приходилось до сих пор сталкиваться с массовым притоком детей из одной иноязычной общины, — писали Катрина Берджесс и Абрахам Левенталь в своем исследовании о мексиканцах в Калифорнии (1993). — Школы Лос-Анджелеса становятся мексиканскими». В 2002 году «латинос», преимущественно мексиканцы, составляли 71,9 процента учеников школьного округа Лос-Анджелеса, тогда как доля белых неиспаноязычных детей равнялась 9,4 процента, и разрыв постоянно увеличивался. В 2003 году, впервые с середины девятнадцатого столетия, в Калифорнии число новорожденных в испаноязычных семьях превысило число младенцев в семьях англоговорящих {372}.
В прошлом, писал Дэвид Кеннеди, «многообразие и дисперсия „иммигрантского потока“ способствовали ассимиляции. Сегодня мы наблюдаем, как вливается в наши границы могучий поток, источник которого — в Мексике, что означает культурное, лингвистическое, религиозное и национальное родство большого количества современных иммигрантов. Тот факт, что у Соединенных Штатов нет опыта борьбы с подобными явлениями, поневоле заставляет задуматься» {373}. Согласимся с Кеннеди и прибавим, что чем выше концентрация иммигрантов, тем медленнее и тяжелее происходит ассимиляция.
Постоянство
Предыдущие волны иммиграции, как мы видели, постепенно сходили на нет, количество иммигрантов из разных стран существенно варьировалось на протяжении времени. В настоящий момент текущая волна иммиграции не выказывает ни малейших признаков спадания, а условия, порождающие мексиканизацию этой волны, имеют все основания сохраниться в течение ближайших десятилетий, если не начнется крупная война или не произойдет экономический спад. В долгосрочной перспективе мексиканская иммиграция может сократиться, когда уровень экономического развития Мексики приблизится к уровню Соединенных Штатов. На 2000 год в Америке валовой продукт на душу населения в девять-десять раз превосходил аналогичный мексиканский показатель. Если эта разница сократится хотя бы до соотношения «три к одному», приток иммигрантов из Мексики наверняка уменьшится. Однако чтобы достичь подобного соотношения в обозримом будущем, мексиканская экономика должна развиваться темпами, намного превосходящими темпы экономического развития США. Впрочем, даже если подобное и случится, экономический рост сам по себе не приведет к сокращению иммиграции. В девятнадцатом столетии, при том что Европа стремительно индустриализировалась и доходы на душу населения значительно возрастали, пятьдесят миллионов европейцев покинули родной континент и перебрались в Америку, Азию, Латинскую Америку и Африку. С другой стороны, экономический подъем и урбанизация страны могут привести к понижению уровня рождаемости, что, в свою очередь, обернется уменьшением числа людей, «глядящих на север». Уровень рождаемости в Мексике падает. В 1970–1975 годах он составлял 6,5 ребенка на семью, а в 1995–2000 годах сократился более чем вдвое, до 2,8 ребенка на семью. Тем не менее в 2001 году мексиканский Национальный демографический совет заявил, что это падение не окажет заметного воздействия на текущий уровень иммиграции и что до 2030 года среднегодовой показатель иммиграции будет варьироваться в пределах от 400 000 до 515 000 человек {374}. К тому времени массовая иммиграция коренным образом изменит демографическую ситуацию в Соединенных Штатах и демографические отношения между Мексикой и США.
Неизменно высокий уровень иммиграции имеет три важных последствия. Во-первых, иммигранты воспроизводят себя. «Если и существует некий общий закон иммиграции, — писал Майрон Вейнер, — он гласит, что иммиграция, единожды начавшись, не имеет завершения. Иммигранты побуждают своих родственников и друзей, по тем или иным причинам оставшихся дома, присоединиться к ним в новой стране, снабжают их необходимыми сведениями и документами, передают деньги, помогают найти работу и кров». В результате возникает «цепная иммиграция», в процессе которой каждая последующая группа испытывает меньше затруднений, чем предыдущие {375}. Во-вторых, чем дольше продолжается иммиграция, тем труднее остановить ее политическими средствами. Иммигранты часто склонны, выражаясь метафорически, захлопывать за собой дверь в прошлую жизнь. Однако на уровне иммигрантских сообществ вступает в действие иная практика. Элита этих сообществ отнюдь не желает «захлопывать двери». Она организует иммигрантские ассоциации, которые начинают лоббировать интересы иммигрантов, и стимулирует развитие этих ассоциаций через увеличение и убыстрение иммиграционных процессов. А чем многочисленнее становятся иммигрантские сообщества, тем труднее политикам сопротивляться требованиям их лидеров. Представители различных иммигрантских сообществ входят в коалиции, получающие поддержку тех, кто одобряет иммиграцию по экономическим, идеологическим или «гуманитарным» соображениям. Законодательные успехи, которых добиваются эти коалиции, оказываются наиболее значимыми, вполне естественно, для крупнейшего иммигрантского сообщества в США — для мексиканцев. В-третьих, высокий уровень иммиграции замедляет ассимиляцию и даже блокирует ее. «Постоянный приток новых иммигрантов, — замечают Барри Эдмонстон и Джеффри Пассел, — особенно в районы высокой концентрации некоренных жителей, способствует сохранению родного языка в качестве языка общения этих иммигрантов и их детей». В итоге, заключает Майк Фолкофф, «испаноязычное население регулярно пополняется новыми членами, причем это пополнение опережает ассимиляцию»; отсюда следует, что широкое распространение испанского языка на территории Соединенных Штатов — «реальность, которую нельзя изменить, даже в долгосрочной перспективе» {376}. Как мы видели, сокращение иммиграции ирландцев и немцев после Гражданской войны и падение уровня иммиграции южно— и восточноевропейцев после 1924 года привели к ассимиляции этих иммигрантов в американском обществе. Если текущий уровень мексиканской иммиграции сохранится, подобного «трансфера» лояльностей, традиций, ценностей и идентичностей наверняка не произойдет; история великого успеха американизации совсем не обязательно должна повториться в случае с мексиканцами.
Исторические корни
Никакая другая группа иммигрантов на всем протяжении американской истории не предъявляла притязаний на территорию Америки. Мексиканцы и американцы мексиканского происхождения считают себя вправе выдвигать подобные претензии. Почти весь Техас, а также Нью-Мексико, Аризона, Калифорния, Невада и Юта некогда принадлежали Мексике и были захвачены у нее в ходе Техасской войны за независимость (1835–1836) и Мексикано-американской войны (1846–1848). Мексика — единственная страна, в пределы которой США осуществили вторжение, чьей столицей овладели, разместили морских пехотинцев в «чертогах Монтесумы» и аннексировали половину территории. Мексиканцы этого не забыли; вполне
