фактически отстраняли от управления тех, кто не говорил по-испански. «Они — чужие», — пояснял один испанистский политик. «Мы — основа структуры власти», — похвалялся другой
{419}.
Hispanics Майами не выказывают ни малейшего желания адаптироваться к стержневой американской культуре. Как заметил один социолог, кубинец по происхождению: «В Майами никого не заставляют становиться американцем. Ты можешь добиться успеха в жизни, оставаясь самим собой и продолжая говорить по-испански». В 1987 году, по свидетельству Джоан Дидион, «предприниматель, не знавший английского, имел возможность вести дела в Майами — покупать, продавать, брать и выдавать кредиты, выпускать и размещать акции и даже, возникни у него такое желание, дважды в неделю, в смокинге и с галстуком-бабочкой, посещать званые вечера». К 1999 году во главе крупнейшего банка Майами, крупнейшего агентства недвижимости и крупнейшего адвокатского бюро стояли кубинские иммигранты или их потомки. Мэр Майами, равно как и мэр округа Дейд, шериф и генеральный прокурор округа, а также две трети конгрессменов и почти половина членов законодательного собрания тоже имели кубинское происхождение. Вслед за делом Элиана Гонсалеса представитель городской администрации Майами и шеф городской полиции, не имевшие отношения к испаноязычной иммиграции, лишились своих постов и заменены кубинцами {420}.
Кубинское доминирование в Майами превращает англосаксов и чернокожих в этнические меньшинства, интересами которых всегда можно пренебречь. Будучи не в состоянии добиться ответа от чиновников, в полной мере ощутив на себе все «прелести» национальной дискриминации, англосаксы наконец осознали, как выразился один из них, «что это значит, Боже мой, принадлежать к меньшинству». У англосаксов Майами есть три возможности. Во-первых, они могут смириться со своим «аутсайдерским» положением. Во-вторых, они могут принять обычаи, ценности и язык Hispanics и ассимилироваться в испанистском обществе, то есть осуществить «обратную аккультурацию», по выражению исследователей Алехандро Портеса и Алекса Степика. В-третьих, они могут покинуть Майами; в период с 1983 по 1993 год из Майами уехали 140 000 человек, «гонимых усугубляющейся испанизацией». На Юго-Западе очень популярен автомобильный стикер с надписью: «Мы — последние американцы. Пожалуйста, спустите флаг» {421}.
Кубанизация Майами сопровождалась криминализацией города и его окрестностей. Каждый год с 1985 по 1993 гг. Майами входил в число трех крупных городов с наиболее высоким порогом насилия (свыше 250 000 случаев). В значительной мере разгул преступности объясняется растущим объемом торговли наркотиками, однако он связан и с нарастанием кубинской иммиграции. В 1980-е годы, сообщает Мими Свортс, «выступления и митинги радикальных политических группировок, расовые конфликты и столкновения наркоторговцев превратили Майами в очень опасный город. Перестрелки и взрывы стали обычным явлением, а время от времени происходили и убийства кого-либо из видных членов соперничающих иммигрантских групп». В 1992 году новый издатель «Майами Геральд» Дэвид Лоуренс имел неосторожность нелестно отозваться о Хорхе Мас Каносе, лидере правого крыла кубинских иммигрантов. «Лоуренс внезапно обнаружил, что его жизнь превратилась в ад», — пишет Свортс; издателю пришлось испытать на себе весь арсенал методов Мас Каносы, от актов хулиганства и вандализма до анонимных телефонных звонков и угроз физической расправы. В 2000 году практически все лидеры кубинской общины проигнорировали обращение федерального правительства и отказались сотрудничать с ним в деле Элиана Гонсалеса. По словам Дэвида Риеффа, сегодняшний Майами больше всего напоминает «вышедшую из-под контроля банановую республику» {422}.
В том же 2000 году статья в газете «Нью-Йорк таймс» упоминала о «фактическом отделении округа Дейд» и «независимой международной политике» местных лидеров, выступающих от имени кубинских иммигрантов. Дело Элиана Гонсалеса вызвало оживленную дискуссию относительно возможности отделения Майами от США; политические лидеры иммигрантов возглавляли митинги и шествия, участники которых размахивали кубинскими флагами и топтали и сжигали флаги американские. «Майами — свободный город, — заявил один кубинский социолог. — У нас своя внешняя политика». Дело Гонсалеса продемонстрировало всем зияющую пропасть между кубинской общиной Майами, выступавшей против возвращения мальчика отцу, и остальной Америкой, 60 процентов населения которой высказалось за репатриацию Элиана Гонсалеса и одобрило действия федерального правительства {423}. Также выявились противоречия между старшим и младшими поколениями в самой кубинской общине, равно как и противоречия между кубинцами и быстро растущей испаноязычной общиной иммигрантов из других стран Латинской Америки. Кстати сказать, если последняя тенденция окажется устойчивой, Майами со временем сделается менее «кубинским» — но более «испанистским»: правда, не вызывает сомнений, что городской истеблишмент все равно останется кубинским.
Можно ли трактовать Майами как будущее, которое ожидает Лос-Анджелес и Юго-Запад в целом? Пожалуй, итог окажется тем же самым: возникновение многочисленного и автономного испаноязычного сообщества, обладающего достаточными экономическими и политическими ресурсами для поддержания собственной испанистской идентичности в противовес идентичности американской и способного оказывать значительное влияние на политику США и американское общество. Однако процессы достижения этого результата будут отличаться. Испанизация Майами происходила стремительно и осуществлялась «сверху». Испанизация Юго-Запада движется намного медленнее, происходит не так явно и направлена «снизу вверх». Приток кубинских иммигрантов во Флориду был моментальным, спровоцированным действиями кубинского руководства; следом за кубинцами во Флориду устремились иммигранты из других стран Латинской Америки, привлеченные сочетанием испанской культуры и американского процветания. Мексиканская же иммиграция растянута во времени, отягощена громадным количеством случаев нелегального перехода границы и не выказывает ни малейших признаков к сокращению. Испаноязычное, в массе своей мексиканское население Южной Калифорнии существенно превосходит численностью испанское население Майами, однако ему еще только предстоит добиться того же соотношения между иммигрантами и коренным населением, которое сложилось во Флориде.
Второе отличие заключается в отношении кубинцев и мексиканцев к своей родине. Кубинских иммигрантов объединяет ненависть к режиму Кастро и стремление подорвать и уничтожить этот режим. Разумеется, руководство Кубы отвечает им взаимностью. Мексиканская же община демонстрирует признаки амбивалентного отношения к правительству Мексики и его деятельности. Это правительство стимулирует эмиграцию в США и поощряет мексиканцев, живущих в Америке, к поддержанию контактов с Мексикой, к сохранению мексиканской идентичности и, естественно, к вкладыванию средств в мексиканскую экономику. На протяжении десятилетий кубинское руководство всячески унижало своих эмигрантов и прикладывало изрядные усилия к разложению кубинской иммигрантской общины в Южной Флориде. А правительство Мексики старается увеличить численность, достаток и политическое влияние мексиканской общины в Южной Калифорнии.
Третье отличие состоит в том, что кубинские иммигранты первой волны принадлежали в основном к среднему и высшему классу. Богатство, образование и деловые контакты позволили им добиться лидирующих позиций и за несколько десятилетий упрочить эти позиции в экономике, культуре и политической жизни Майами. Иммигранты следующих волн, как правило, принадлежали уже к низшим слоям общества. Что касается мексиканцев, подавляющее большинство мексиканских
