«производственных совещаний» профсоюзы значительно расширили возможности контроля за состоянием отдельных предприятий.
В ходе «кооперативной весны» 1960 г. в ГДР было образовано 19 тыс. новых колхозов (Landwirtschaftliche Produktionsgenossenschaft), обрабатывавших 85 % сельскохозяйственных угодий. В отличие от СССР здесь не проводилось репрессивной политики ликвидации кулачества как класса, ставка делалась на пропаганду колхозов и финансовые рычаги давления на «единоличников». Крестьяне получили возможность выбирать между различными видами кооперативов, в том числе и без обобществления скота и инвентаря. В то же время идеологическая увязка форсированной коллективизации с необходимостью дать отпор агрессивным планам боннского режима весьма напоминала «военную тревогу» конца 20-х гг., открывшую дорогу сталинской революции сверху. Если кулаки в Советском Союзе депортировались в Сибирь, то зажиточные крестьяне из деревень Мекленбурга или Померании предпочитали добровольное бегство на Запад. В 1959 г. цифры беженцев были минимальными за всю историю ГДР, следующий год принес с собой их увеличение на 50 тыс. человек, что в ряде исследований объясняется сознательным стремлением руководства СЕПГ обострить ситуацию вокруг границы в Берлине. Задаче обеспечения решающего перевеса государственного сектора в восточногерманской экономике было подчинено сведение ремесленных предприятий в артели, а также выкуп государством 50 % акций в частных предприятиях. К концу 50-х гг. последние давали всего лишь 9 % промышленной продукции ГДР.
На базе экономических успехов и установок «нового курса» активно развивалась государственная система социальной поддержки населения. Густая сеть детских садов, профсоюзные дома отдыха, образцовые поликлиники, предоставление бесплатного жилья молодоженам – все это позволяет исследователям говорить о формировании своего рода «социального контракта». Отказываясь признавать власть «своей», граждане ГДР в целом смирялись с ее политикой, так как чувствовали, что о них думают и заботятся. Лояльность системе означала для них гарантию профессионального роста, обеспеченную старость для себя и получение образования для своих детей. Более двух третей взрослого населения имело своим работодателем государственные структуры, что накладывало серьезный отпечаток на его менталитет. Риск самостоятельных решений уступал место заданному извне образу жизни, по крайней мерее в производственной и общественной сфере. В октябре 1957 г. в ГДР была проведена денежная реформа, в последующие месяцы отменено рационирование мяса и сахара, но на основные продовольственные товары в системе государственной торговли сохранялись дотационные цены. Всячески поощрялось самообеспечение продуктами, в черте городов садоводческим товариществам раздавались пустующие участки земли. Обещая своим подданным «неуклонный подъем материального благосостояния», государственный аппарат шаг за шагом становился заложником своих собственных проектов, будучи не в состоянии в случае неудач или поражений объяснить населению их подлинные причины.
До тех пор, пока в массовом сознании были свежи воспоминания о лишениях 40-х гг. и о поражении 1953 г., эта проблема не казалась неразрешимой. Сложности начинались при сопоставлении ФРГ и ГДР, являвшемся любимой темой и прессы, и застольных разговоров по обе стороны от германо-германской границы. «10 принципов социалистической этики и морали», принятые на Пятом съезде СЕПГ, отражали стремление власти изолировать население от воздействия примера ФРГ путем формирования особого социалистического образа жизни. Было сокращено число парадных мероприятий, под лозунгом «борьбы с догматизмом» партийная пропаганда перенесла акцент на реальные проблемы общественной жизни. Закрытость политического процесса в условиях диктатуры компенсировалась развитием индустрии развлечений, поощрением массового спорта и художественного творчества рабочих. Осторожность властей в духовной сфере отражало поощрение гражданской альтернативы (Jugendweihe) церковной конфирмации, которая первоначально наталкивалась на сопротивление большинства родителей. Излюбленной темой публицистов СЕПГ оставалась борьба за воссоединение Германии, которая постепенно теряла свой наступательный характер. Выражением новых подходов к национальной истории стал тезис о «заблудшей нации» (А. Абуш), которая только в ГДР смогла избавиться от груза реакционных традиций.
Реальный прогресс в германском вопросе на протяжении 50-х гг. был заблокирован «холодной войной», не допускавшей поиска компромиссных решений. Для советского руководства ценность Восточной Германии и как военного плацдарма, и как хозяйственного партнера из года в год возрастала. Запад в свою очередь наращивал давление на ГДР, дополняя концепцию экономического «магнетизма» практикой ее обескровливания и международной изоляции. В октябре 1957 г.
Западная Германия в соответствии с «доктриной Хальштейна» разорвала дипломатические отношения с Югославией, признавшей ГДР. Под разными предлогами ФРГ блокировала внутригерманскую торговлю, тратила вместе с США огромные средства на радиопропаганду, которая велась с территории Западного Берлина. Сохранение особого статуса этого города позволяло немцам преодолевать «железный занавес», разделявший две мировые общественно-политические системы, на городской электричке.
Лагеря для беженцев (Notaufnahmelager) в Западном Берлине ежегодно регистрировали в среднем по 200 тыс. беженцев из ГДР. Если первоначально среди них преобладали представители донацистской политической и интеллектуальной элиты, то затем на первый план выходят кадровые рабочие, инженеры, а со второй половины 50-х гг. среди беженцев нарастает процент молодежи, получившей бесплатное образование и квалификацию в ГДР. Политические мотивы уступали ведущее место материальным соображениям, нараставшая разница в уровне жизни наглядно отражалась в витринах берлинских магазинов. Массовое бегство жителей Восточной Германии усиливало диспропорции в плановой экономике, которая была не в состоянии учесть этот фактор. Люди просто не выходили на работу, бросали жилье, нажитый скарб, крестьянское хозяйство. Согласно претензии ФРГ на единоличное представительство интересов всех немцев беженцы сразу же получали западногерманские паспорта и солидную материальную помощь, без труда находили жилье и работу.
В ноябре 1958 г. Хрущев попытался заговорить с Западом с позиции силы, ультимативно потребовав превращения Берлина в «свободный и демилитаризованный город». Военные гарнизоны иностранных государств должны были в течение полугода покинуть его территорию, в противном случае не исключалась очередная блокада путей сообщения. Западные союзники отреагировали жесткими заявлениями, начали усиливать свое военное присутствие в Берлине. Волна ажиотажа, поднятая в западногерманской прессе, заявления, что «мышеловка вот-вот захлопнется», стимулировали рост числа беженцев из ГДР. Война нервов продолжалась без малого три года. В июне 1961 г. в Вене прошла встреча Хрущева и нового президента США Джона Кеннеди, где советский руководитель повторил свой ультиматум о скорейшем выводе западных войск из Берлина. В ответ Кеннеди провозгласил три условия, определявшие позицию США в этом вопросе: сохранение присутствия западных союзников в Берлине, обеспечение свободы коммуникаций и политическое самоопределение двух миллионов жителей его западной части.
Граничившее с авантюризмом наступление советского руководства в берлинском вопросе только затянуло принятие реальных решений, способных стабилизировать ситуацию вокруг бывшей столицы Германии. Ставший в 1960 г. после смерти Пика официальным главой государства (пост президента был заменен постом председателя Госсовета ГДР) Ульбрихт неоднократно требовал от Москвы согласия на то, чтобы «закрыть берлинскую дыру», справедливо указывая, что в противном случае дни ГДР будут сочтены. Ввиду того, что его собственные ультиматумы не приводили к ожидаемым результатам, Хрущев шаг за шагом уступал нажиму «товарища Вальтера». Окончательное добро закрытию внутриберлинской границы было дано на совещании руководителей государств Варшавского договора, созванном по инициативе Ульбрихта в Берлине с 3 по 5 августа 1961 г. Выступая перед собравшимися, лидер ГДР нарисовал драматическую картину «открытой границы», через которую западногерманские и американские агентства вербуют граждан его страны, и выразил готовность к самым решительным действиям для пресечения подобной «торговли людьми». О политических причинах бегства людей из ГДР на совещании не было сказано ни слова.
Ровно через неделю, в ночь на воскресенье 13 августа 1961 на всем протяжении границы между советским и западными секторами Берлина началось возведение бетонной стены. Ульбрихт выполнил устное требование Хрущева: «Ни миллиметра дальше». Уже утром легально перейти эту линию, отмеченную во многих местах лишь наспех проложенными рядами колючей проволоки, было невозможно. Первое время люди преодолевали заграждения под покровом ночи, прыгали из окон зданий, вплотную прилегавших к линии, в одну ночь объявленной государственной границей ГДР. Все это стало неистощимым информационным поводом для западногерманской прессы, отныне в течение без малого тридцати лет сообщавшей на первых полосах о каждом случае бегства через стену. Снаряжение неистощимых на выдумку беглецов, перебиравшихся на Запад вплавь, по воздуху или подземным коммуникациям, пополняло экспозицию уникального музея, открывшегося неподалеку от американского контрольно-пропускного пункта. В Западной Берлине по-явилась целая профессия проводников (Fluchthelfer), далеко не все из которых работали бескорыстно. Туннелями, прорытыми под стеной (самый длинный из них достигал 140 метров), пользовались не только жители ГДР, переправлявшиеся проводниками на Запад, но и агенты спецслужб.
