Социально-экономическую структуру ГДР в 60-е годы отличало от советской модели прежде всего сохранение ниш частной собственности, будь то домовладения, сфера услуг или ремесленные предприятия. Государство продолжало вести с ними «холодную войну», например, регулируя потолок взимаемой квартплаты или принуждая к расточительным инвестициям, но не переходило в решительное наступление. Выравнивание амплитуды доходов населения происходило не только через налогообложение, но и через субсидии в оплате продуктов, коммунальных услуг и т.д. Напротив, престижные товары оказывались в дефиците, что позволяло государству устанавливать на них запредельные цены. Появившийся в 60-е годы мини-автомобиль «Трабант» стоил 8 тыс. марок при среднемесячной зарплате рабочего в 600 марок, при этом очередь за двухтактным чудом технической мысли растягивалась на долгие годы. Для продажи «предметов роскоши» в 1962 г. в ГДР была создана специальная сеть магазинов. Тот факт, что к ним относились бананы или кофе, аксессуары молодежной моды или добротная обувь, являлся одним из противоречий социалистического быта.
Напротив, в сфере образования действия власти и интересы общества в целом совпадали. 25 февраля 1965 г. Народная палата ГДР приняла «закон о единой социалистической системе образования», включавшей в себя сеть дошкольных учреждений, обязательное десятилетнее обучение в средней школе и дополнительную двухгодичную программу для поступления в вуз (Erweiterte Oberschule). Учебные программы модифицировались в соответствии с требованиями научнотехнической революции, преимущество пролетарского происхождения отходило на второй план перед личными способностями учащихся. Бесплатность образования, его системный характер и профессиональная ориентация вывели школьную систему ГДР на одно из первых мест в мире. Двойственный характер имела реформа высшей школы, покончившая с остатками университетской автономии, и в то же время давшая толчок развитию системы вечернего и заочного обучения. Научные исследования, традиционно проводившиеся в рамках университетов, стали приоритетом Академии наук ГДР, в сети отраслевых и междисциплинарных институтов которой работало около 20 тыс. ученых.
Социальное развитие страны в 60-е годы было отмечено значительным подъемом уровня жизни – за десятилетие он вырос в полтора раза, и по этому показателю ГДР не имела себе равных в социалистической системе. Материальный достаток освободил восточных немцев от каждодневных забот вроде возделывания огорода, домашних заготовок на зиму. С осени 1967 г. начался переход на пятидневную рабочую неделю при восьмичасовом рабочем дне. Увеличение количества свободного времени расширяло возможности осмысленного проведении досуга. Нормальным явлением для восточных немцев стал летний отдых не только на балтийском побережье или в горах Тюрингии, но и на Балатоне, в Татрах, на Черном море. Частная жизнь – святое для любого немца понятие – имела в ГДР особый смысл и ценность, позволяя хоть на время избавиться от вездесущего контроля партийных активистов. Важным фактором социального престижа оставались спортивные успехи, соревнования охватывали все возрастные категории и проводились буквально в каждой деревне. На летней Олимпиаде 1968 г. в Мехико ГДР уже выступала собственной командой и оставила далеко позади спортсменов ФРГ.
Продолжалось активное вовлечение женщин в производственный процесс – к 1970 г. они составляли 48 % от общего числа рабочих и служащих. За пропагандистскими лозунгами о равноправии полов скрывалась реальная проблема дефицита рабочей силы, и в то же время законодательство ГДР о защите материнства не имело себе равных, обеспечивая женщинам дородовой отпуск, гарантию сохранения рабочего места, гибкий график после возвращения на работу, практически бесплатные ясли, детские сады и группы полного дня в школах. Особая роль женщины в воспитании подрастающего поколения стала юридической нормой в семейном кодексе ГДР, принятом в декабре 1965 г. Тем не менее в высших звеньях партийно-государственного аппарата женщины оставались исключением, в Политбюро ЦК СЕПГ их не было вообще. Женская эмансипация имела и обратную сторону – ГДР находилась на одном из первых мест в мире по количеству разводов, падение уровня рождаемости обернулось в последующие десятилетия искривлением демографической пирамиды и дополнительной нагрузкой на молодежь.
Люди не только освобождались от повседневных забот, но и использовали в своих интересах известную либерализацию политического режима. В то же время «восточногерманское общество в огромной степени являлось конструкцией господствующей диктатуры» (Ю. Кока). СЕПГ, не отказываясь от претензии на монопольную власть, позволяла авторам сатирических журналов дозированную критику в свой адрес. В кинотеатрах можно было увидеть лучшие западные фильмы (пусть и на специальных сеансах поздно вечером), широкий общественный резонанс имели выступления певца Вольфа Бирмана, переселившегося в ГДР из Гамбурга, критические литературные произведения Эрвина Шритматтера и Христы Вольф, авангардистские эксперименты молодых художников. В мае 1964 г. в Берлине под эгидой ССНМ прошла встреча молодежи ГДР и ФРГ (Deutschlandtreffen), породившая надежды на развитие неформальных контактов жителей двух стран. Освещавшая ход встречи радиостанция ДТ-64 стала символом запоздавшей «оттепели» в ГДР.
Во второй половине 60-х гг. не без воздействия холодных ветров, подувших из Кремля, начинается «закручивание гаек», связанное с выдвижением на первые роли в партийном руководстве Эриха Хонекера, курировавшего до того органы госбезопасности. Программный характер носила его речь на пленуме ЦК СЕПГ в декабре 1965 г., посвященном вопросам культуры. Под лозунгом «долой мещанский скептицизм» Хонекер выступил против видных деятелей культуры и искусства, «концентрирующих внимание на показе ошибок и недостатков ГДР» и тем самым льющих воду на мельницу западной пропаганды. Горячо обсуждавшийся в литературе вопрос о месте творческой интеллигенции в новой общественно-политической системе был сведен к примитивно понятой полезности. «Активная роль литературы и искусства, – подчеркивал Хонекер, – как раз и состоит в художественном отображении конструктивной политики партии и государства по преодолению противоречий сознательной человеческой деятельности в условиях социализма».
Не заставило себя ждать и изменение курса СЕПГ в молодежной политике – новым лозунгом стало «воспитывать, а не приспосабливаться». Борьба с декадентской музыкой и «битломанией», которую партийная пресса называла «оргией американской антикультуры», вела к тому, что молодежь все больше уходила из-под влияния ССНМ, формировала очаги альтернативной культуры. Введение в 1962 г. всеобщей воинской обязанности увеличило возможности власти по воспитанию «полезных членов общества». Национальная народная армия выступала для призывников в двух ипостасях – на идеологическом уровне как воплощение вооруженных сил рабочих и крестьян, на уровне повседневной службы – как носительница «прусского духа», культа выучки, порядка и подчинения. Исторические традиции отражались даже в армейской униформе, мало изменившейся по сравнению с вермахтовской.
Будучи полностью изолированной от Запада, ГДР искала возможности прорыва внешнеполитической изоляции в «третьем мире». Помощь странам, освободившимся от колониальной зависимости, в условиях отсутствия дипломатических отношений шла в основном по линии обучения студентов. Первым ударом по «доктрине Хальштейна» стал визит Ульбрихта в Египет в феврале 1965 г., впрочем, не завершившийся обменом посольствами. Курс на воссоединение Германии в партийной пропаганде постепенно уступал свое место тезису о необходимости мирного сосуществования двух германских государств, были предприняты первые шаги по восстановлению гуманитарных контактов. Жителю Восточного Берлина было проще поехать на Байкал, чем искупаться в озере Ванзее, лежавшем в черте города. Лишь с 1964 г. пенсионеры из ГДР получили право посещения родственников в Западном Берлине и ФРГ.
Руководство СЕПГ в 1966 г. неожиданно согласилось с предложениями наладить диалог с западногерманской социал-демократией по идеологическим вопросам. Обмен выступлениями партийных лидеров перед массовой аудиторией в обеих странах, возродивший надежды населения на возврат либерального курса, так и не состоялся под предлогом того, что ФРГ отказалась предоставить восточногерманским лидерам гарантии безопасности. Большую роль в ужесточении внутренней политики режима играл страх перед повторением событий «пражской весны» 1968 г., которая вызвала у общественности ГДР спонтанные проявления солидарности. Реальный шанс нормализации германо-германских отношений открылся только после смены власти в Бонне – в ходе обмена визитами канцлера Брандта и председателя Совета министров ГДР Вилли Штофа весной 1970 г. был определен круг проблем, стоявших на этом пути.
