Одинаковое наказание за неодинаковую меру вины имеет один серьезный недостаток – стойкое ощущение несправедливости, создаваемое таким путем. Нам нужно помнить, что даже за пределами вранья как проступка конкретного ребенок сам по себе совершенно не различает действия хорошие и плохие. Разнице между плохим и хорошим, добром и злом мы его должны тоже обучать отдельно – с помощью системы поощрений и наказаний. И вот как раз сейчас, приняв систему одинаковой кары за все шалости, мы сами безнадежно отступаем от этого принципа. Закономерно, что ребенок быстро начнет воспринимать это как нежелание родителей судить о мере его вины по реальным фактам вместо собственных обид… В результате он начнет обижаться все чаще и сильнее и в конце концов придумает выход из положения.
Например, он начнет шалить, сколько захочет, потому что все карманные деньги он теперь будет тратить на походы в интернет-клуб, а время на эти походы «позаимствует» у школьного обучения… Нам же он будет увлеченно лгать о том, какая, оказывается, насыщенная жизнь кипит в новом коллективе, да какая у него «отличная» учительница по литературе, хотя по биологии – не очень!.. Обычно нам только кажется, что правда о поведении наших чад в школе выясняется легко и быстро. На практике дела обстоят с точностью до наоборот, поскольку учителям его пропуски всегда объясняются крайне уважительными причинами, мы для них, со слов чада, всегда очень заняты, а дневников с отметками у ребенка вполне может быть даже несколько. И едва ли мы увидим вечером именно тот из них, в котором расписался классный руководитель – ведь мы никогда не видели его подписи, и нам не с чем сравнивать. Так что как раз общая занятость своими делами и уверенность, будто, «если что», мы узнаем об этом почти сразу же, сыграют внимательному и расчетливому врунишке только на руку. И правду мы, есть подозрение, узнаем еще нескоро. Как самый распространенный вариант, это едва ли случится раньше, чем через пару месяцев, когда уставший от вечных прогулов нашего отпрыска классный руководитель захочет наконец с ним познакомиться и пригласит нас в школу для «собеседования».
Что делать в случае устойчивой «социальной» лжи
Ну, с общими случаями «воспаления хитрости» у детей мы более или менее разобрались. Но нужно при этом обязательно учитывать, что вранье ситуативное, единственным мотивом которого является страх наказания, редко перерастает во вранье систематическое. Другими словами, самые распространенные случаи вранья у детей развиваются по нормальной, взрослой модели. То есть наш ребенок преимущественно честен или почти честен с нами, но в случае крупной проказы он наверняка постарается ее скрыть… Словом, дети, которые в любом случае учатся врать у более опытных в этом деле старших, перенимают все основные принципы лжи, включая правила «не врать лишний раз» и «не врать, когда слова легко проверить».
Такой вариант чередования правды и лжи является одним из самых зрелых. Фактически, даже если наш ребенок врет неумело, он делает это лишь в связи с определенными случаями – теми, в которых мы, заметим, поступили бы так же, будь мы на его месте. А значит, лучшее, что мы можем сделать здесь, это дать ему понять, что он неправ лишь в одном – в том, что он лжет нам наравне с другими. Если нам удастся при этом еще несколько успокоить его страх перед наказанием за провинность, мы можем быть уверены, что через некоторое время вместе с его страхами пройдет и ложь. Дети от природы всегда сами хотят доверять своим родителям, поэтому большего от нас даже не потребуется.
В то же время здоровый навык врать (врать только по необходимости) – это одно. Основным признаком этой лжи у детей является ее непостоянство – появление только как бы по конкретному поводу. Но не все дети лгут именно с полным осознанием дела – у целого ряда малышей склонность к этому не слишком благородному занятию как появляется однажды, так сразу и распространяется на все подряд. Ребенок, словно увлекшийся обманом, быстро перестает говорить правду, такое ощущение, что вообще. Мы слышим от него ложь даже по пустякам и в случаях, когда правда очевидна, но ребенок все равно упорствует, доказывая противоположное… Или, как вариант, наше чадо становится замкнутым – попытки вытянуть из него ответ на вопрос: «Что произошло?» – сперва разбиваются о его упорное молчание, а после, по мере того как мы начинаем выпытывать у него все настойчивее, оно начинает лгать. В этот момент мы понимаем, что отвечать честно оно не собиралось и не собирается, а его предыдущее нежелание отвечать было связано с «тайм-аутом», взятым на придумывание ложной версии. И мы вдруг с особой остротой замечаем, какая глухая и высокая стена успела вырасти между нами и ребенком, а мы, самое интересное, даже не заметили, когда это случилось!.. С этого дня мы окончательно убеждаемся, что юный лгунишка нам уже давно не верит. А мы в свою очередь начинаем относиться к его словам настороженно после нескольких эпизодов упорного вранья…
Столь постоянная, чуть ли не патологическая скрытность и лживость быстро формируется у детей, живущих в семьях, где приняты чрезмерно частые и строгие наказания. Фактически речь идет об укладе, где взаимное доверие не просто утрачено, а не подразумевается. Его заменяет набор установленных раз и навсегда правил, по соблюдению которых глава семьи судит о поведении остальных домочадцев. При такой модели устройства семья напоминает государство с авторитарной формой правления. То есть в самом справедливом ее варианте глава семьи однажды и навсегда устанавливает ряд правил, сформулированных так же четко, как государственный закон. В дальнейшем за отступление от этих правил караются все члены семьи – примерно в одинаковой мере, независимо от того, было это отступление случайным или намеренным, каково число его участников, и прочих «подробностей». В современном мире больше распространен «отголосок» этой древней и примитивной системы, часто державшей в страхе перед главой семьи всех остальных ее членов – как молодое, так и старшее поколение. В частности, сейчас похожий уклад сам собой формируется в семьях, где один из членов семьи либо обладает ярко авторитарным характером, либо склонен к жестокости. Правда, теперь уже речь не всегда идет о мужчине (муже) – нередко «в ежовых рукавицах» всю семью держит женщина с характером лидера. Также в современном варианте имеются и другие отличия. Например, сейчас такой очевидный лидер чаще использует психологическое давление вместо физического (в том числе если глава семьи – муж).
Скрытность и лживость в семьях такого типа объясняется очень просто – каждый человек в любом возрасте имеет право на свое личное мнение и свое личное как бы дело. То есть на ту часть событий в своей жизни, в которую он не обязан и упорно не хочет посвящать никого. Таким образом, младшее поколение семей, где имеется авторитарный лидер, не всегда лжет по желанию. Сплошь и рядом звучащее вранье становится ответом на слишком настойчивые попытки окружающих выпытать правду – в данном случае не обязательно «постыдную», просто не предназначенную для посторонних. А потому и патологические черты в этом обмане естественны – раз он является вынужденным, он, соответственно, лишен тех основ, которые обычно делают его таким правдоподобным…
Именно аномальная ситуация, в которой ребенок попросту вынужден лгать в целях самозащиты, порождает аномальное его упорство в этом, так сказать, деле. Его ложь приобретает гипертрофированные черты, льется потоком, не сообразуясь ни с какими в общем естественными для убедительного вранья правилами меры. Эта реакция, способная озадачить родителей больше самого факта, что их ребенок врет, сходна с другой. А именно той, при которой у ребенка нет необходимости защищаться ложью от кого-то из домочадцев, но тем не менее в укладе его семьи имеется другой постоянный, травмирующий фактор. Как уже было сказано выше, таким фактором может стать острый дефицит внимания и любви со стороны родителей, недовольство своим социальным/материальным статусом или статусом всей семьи и ряд других.
Если причина патологической лживости заключена не в ком-то из домочадцев, родителей ребенок обманывать не будет. Во всяком случае, он будет делать это не чаще других детей и типичным для «пробы пера» манером. Однако «за глаза», в кругу друзей и вообще везде, где родители не могут за ним наблюдать, он будет безостановочно, возбужденно, напропалую врать о том, что происходит у него дома, как он живет, кто его папа и мама по профессии, что ему дарят на праздники и т. д. и т. п. В минуты этого «полета мысли» его поведение будет соотноситься с требованиями реалистичности вранья настолько же, насколько в предыдущем случае. Другими словами, по такой лжи тоже без напряжения можно будет увидеть, насколько болезненной является для ребенка как раз та тема, на которую он сейчас столь увлеченно «повествует». Правда, не зная об истинной причине увлеченности, с которой он врет избирательно именно на эту тему, мы сперва вполне можем принять это за странную игру – странную азартом, который проявляет наше чадо.
