Причем разговор почти всегда проходил с высоты положения врача, судьи с прокурорскими замашками, здорового, образованного человека. А перед ним, возможно, сидел человек, больной дошедший до края, жаждущий помощи, понимания и сострадания, а не дальнейших унижений. А может быть, наоборот, лживое насквозь существо, за которого говорит не его «Я», а наркотик, сидящий в его сознании, искалечивший его сознание? Понимает ли он свое положение до конца, в нем наконец-то проснулось чувство вины перед родными и близкими?
Каждый наркоман смертельно боится начала и даже первых сигналов абстинентного синдрома (ломки). Очень редко я видел у врача желание войти в положение, понять пациента, хоть на время встать с ним на одну ступеньку, на которой стоят как бы два человека, обладающие душой, полученной от одного Творца, двух людей, одному из которых нужна помощь, а второй может и призван оказать ему эту помощь. А вообще-то, на мой взгляд, больница – это то место, где к человеку нужно относиться по-человечески, не хорошо и не плохо.
Заведующий вызвал врача и поручил ему ознакомить нас с условиями и порядком лечения. Из разговора с ним я понял, что центр занимается лечением наркоманов в условиях стационара, срок лечения зависит от состояния больного и продолжается 7–10 дней.
Контингент больных состоял из наркоманов с разным стажем. Режим содержания в лечебнице был не очень строгий, хотя в палаты посторонним вход был воспрещен, но больные могли выходить из корпуса во внутренний дворик, который не охранялся и не просматривался. Врач предложила Ростиславу зайти в палату и переговорить с больными, а мне сообщила, что примерно половина больных – постоянные «клиенты», ложатся в больницу под давлением семьи, чтоб немного подправить здоровье, сбить «дозу», и так до следующего раза, а остальные – новенькие.
* * *
А тогда мы с Ростиславом вышли из корпуса во двор переговорить и здесь увидели молодую женщину, лет до 30, которая стояла на крыльце и курила. Она была, что называется, «убитая». Ростислава затрясло, и тут его прорвало, и он высказался:
– Наркоман! Какой я наркоман, я, что, в «системе»? Я, что, колюсь по нескольку раз в день, как эти «жмуры», с которыми я разговаривал в палате? У меня, что, доза 10 кубов? Да я за 4 дня уже «спрыгнул» на лекарствах и отлично себя чувствую. Ты, что, меня хочешь положить с этими «хрониками»? Ты знаешь, что они мне сказали? Сказали, чтоб я не боялся, если что, пусть отец оставит деньги, тут носят ребята, что надо, почти каждый день. Ты посмотри вот на эту женщину, на крыльце, она же «в пополам», она под «кайфом»! Ты хочешь, чтобы я здесь совсем «вляпался», уже до конца?
Что я мог возразить, откуда я знал, что та женщина, конечно же, была не под «кайфом». Ее сонное, угнетенное состояние объяснялось действием лекарственных препаратов, которые применяются для лечения наркоманов в первые дни лечения, да и Ростик этого еще не мог знать. Мы это узнали уже позднее, в другом центре, в следующий заход на лечение Ростислава. То, что можно было пронести «наркоту» в центр, это тоже было видно невооруженным глазом, а то, что в палате лежали хроники, это не скрывала и врач. В общем, мы отказались от лечения, в надежде, что кризис у Ростислава прошел, и через несколько дней он будет совсем здоров. Никто нас не отговаривал, не пробовал заставить усомниться в этом решении. Мы вернулись в гостиницу. В гостинице Ростислав со слезами на глазах поклялся мне, что с наркотиками покончено, что если хоть еще раз он уколется, он придет ко мне и сам попросится на лечение и будет на все согласен, а сейчас он все понял и он здоров. И я ему поверил, и, наверное, зря!
Я часто вспоминаю тот день, тот дворик, ту женщину и тот разговор. Кто знает, может быть, все у нас было бы и по-другому, согласись мы тогда на лечение. Но стоит ли жалеть об этом, если, образно выражаясь, «мы не знаем, что там за дверью, которую мы не открыли…»
Я успокаиваю себя тем, что мы не можем знать, что хорошо, а что плохо в текущем моменте для нашего будущего, а поэтому не нужно жалеть того, что не случилось.
С другой стороны, хорошо, что люди не обладают даром предвидения. Если бы люди могли видеть свое будущее, представьте, насколько было бы в жизни больше скорби, несчастных людей, загубленных жизней. Сколько бы людей лишились надежды! Я не знаю, как бы я смог жить эти долгие годы без надежды на выздоровление сына.
И опять передо мной и, конечно, Ростиславом встал вопрос: «Что делать?»
Я понимал, что оставаться в нашем городе ему бессмысленно. Наркоманские связи, круг знакомых, обилие маковой соломки, доступной по цене, освоенная технология получения «чернушки», наличие мест, где ее можно достать или приготовить, – все это могло в любой момент спровоцировать срыв.
...
Если бы я был президентом
Я бы обязал правительство:
а) Разработать и внедрить целевую систему обязательного медицинского страхования, обеспечивающую финансирование лечения наркомании и алкоголизма молодых людей, а таким образом заинтересованность лечебных учреждений, руководства клиник в лечении каждого больного подростка-наркомана.
б) Разработать лечебные программы, обязательные для всех лечебных учреждений, охватывающие не только снятие абстинентного синдрома, но и первую научно-обоснованную стадию ремиссии.
в) выделить из состава государственных психоневрологических больниц отделения для лечения наркомании и алкоголизма, преобразовав их в отдельные клиники закрытого типа или государственные реабилитационные центры, в каждом областном центре создать Наркологический центр.
г) В каждой поликлинике ввести институт участкового нарколога для выполнения задачи амбулаторной психологической реабилитации больных, избавившихся от физической зависимости и закончивших стационарное лечение в лечебных учреждениях и центрах. Обеспечить передачу сведений участковым наркологам по месту жительства обо всех больных, прошедших стационарное и амбулаторное лечение.
д) Запретить продажу в аптеках частной и коллективной собственности любые лекарственные препараты, действующие на эмоциональное состояние человека, формирующие привыкание, а также лекарственные препараты, являющиеся сырьем для приготовления таковых. Организовать для их продажи в каждом городе ограниченную сеть специализированных государственных аптек, обеспечив действенный контроль их функционирования. Запретить функционирование частных круглосуточных аптек.
Московские «университеты»
Старший брат Ростислава, Андрей закончивший, в свое время МГУ, остался жить и работать в Москве, имел там свое небольшое дело, чем и зарабатывал на жизнь. Я ему позвонил, объяснил ситуацию с Ростиславом. Он тоже посчитал, что Ростику нужно сменить обстановку, и согласился помочь нам в этом деле. Спустя несколько дней я провожал Ростика в Москву. Он стоял в вагоне у открытого окна, бледный, худой, с серым лицом. Прощаясь, он был серьезен, все же предстояла встреча с неизвестностью. На прощание я ему сказал: «Всегда помни, что у тебя есть дом и ты можешь надеяться на нашу с мамой помощь, но думай сам и держись».
Сейчас я иногда сомневаюсь в правильности и этого своего шага, я имею в виду отправку Ростика в Москву. Сейчас я спрашиваю себя: «А не было ли то мое решение подспудным желанием убрать подальше этот позор от себя, отстраниться, типа «с глаз долой – из сердца вон?» И отвечаю себе: «Скорее всего, нет». По своей тогдашней нарконеобразованности, я думал, что болезнь уже побеждена, что молодой организм справился с болезнью, что не так уж и далеко зашло у Ростика дело с наркотиками. А перемена места, обстановки и окружения, безусловно, будет способствовать исключению рецидива в дальнейшем.
Как же я был тогда наивен, неподготовлен, был далек от темы, мало знал силу наркотиков и не предполагал, что это за болезнь!
А еще не думал я, что страшная беда накрыла весь бывший Союз. Что это не только Ростислав «вляпался», что не только я оказался неподготовленным, это мы всей страной, всем бывшим Советским Союзом «вляпались», и все постсоветские страны оказались не готовыми к такой угрозе. И Москва не была исключением. А может, даже и наоборот.
Андрей снял Ростиславу квартиру, отдал ему свою легковую машину, и он стал личным водителем Андрея. Андрей отлично знал Москву, все переулки и объезды постоянных и традиционных пробок в «часы пик», свои знания он, на удивление быстро, передал Ростику, и, когда я через 3 месяца приехал в Москву, Ростик уже ездил по Москве очень уверенно.
Его холостяцкая квартира была порядком запущена, но мы с ним быстро привели ее в порядок. Ростик поправился, серый цвет лица исчез. Личная жизнь у него тоже налаживалась, у него была уже девушка.
В общем, я уехал домой со спокойной душой. Душевное спокойствие не покидало меня еще какое-то время…
