Когда Федор рассказывал мне свою историю и прочитал на память отрывки из стихотворения, на которое была положена песня, я решил разыскать эти стихи. Оказалось, что это почти поэма А. Галича «Королева материка».
Вернувшись после «отсидки» домой, Федор почти не работал, а беспробудно пил. Отец к тому времени умер от «опоя», мать – утопилась в озере. Две сестренки уехали в город, где и вышли замуж. Федор жил один все более и более опускаясь.
Однажды, на пятый день запоя, Федор увидел, как из-под кровати на него ползут белые вши во главе с Царицей. Это была огромная, величиной с голову новорожденного Белая вошь, увенчанная подобием короны.
«Что же ты меня не зовешь? – спросила она, – или я тебе не нужна, или ты сильно гордый? Вот сейчас я с тебя гордость собью! Взять его», – скомандовала Царица, и мириады белых вшей поползли по ногам, рукам Федора, добираясь до лица. Заползали в глаза, рот, уши, кусали и гадили на него!
Федор истошно кричал, в ужасе выбежал во двор, стал черпать ведрами воду из колодца (на дворе стоял декабрь) и поливать себя. Соседи, слыша истошные вопли Федора и глядя на уже обледеневавашего соседа, связали его и закрыли в бане. Три дня оттуда доносились крики, мольба о помощи, но деревенские знали, что делали. Так испокон веку в деревне лечили белую горячку.
Федору просовывали в дверную щель только кружки с водой.
Через три дня из бани вытащили Федора, он спал глубоким сном.
С тех пор Федор пить бросил совсем, но стал вести себя странно.
Разговаривая с собеседником, пристально вглядывался в небо, будто что-то выискивая. Но вопросы отвечал невпопад, иногда прерывал собеседника возгласом: «Да погоди ты!», – к чему-то прислушиваясь.
Затыкал левое ухо пальцем, будто там что-то свербило.
Ходил по деревне, размахивая руками, сердито бормоча, иногда вздрагивая, как от удара кнутом.
Однажды сосед, зайдя к Федору в избу, в изумлении увидел, что он, обложившись вырванными из тетради листками, что-то пишет.
На вопрос соседа Федор ответил, что он ведет расчет появления белых вшей. Сосед удивился, потому что знал, что образование у Федора семилетка, но когда увидел на столе таблицу логарифмов, то понял, что дело обстоит серьезно и что Федора надо везти в город в «дурдом».
Федору сказали, что везут его на консультацию к известному профессору-математику, который поможет рассчитать искомую формулу.
В наркологическом отделении, которым я заведовал в то время, Федор все время был спокоен, контактен, с критикой относился к пьянству и белой горячке, считая ее нарушением психики.
В то же время утверждал, что он является властителем белых вшей.
Царица же сидит у него в левом ухе, постоянно направляя ход его мыслей. Иногда каким-то образом Царица начинает думать за него, и он сам становится Белой вошью. После терапевтических доз нейролептиков у Федора будто бы появилась критика к своему состоянию. Он говорил, что белые вши хотя и существуют, но он к ним отношения не имеет. Теперь он точно знает график появления на свет белых вшей через кожу, так как нашел формулу, с помощью которой рассчитал график появления белых вшей.
– И когда же теперь состоится этот торжественный выход? – глупо пошутил я.
– Да сегодня ночью, ровно в 4 часа вши будут выходить из моей кожи.
– Ну, посмотрим, посмотрим, – ответил я.
На следующий день дежурная медсестра сообщила на планерке о том, что у больного (это был Федор) обнаружен педикулез (вши).
Вы можете представить себе мое состояние?
– Такого не может быть! – севшим голосом сказал я, – Это какой-то рок!
Подойдя к постели Федора на утреннем обходе, он, улыбаясь, с торжеством спросил меня: «Доктор, так кто же из нас сумасшедший?»
– Наверное, Федя, это совпадение, – ответил я и отошел к следующему больному.
Через несколько дней проконсультировав Федора с профессором, мы пришли к заключению, что у Федора психоз носит эндогенный характер, и он был переведен в психиатрическое отделение.
Вот так, дорогие читатели.
На мне, клиническом ординаторе кафедры психиатрии, лежала обязанность не только преподавания студентам курса психиатрии, но и подбора больных для иллюстраций лекций профессора.
Однажды профессор Я. Л. Виккер, заведующий кафедрой психиатрии, попросил меня подыскать больного по теме «Паранойя». Нужно сказать, что в середине 60-х годов прошлого века паранойя выделялась в самостоятельную нозологическую единицу по концепции Е. Крепелина. Современная психиатрия рассматривает паранойю в рамках шизофрении.
В одном из мужских отделений заведующая предложила посмотреть больного с паранойяльным синдромом (нозологическая принадлежность которого была неясна).
В кабинет, в сопровождении санитара, вошел пожилой человек. Я сразу же обратил внимание на его аккуратность, подтянутость, прямую спину. Волосы коротко подстрижены и уложены на косой пробор, седоватые усы-щеточки красовались над верхней губой, а больничная пижама сидела на нем, как военный мундир. Он представился, попросил разрешения сесть и стал пристально разглядывать меня. Мне показался странным этот блестящий взгляд умных глаз. Вот только один зрачок был шире другого.
Опережая мои дежурные вопросы, этот господин (про себя я так его и назвал, потому что слово «товарищ» к нему ну ни как не подходило), назвавшийся Кириллом Константиновичем, спросил меня:
– Вы, доктор, наверное, хотите узнать, как я стал лауреатом Сталинской премии?
– За какие же заслуги вы удостоились столь высокой награды?
– За изобретение подводной лодки с принципиально иным устройством. Это единственная подлодка такого класса, изобретенная мною.
– Это лодка уже создана и состоит в ВМФ СССР?
– Нет, сударь мой, чиновники и бюрократы не дали возможности построить мою субмарину, а чертежи где-то затерялись или они их спрятали. Я ведь до сих пор числюсь в списках КГБ, как неблагонадежный.
И Кирилл Константинович подробно рассказал о своей жизни.
Происходил он из древнего рода бояр Ромодановских.
Петр I, в числе других недорослей, отправил отпрыска Ромодановских в Голландию – учиться строить корабли. С тех пор и повелось, что все мужские потомки Ромодановских стали корабелами.
Отец К. К. (так я буду называть моего героя) был контр-адмиралом Управления кораблестроения при Морском министре. После Октябрьского переворота большевики, ценя ум контр-адмирала и испытывая большую нужду в боевых кораблях (вся Черноморская эскадра ушла во Францию), назначили Константина Михайловича (отца) заместителем начальника Академии судостроения (в будущем знаменитый ЦНИИ им. академика А. Н. Крылова).
Старший сын Кирилл, избрав отцовский путь, окончил эту академию в 1926 году по факультету проектирования и строительства подводных лодок.
Кирилл обладал незаурядным умом, был красив истинной мужской красотой, пользовался неизбывным успехом у женщин, сверкал остроумием. Был горд и независим, на многих своих сослуживцев смотрел свысока (он был одним из немногих, не скрывавших своего дворянского происхождения), за что особой любовью с их стороны не пользовался. Работал в той же академии, а когда отец умер, то Кирилла назначили в секретное ЦКБ-18, занимавшееся проектированием подводных лодок.
В 1941 году Кирилл имел неосторожность поделиться с близким товарищем мыслями о том, что немцы обладают техникой совершенней нашей и, что их трудно будет победить. На следующий день Кирилла «забрали», дали 10 лет лагерей по ст. 58 УК.
Вначале он валил лес в Мордовской тайге, а с 1945 года «сидел» в «шарашке» (секретные конструкторские бюро, созданные Л. Берней) – ОКБ-196. В 1946 году ОКБ-18 и ОКБ-196 слились воедино. В 1951 году Кирилл, отсидев «от звонка до звонка», остался работать, но уже «вольняшкой» в КБ-18. После развенчания культа Сталина в 1956 году, Кирилл, почувствовав свободу, стал всем знакомым говорить, что он Лауреат Сталинской премии за изобретение подводной лодки, что изобретение его украл некто Манишер Б. С. и присвоил себе. Несколько раз Кирилла вызывали в КГБ и делали внушение. Кирилл писал письма в ЦК КПСС, Совмин, Министерство Морского флота, в которых доказывал свой приоритет изобретения.
Ничего не помогало. Поскольку деятельность ЦКБ-18 была строго засекречена, то никакие материалы в свободное обращение не поступали.
В 1958 году Кирилла под благовидным предлогом послали военпредом на один из оборонных заводов в г. Омск. Здесь Кирилл уже в звании каперанга (капитан первого ранга) появлялся на службе в морской парадной форме и обязательно при кортике, чем вызывал изумление, восхищение мальчишек и представительниц прекрасного пола. На морском мундире с золотыми галунами красовались два ордена – Ленина и Трудового Красного Знамени. Конечно, в таком «прикиде» перед Кириллом раскрывались все двери.
К своим обязанностям военпреда К. К. относился добросовестно. Но в коллективе большой симпатией не пользовался из-за своего высокомерия и нескрываемого снисхождения к окружающим.
