Морено также признавал существование бессознательных, охватывающих всю группу процессов, которые он называл ко–бессознательными (Moreno в Fox, 1987:63; Monica Zuretti, из личного общения), которые присутствуют даже тогда, когда психодраматические сессии явным образом центрированы на протагонисте.
По моему опыту, когда психодраматист сосредоточивается на групповой динамике (а не на центрированной на протагонисте задаче), велика вероятность того, что члены группы, находясь в ней, могут вести себя совершенно иным образом, чем они, как индивидуальности, обычно ведут себя за пределами терапевтической сессии. Это изменение может затруднить проведение классической психодрамы.
Здоровая психодраматическая группа
Встреча двоих: глаза в глаза, лицом к лицу.
(Цитата Морено по Blatner and Blatner, 1988)
Морено говорил о психодраме как о встрече между равными, хотя меня порой охватывает любопытство, какое равенство с другими чувствовал он. Встретиться с равным себе и поделиться друг с другом эмоциями, болью, своей историей, радостью и смехом — это опыт, быть может, самый целебный. Природа психодрамы, центрированной на протагонисте, позволяет такому опыту состояться. Мощные внутренние объектные отношения не игнорируются, как не изгоняется за рамки психодрамы и влияние повседневной жизни. Однако исследование и терапевтическая работа с помощью «магического» процесса, происходящего на психодраматической сцене, берутся превратить друзей, коллег и других членов группы в значимых «других» из внешнего по отношению к группе мира, из истории и из внутреннего мира каждого человека.
Финальной сценой психодраматической сессии является шеринг, когда все мы возвращаемся в самих себя: «отец» вновь становится Виктором, Джойс теряет свой волшебный психодраматический покров «матери», Тельма «возвращается» в реальную Тельму. Члены группы разговаривают о своих чувствах и мыслях, возникших у них на протяжении сессии, — как из своих ролей (вспомогательных «я»), так и вне их.
Этот процесс облегчает «выход из роли», в котором участники психодрамы сбрасывают бремя (или удовольствие) роли вспомогательного «я», которую они играли всю эту сессию. Некоторые руководители группы предпочитают более ритуализированные процессы: «Я не отец Джорджа. Я Виктор, и мне хорошо быть самим собой в этой группе».
Я же нахожу, что именно шеринг предусматривает более полный и выразительный выход из роли, позволяющий вспомогательным «я» сначала поделиться своими впечатлениями «из роли», а затем, выйдя из нее, сделать то же самое «со своего места». Что же касается терапевтического эффекта, то он может быть весьма значительным, когда члены группы играют роль вспомогательных «я», и даже наблюдают психодраму (и конечно, когда они становятся протагонистами).
Внешний мир на психодраматической сцене возвращается вовнутрь, и группа отправляется со сцены в паб
После сессии только Джордж остается в драме самим собой. Однако его внутренний мир был исследован, выдвинут на психодраматическую сцену вне его личного психического мира. После окончания сессии испытанные переживания вновь были приняты Джорджем вовнутрь, как воспоминания и понимание своих трудностей, и, вероятно, как значительные перемены в его внутренних объектных отношениях.
Будем надеяться, что в свое время эта сессия поможет ему изменить взаимоотношения с окружающим миром — с Фредом и со своей женой. Но в конце сессии он был, говоря словами Морено, «как пациент в реабилитационной палате после тяжелой операции» (Зерка Морено, из личного общения). Ослабленный, уставший, но получивший облегчение, потому что «операция» прошла успешно.
И Пол, и Джордж знали, что эта вечерняя сессия, с ее катартическим выражением гнева, сама по себе не являлась окончанием работы. Джорджу еще предстояла тяжелая работа с самим собой и в офисе, и дома, направленная на развитие более зрелой части ролевого репертуара.
Тем не менее, сейчас ему было приятно получить поддержку от группы, что та и делала, вместе с ним спускаясь по сырой, пронизываемой ветром улице Лондона к пивной «Герцог Кембриджский», где каждого ждала столь желанная в этот миг пинта доброго пива.
КОДА[16]
Как психодрама меняет людей
Тремя сессиями позже Джордж пришел в театр и сказал группе, что два дня назад у него произошла ссора с Фредом на работе. К его величайшему удивлению, после этого он не только стал чувствовать себя лучше, но и его отношения с боссом пошли на поправку.
— Это великолепно! — воскликнула Тельма. — Ну а как твои отношения с женой?
— О, в основном по–старому. Но я и не рассчитывал, что могу сразу ожидать каких–либо перемен.
Чем может помочь психодрама?
Пол и другие члены группы согласились проводить вместе по нескольку часов каждую неделю в течение нескольких месяцев. Время, отнятое от их насыщенной и порой приносящей наслаждение жизни. Что же они надеялись получить взамен?
Некоторые причины уже были освещены в главе 1. Джойс надеялась, что группа поможет ей побороть депрессию и избавиться от проблем во взаимоотношениях с мужчинами. Дэвид присоединился к группе, чтобы также работать над трудностями межличностного общения. Дебби пришла в группу, чтобы больше узнать о психодраме.
Только проблемы Джорджа были детально описаны в этой книге, вместе с отчетом о его лечении на протяжении одной психодраматической сессии; другие члены группы сообщали об изменениях в своей жизни в течение последующих нескольких месяцев. Они чувствовали себя лучше, а некоторые их трудности заметно уменьшились. Многие эти улучшения были приписаны посещению психодраматических сессий. Сам Джордж чувствовал, что его психодрама помогла ему решить проблемы на работе.
Однако из того, что члены группы сообщали об улучшениях, появившихся в их жизни, вовсе не следует, что именно психодраматическая группа вызывает эти изменения. Хорошо известно, что жизнь каждого человека полна перемен и дрейфует то к хорошему, то к плохому, для чего вовсе не требуется помощь психотерапии.
Верно и то, что люди, которые ищут психотерапевтическую помощь, уже сделали свой первый шаг к изменениям, признав, что что–то в их жизни происходит не совсем так, как нужно. Один лишь процесс признания человеком того, что ему требуется профессиональная помощь, может привести к значительным изменениям в его жизни.
Конечно, важно внимательно выслушать мнение каждого, почему в его жизни произошли изменения. Быть может, он абсолютно верно считает причиной произошедших перемен какую–то определенную деятельность или событие из жизни!
Нападки на психотерапию продолжаются в медицинской и научной литературе уже давно (см., например, Shepherd, 1985; Sutherland, 1991). Такая ситуация будет продолжаться, если психотерапевты не станут внимательнее относиться к терапевтическому процессу и к последствиям своих лечебных методик. Исследования техник и результатов психотерапии очень важны, особенно в эпоху тотального финансового контроля и давления государственного здравоохранения. Теперь, более чем когда–либо, любая отдельная терапевтическая школа может поспорить в эффективности с другими доступными для человека видами лечения (Garfield and Bergin, 1986).
Серьезные эмпирические исследования, однако, все еще ограничиваются динамической психотерапией (см., к примеру, Firth et al., 1986), и психодрама не является исключением. Чтобы психодраматист мог делать для людей все возможное, ему необходимо иметь ясное представление о том, что в его процессе действительно обладает терапевтическим эффектом. Только тогда он сможет улучшить свою клиническую практику. Сложившаяся ситуация вовсе не означает, что в исследованиях нет никакой необходимости, и я бы поддержал любого заинтересованного психодраматиста, рассматривающего для себя возможность приступить к продуманному и подготовленному исследованию.
В этой книге я обсуждал возможные терапевтические факторы с разных точек зрения. Однако я лично делаю допущение, что психодрама полезна, не на основе формальных исследовательских результатов, а из–за позитивного опыта, полученного мною как пациентом и как терапевтом.
И Фрейд, и Морено совершенствовали свои терапевтические техники путем наблюдений в ходе собственной клинической практики и на основе личного опыта. Такую позицию психолог Стюарт Сазерленд считает «непригодной для обороны». Вероятно, он приписал бы мой энтузиазм тому факту, что «я пошел на жертвы, получая свою профессию, и поскольку я сейчас живу приличной жизнью без нее, то, вероятно, склонен оправдывать это тем, что делаю что–то хорошее, даже если это не так» (Sutherland, 1991:120; цитата изменена мною и использована в первом лице).