Петр I издает ряд Указов, регламентировавших отношения к психически больным и меры применяемые к ним. В 1723 был издан именной Указ, в котором были даны критерии оценки психического состояния свидетельствуемых. В Указе 1766 года, касавшегося душевнобольных преступников, содержащихся в Суздальском монастыре, куда направлялись больные наиболее опасные, с точки зрения светской и духовной власти, подчеркивалось: «Буде же бы, который из них стал произносить что важное, то и как сие происходить будет от безумного, то оно, того не слушать и в донос о нем не вступать».
Серьезным вкладом в дело призрения душевнобольных явилось организация в 1775 году приказов общественного призрения, в обязанность которых входила забота о домах умалишенных.
В 1835 году Указом Государственного Совета был впервые установлен порядок судебно-психиатрического освидетельствования психически больных в уголовном процессе.
Второй период в истории отечественной судебной психиатрии XIX века начинается со времени земских и судебных реформ, т. е. 60-х гг.
Известны капитальные работы С. С. Корсакова, А. У. Фрезе, В. Х. Кандинского и В. П. Сербского. В 1895 г. В. П. Сербский издает первый том «Руководство по судебной психопатологии», в 1900 г. – выходит второй том Руководства.
В более поздние годы в России, чуть ли не национальным брендом становится выражение «горе от ума», заимствованное из названия комедии А. Грибоедова «Я странен, а не странен кто-же?» – так говорил герой комедии Чацкий.
Одним из первых «странных» был, по-видимому, А. Радищев, издавший «возмутительную» книгу – памфлет, по его собственным словам, написанную по «сумасшествию».
Он не «сидел» в «доме скорби», а был выслан туда, куда все правители России, включая и большевиков, высылали неугодных в Сибирь. Александр Николаевич был, одержим идеей реформаторства, и закончил жизнь самоубийством.
Другой вольнодумец, один из основателей декабристского движения генерал-майор Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов страдал психическим расстройством. Наряду с реально выполнимыми идеями преобразования России (например, соединение Волги с Доном, или учреждение Сената) он погружается в изучение масонских ритуалов и разрабатывает современную фантастическую программу (например, орден должен иметь вокруг больших городов «дачи», где будет развита сеть подземелий и лож для отправления масонских ритуалов).
В 1819 году Дмитриев-Мамонов подает в отставку в связи с болезнью и живет в своей подмосковной деревне. В июле 1825 года он признается невменяемым по «сумасшествию», т. к. объявляет себя Владимиром Мономахом, а также Папой Римским. Оставшиеся дни своей жизни Дмитриев-Мамонов провел под опекой и 11 июля 1863 покончил с собой, поджегши рубашку, обильно смоченную одеколоном.
Несколько ранее другой масон Максим Иванович Невзоров в 1792 году, будучи уличен в связях с заграничными масонскими центрами, был направлен первоначально в Невский монастырь. Там, как он говорит: «… все иезуиты, и меня душили магнизацею, так как и в крепости, все иезуиты, и тут также его мучают составами Калиостро, горючим материалом».
В дальнейшем Невзоров был помещен в психиатрическое отделение Обуховской больницы, где и находился в течение 6 лет.
В 1807 году некая прапорщица Баскакова подала Московскому викарному архиерею письмо, в котором предлагала «способы к ограничению власти монаршей в России». Поскольку способы эти были полнейшим бредом, она была признана умалишенной и отправлена в Суздальский Покровский монастырь «впредь до исправления».
О психическом расстройстве Петра Яковлевича Чаадаева я подробно писал в своей книге «Психопатология в русской литературе».
По-видимому, П. Я. Чаадаев страдал или шизофренией или органическим психозом с шизоформной симптоматикой. Философическое письмо № 1, отредактированное в 1829 г., семь лет гуляло в списках в кругах знати обеих столиц, пока в 1836 г. не было опубликовано. В этом письме П. Чаадаев предлагает переустройство России на католический лад, отрицая прошлое и будущее своей страны. П. Вяземский писал: «Тут бой рукопашный за свою кровь, за прах отцов, за все свое и за всех своих… Это верх безумия… За это сажают в желтый дом». Николай I написал на письме такую резолюцию: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного». Над П. Чаадаевым был установлен медико-полицейский надзор, который через год был снят.
Последующая история России умалчивает о психиатрическом преследовании инакомыслящих.
В первые годы Советской власти психически больные передавались на попечение семьи, как и в царское время, или помещались в инвалидные дома.
В 1918 году выходит инструкция об освидетельствовании душевнобольных.
В 1919 году в Москве при губернской тюремной больнице было организовано специальное отделение на 50 коек для проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы. В 1921 году на базе Пречистенской психиатрической больницы был создан Институт судебно-психиатрической экспертизы, которому вскоре было присвоено имя В. П. Сербского, сыгравшего в дальнейшем ведущую роль в развитии советской судебной психиатрии и открыто проклятый и преданный анафеме правозащитниками в годы Перестройки.
Интересны два случая.
В ноябре 1918 года суд приговорил лидера партии эсеров Марию Спиридонову к одному году тюремного заключения. Амнистированная и досрочно освобожденная, она объединила своих сторонников, пытаясь возродить партию. Спиридонова постоянно нападала на правительство за то, что оно, по ее мнению, действовало вопреки интересам народа.
Усилия большевиков подорвать ее растущее влияние оказались безуспешными. Спиридонову арестовали, хотя она не совершала никакого преступления. Для многих Мария была героем.
Московский Революционный трибунал нашел выход – отправить ее в санаторий. В письме, переданном на волю, Спиридонова пишет: «Я предчувствую, что большевики готовят мне какую-то пакость. Убить меня им несподручно, упечь меня надолго в тюрьму – тоже неловко. Они меня объявят сумасшедшей и засадят в психиатрическую больницу, или что-нибудь в таком роде… Они хотят нанести мне моральный удар. Чтобы спасти положение они не гнушаются ни чем». Решение трибунала гласило: «Поскольку в вынесении приговора Трибунал не движим желанием мстить врагам революции и не намерен применять Марии Спиридоновой излишние страдания, Московский Революционный Трибунал постановил отстранить Спиридонову сроком на 1 год от политической и общественной жизни и изолировать в санатории, где ей будет предоставлена возможность заниматься полезным физическим и умственным трудом».
Но М. Спиридонова в санаторий не попала. Она оставалась под стражей в Кремле в тяжелых физических и психических условиях, вплоть до своего побега в апреле 1919 года.
Второй пример. Анжелика Балабанова. Влиятельная фигура, как в большевистской партии, так и в международном рабочем движении.
Сотрудничала с В. Лениным и Л. Троцким. В 1920 году Балабанова выразила недовольство лично Ленину об ошибках революционного руководства. ЦК партии вынес решение направить Балабанову на лечение в санаторий, хотя о ее душевном заболевании говорили только намеками.
«Я была потрясена, получив официальное распоряжение ЦК уехать из Москвы в санаторий,… но я не настолько больна и стара, чтобы уйти в отставку», – так она говорила Н. Крестинскому, секретарю ЦК партии.
Н. Крестинский отправил Балабанову в Туркестан во главе агитпоезда.
Законодательные акты в молодой Республике Советов, касавшиеся психически больных были регламентированы Уголовным кодексом РСФСР, принятым в 1926 году. В нем, в частности, указывалось, что меры социальной защиты в отношении лиц, совершивших государственные преступления в состоянии психического расстройства, не могут быть применены.
К таким лицам применяются меры защиты медицинского характера – принудительное лечение и помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией.
В период владычества И. Сталина в психиатрические больницы тоже помещали для изоляции по политическим мотивам.
В Казанской спецпсихбольнице, находившейся в ведении НКВД, содержались лица исключительно по политическим мотивам. Там находился психически здоровый Ян Пилсудский, один московский рабочий, отказавшийся подписываться на заем. Ему был выставлен диагноз шизофрения.
Были и настоящие психически больные – один вообразил себя Троцким, другой говорил об опасности для всего мира иудаизма.
Таких больных было большинство.
Наум Коржавин, побывав на экспертизе в институте им. В. П. Сербского, считает, что в 1948 году помещение в психбольницу здоровых людей преследовало гуманные цели.
Интерес представляет дело Яркова.
В 1928 году 35 летний Ярков был осужден за контрреволюционную деятельность.
