Очередной верный поворот в эволюционном лабиринте — это переход к употреблению в пищу мяса в большом количестве (его источником могла быть как падаль, так и убитые на охоте животные или же и то и другое). Грамм съеденного мяса дает больше энергии, чем грамм растительной пищи. Как только плотоядность оформилась как специализация, удерживать ее стало легче с энергетической точки зрения.
Преимущество сотрудничества в процессе добычи мяса привело к образованию высокоорганизованных групп. Они состояли из родственников, а также приемышей и союзников. Размер группы был ограничен ресурсами конкретного места. Однако большая группа имела явное преимущество в случае неизбежных межгрупповых конфликтов. Склонность объединяться в группы и преимущества такого объединения заметны не только у современных людей, от охотников-собирателей до жителей мегаполисов, но и в некотором смысле у шимпанзе.
Около миллиона лет назад люди подчинили себе огонь — и это еще одно уникальное человеческое достижение. Подхватив горящую головешку в месте удара молнии, они уносили ее в другое место, и это давало огромные преимущества во всех аспектах жизни наших предков. Контроль над огнем позволял добывать больше мяса, ведь с помощью огня можно загонять и убивать нескольких животных сразу. Низовой пожар служил первобытным охотникам чем-то вроде своры охотничьих собак. Более того, погибшие в огне животные были «готовы к употреблению». Для ранних представителей рода Homo, лишь недавно ставших плотоядными, термическая обработка мяса, сухожилий и костей имела и несомненные сиюминутные достоинства, и серьезные эволюционные последствия. Несколько позже к употреблению мяса и овощей в обработанном виде подстроились и жевание, и вся физиология пищеварения. Приготовление пищи стало общечеловеческой чертой, а совместные трапезы — универсальным средством общественного единения.
Огонь, который можно было переносить с места на место (сучья и прутья тлеют часами), стал одним из ресурсов наряду с пищей и оружием. Стоянки, где жарилось на огне мясо, оставались на одном и том же месте на протяжении нескольких дней, и их уже имело смысл защищать — так был сделан следующий важнейший шаг. Такие стоянки, или гнезда, — необходимое условие достижения эусоциальности у всех известных общественных животных. Древнейшие человеческие стоянки и сопутствующие им артефакты относятся к эпохе человека прямоходящего (Homo erectus) — преемника Homo habilis и предкового вида Homo sapiens, по размеру мозга находившегося посередине между ними.
В стоянках у огня зародилось разделение труда. Это произошло не на пустом месте — мощным толчком послужила сложившаяся к тому времени тенденция к самоорганизации групп за счет иерархии подчинения. Разделению труда способствовали и коренные различия между мужчинами и женщинами, между молодежью и стариками. Кроме того, в каждой подгруппе были люди с разными склонностями: потенциальные начальники и подчиненные, путешественники и домоседы. Все это вместе быстро привело к неизбежному результату — сложному разделению труда.
По тому же пути, который привел Homo erectus к общественному образу жизни, прошли к тому времени современные шимпанзе и бонобо (за одним исключением — они не научились использовать огонь). Однако благодаря всем нашим уникальным преадаптациям мы готовы были двигаться вперед и оставить наших дальних родственников далеко позади. Большеголовые африканские приматы вышли на стартовую позицию для решающего эволюционного скачка.
Если бы 3 млн лет назад на Землю высадились ученые с какой-нибудь другой планеты, они были бы восхищены пчелами, термитами и муравьями-листорезами, чьи колонии — сверхорганизмы мира насекомых — в то время были, вне всякого сомнения, самыми сложными и экологически успешными общественными системами на Земле.
Возможно, инопланетные ученые также изучили бы африканских австралопитеков — двуногих приматов, чей мозг не отличался по размерам от мозга обычной обезьяны. «Ни у этих, ни у каких-либо других видов позвоночных особых эволюционных перспектив нет, — заключили бы гости из космоса. — В конце концов, животные такого размера существуют уже более 300 млн лет и ничего особенного не произошло. Похоже, общественные насекомые — лучшее, на что способна эта планета».
Давайте представим, что, выполнив возложенную на них миссию, пришельцы улетели к себе домой. Все наблюдения указывали на то, что биосфера Земли стабилизировалась, и их итоговый отчет выглядел бы примерно так: «Маловероятно, что в ближайшие сотни тысяч лет здесь произойдет что-нибудь заслуживающее нашего внимания. Эусоциальные насекомые, ныне доминирующие среди беспозвоночных в наземных экосистемах, были ее венцом на протяжении последних ста тысяч лет, и можно с уверенностью предполагать, что ситуация не изменится и в следующую сотню тысяч лет».
Однако вскоре после отбытия инопланетных гостей на Земле произошло нечто из ряда вон выходящее. Мозг одного из видов австралопитеков начал быстро увеличиваться в размерах. Если во время визита пришельцев он составлял 500–700 см3, через 2 млн лет он вырос до 1000 см3. Еще через 1,8 млн лет он достиг показателя 1500–1700 см3 — вдвое больше, чем у предкового австралопитека. Появился Homo sapiens — человек разумный, и в мгновение ока завоевал Землю.
Если бы потомки тех первых инопланетных ученых решили снова заглянуть на Землю в наше время (предположим, что последние 3 млн лет они были заняты изучением более интересных звездных систем), они были бы в шоке от увиденного. Случилось почти невозможное. Один из двуногих приматов не только выжил, но и построил примитивную цивилизацию. Что еще более удивительно (и в то же время страшно), в данный момент он энергично разрушает собственную биосферу.
Несмотря на свою мизерную биомассу (если сложить штабелем всех особей — а их более семи миллиардов, — они уместились бы в куб с гранью 2 км), новый вид стал силой геофизического масштаба. Он подчинил себе энергию солнца и ископаемого топлива, перенаправил на свои нужды значительную часть запасов пресной воды, подкислил воды Мирового океана и изменил атмосферу до потенциально смертельного состояния. «Нельзя так издеваться над собственной планетой! — воскликнули бы пришельцы. — Надо было прилететь сюда раньше — мы могли бы предотвратить эту трагедию».
Возникновение современного человека было счастливой случайностью — то есть счастливой для нас (и то на некоторое время) и несчастливой для большинства остальных форм жизни (и, к сожалению, навсегда). Все перечисленные преадаптации, послужившие эволюционными шагами на пути к человеческим качествам, могли, сложившись в определенную последовательность, подвести вид крупных млекопитающих вплотную к эусоциальности. Каждой из них разные ученые отводят роль того важнейшего фактора, который и запустил стремительную эволюцию от ранних гоминид к современному человеку. Почти все эти гипотезы отчасти справедливы. Однако ни одна преадаптация не имела смысла сама по себе, но лишь как элемент уникальной цепочки событий — одной из многих возможных и единственной осуществившейся.
Но какая же сила, движущая эволюцию, дала нашим предкам нить Ариадны, при помощи которой они безошибочно прошли весь эволюционный лабиринт? Какие черты окружающей среды и наших предков обусловили «правильную» последовательность генетических изменений?
Рука Господа нашего, скажут верующие. Однако такая работа вряд ли по плечу даже сверхъестественной силе. Чтобы создать человека таким, какой он есть, Богу пришлось бы окропить человеческий геном астрономическим числом генетических мутаций и на протяжении миллионов лет поддерживать среду обитания древних предшественников людей в нужном состоянии. Это все равно что проделать такую работу при помощи генератора случайных чисел. Не божественный замысел, а естественный отбор стал той силой, что провела наших предков по эволюционному лабиринту.
На протяжении полувека серьезные ученые (и я в их числе), искавшие биологическое объяснение происхождения человека, склонялись к тому, что главной движущей силой человеческой эволюции был родственный отбор. На первый взгляд родственный отбор — то есть формирование важных для всей группы свойств, называемых совокупной приспособленностью, — казался исключительно привлекательной, можно даже сказать, соблазнительной гипотезой. Согласно ей, родителей и детей, а также двоюродных братьев, сестер и других непрямых родственников объединяет общая цель, согласованное достижение которой возможно за счет самоотверженных действий по отношению друг к другу. В такой группе альтруизм в среднем действительно выгоден каждому, поскольку если особи имеют общее происхождение, у них много одинаковых генов. Принося себя в жертву, чтобы родственники — носители общих генов — могли жить, альтруист повышает вероятность выживания собственных генов в следующем поколении. Если это повышение более значимо, чем среднее число генов, потерянное из-за невозможности передать свои гены непосредственному потомству, то альтруизм выгоден и тогда складываются условия для возникновения общества. Поведение, направленное на самопожертвование ради родственников, отчасти проявляется в разделении общества на размножающиеся и неразмножающиеся касты.
