того, как тело соприкасается с какими-то предметами материального мира [48], а также, например, дыхательных техниках.
Итак, мы, как правило, находимся в состоянии «блуждания» или реализуем какие-то более-менее рациональные автоматизмы. И всё это «матрица», где «прошлое» и «будущее» — лишь мысли о нём, а не оно само («самое само», как сказал бы Алексей Фёдорович Лосев).
Время от времени выходим из этого внутреннего блуждания, из накатанной колеи своих автоматизмов благодаря «сюрпризам», которых в нашей жизни великое множество, хотя большинство из них вовсе не так «драматичны», как не заводящаяся машина.
Незначительные «сюрпризики» настигают нас постоянно — сахар в сахарнице закончился, зубная паста упала со щётки в раковину, человек какой-то в транспорте или в магазине повёл себя нетактично.
Впрочем, как правило, такие «сюрпризики» служат нам лишь для переключения с одного автоматизма (динамического стереотипа) на другой, это происходит с едва заметным вовлечением сознания.
Плюс мы ещё можем рассуждать о каких-то событиях «прошлого» или «будущего».
Так, например, мы вспоминаем что-то (как правило, для кого-то, в чьём-то присутствии) — мол, помнишь, было время, когда мы с тобой… Или рисуем (опять-таки для кого-то) образы некоего будущего — мол, вот будешь разводиться, узнаешь, что это такое…
Здесь и в самым деле оказывается важным наличие собеседника — человека, который самим фактом своего присутствия как бы вынимает нас из дефолт-системы мозга, заставляя концентрироваться на нём и нашем взаимодействии с ним.
Коммуникация озадачивает нас (сеть выявления значимости), заставляет рационализировать какие-то свои ощущения или представления (центральная исполнительная сеть).
И всё это происходит, в принципе, в настоящем моменте: мы именно здесь и сейчас решаем какую-то социальную или ситуативную задачу — например, мотивируя нашего собеседника на что-либо или просто поддерживая с ним необходимый социальный контакт.
Так что данное поведение тоже сложно назвать переживанием прошлого или будущего.
Да, мы обращаемся к своему «прошлому», возможно, с тем, чтобы нарисовать какой-то образ «будущего», а может быть — просто опираемся на свои «опыты прошлого», выстраивая их в логику своего повествования.
Впрочем, даже если тут и есть какое-то «будущее», то оно вполне вписывается в феноменологию, так скажем, «памяти на будущее». Это не переживание будущего или прошлого как таковых.
Действительное переживание прошлого, думаю, всем вам хорошо известно, и для этого в языке есть точное слово — «ностальгия».
К сожалению, оно относится лишь к положительным или более-менее положительным событиям, а для негативных событий такого слова нет (если не считать клинический термин «флешбэк» [49]).
Это может объясняться тем фактом, что наш мозг по-разному относится к положительным воспоминаниям, которые он пытается сохранять, и негативным воспоминаниям, которые он, напротив, склонен вытеснять, а точнее — просто забывать или по крайней мере делать менее яркими, чтобы снизить их болезненность для нас («время всё лечит»).
Большинству людей трудно представить себе, что такое флешбэк, но вот ностальгию все мы испытывали — то особенное чувство нахлынувших воспоминаний, когда, например, вы оказываетесь в местах, где провели своё детство (родительский дом, школа, аудитория в вузе и т. д.).
На нейрофизиологическом уровне ностальгия — это состояние чистой гиперфронтальности, отсюда этот эффект чего-то «нахлынувшего»: прошлое из «заднего мозга» проецируется, не встречая никакого сопротивления, в «передний мозг».
Вот какую красивую, как мне представляется, гипотезу, описывающую этот процесс, формулирует Элхонон Голдберг:
«Стабильная сеть, соединённая синапсами и отображающая определённые знания в долгосрочной памяти, активируется в задней ассоциативной коре, временно "копируется"… и воспроизводится в сетевой динамической системе связей лобных долей.
Механизм этого процесса ещё до конца не расшифрован. Мы будем называть его лобным резонансом, а гипотетическую недолговечную копию — лобным фантомом»85.
Но если переживание будущего — это состояние такой гипофронтальности (когда она лишь обрабатывает «отражение «заднего» зеркала», разворачивая в себе этот «фантом» воспоминаний), то, может быть, реальное переживание будущего — это состояние гиперфронтальности?
На это Элхонон Голдберг ответа нам не даёт, но зато мы находим чрезвычайно важные и интересные идеи на этот счёт у другого нашего великого соотечественника — профессора, члена-корреспондента АН СССР, академика РАО Андрея Владимировича Брушлинского.
Речь идёт о научной работе «Мышление и прогнозирование», которая увидела свет в 1979 году, так что современной нейрофизиологии мы в ней, конечно, не обнаружим.
Однако эксперименты над мышлением, так сказать, описанные Андреем Владимировичем в этой работе, покажут нам, что есть действительное «переживание будущего».
Понятно, что вследствие эффекта неопределённости психологическое переживание будущего — в бытовом, так скажем, смысле — неизбежно будет сопряжено для человека с огромным стрессом.
Этот стресс может быть настолько сильным, что человек оказывается не способен себе это будущее представить — оно его, как говорят в таких случаях, «парализует».
Возможно, вы испытывали что-то подобное перед судьбоносным для вас экзаменом или в случае, когда вы ожидали вердикта врача относительно серьёзного заболевания или его ответа — выживет ли ваш близкий, оказавшийся в реанимации.
Это могла быть какая-то очень значительная ставка, сделанная вами в бизнесе, или что-то связанное с преследованием, шантажом и т. д. В общем, любое ожидание будущего — это всегда что-то напряжённое, драматическое, состояние, которое можно описать простой формулой — «пан или пропал».
Да, кто-то, возможно, может похвастаться и счастливыми историями подобного рода — когда вы с таким же надрывом ждёте чего-то прекрасного и замечательного. Но в целом, конечно, действительное переживание будущего — это состояние ужаса, тревоги, безотчётного страха.
Важно, чтобы вы сейчас попытались представить себе это психологическое состояние, вспомнить его…
Особенность действительного переживания будущего, как правило, характеризуется когнитивным искажением («иллюзия альтернативы») — вам кажется, что или случится что-то, или нет: сдам экзамен или не сдам; пройду отбор или не пройду; сработает моя ставка или не сработает; разорюсь или прорвусь; выживет близкий мне человек или не выживет; умру я или не умру.
Неслучайно этот эффект получил название «суженного сознания»: у человека происходит активация гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой системы, приводящая к выбросу адреналина и норадреналина в кровь.
Последние вызывают целый комплекс физиологических реакций — от расширения зрачков и повышения артериального давления до невероятной бледности, холодных рук и частых позывов к мочеиспусканию.
В состоянии суженного сознания человек воспринимает только те раздражители, которые связаны с текущей угрозой, вплоть до эффекта «туннельного зрения» — то есть фактического сужения полей зрения при сильных, зашкаливающих эмоциях.
Понятно, что в этом состоянии функциональность человека снижается — он не может рационально рассуждать, рассматривать альтернативные варианты действий, оценивать их последствия, нарушается способность к самоконтролю, он движим импульсивными реакциями.
Всё это, конечно, не очень напоминает признаки работы лобных долей… Скорее это состояние характеризует превалирование подкорковых областей над
