совершенства, которым гордится: его успех зависит не от милости богов, а от него самого. Он бросает вызов товарищам, хвалится своими достижениями и, хоть и уделяет еще некоторое внимание обрядам, считает точные технические приемы куда более важными; мистические ценности отходят на второй план, а на первый выдвигаются практические интересы; он не совсем освобождается от богов, но отделяет их от себя, сам отделяясь от них; он отправляет их на небо, на Олимп, а себе оставляет сферу земного; с первым ударом молота великий Пан начинает чахнуть и наступает царство человека. Он научается своей власти. Он на опыте постигает причинно-следственную связь – в отношении своей творящей руки и изготовленного предмета: посеянное зерно может прорасти, а может и не прорасти, тогда как металл всегда одинаково реагирует на огонь, закалку, механическое воздействие; этот мир инструментов укладывается в четкие и ясные понятия – теперь могут возникнуть рациональное мышление, логика и математика. Образ мира в корне меняется. Культ женщины был связан с царством земледелия, царством неизменной длительности, случайности, непредсказуемости, ожидания, тайны; культ же
homo faber есть царство времени, которое, как и пространство, можно покорить, царство необходимости, проекта, действия, разума. Отныне, даже имея дело с землей, человек будет подходить к ней как рабочий; он обнаруживает, что почву можно удобрять, что ей полезно давать отдохнуть, что с такими-то посевами следует обращаться так, а не иначе: именно он выращивает урожай; он роет каналы, орошает или осушает почву, прокладывает дороги, возводит храмы – он заново творит мир. Народы, оставшиеся под властью богини-матери и сохранившие матрилинейную систему родства, так и остановились на стадии первобытной цивилизации. Дело в том, что женщина была почитаема лишь постольку, поскольку мужчина пребывал рабом собственных страхов, потакал собственной беспомощности: он поклонялся женщине из страха, а не из любви. Чтобы осуществить себя, ему для начала нужно было свергнуть ее с престола [38]. Теперь он будет признавать владычество мужского начала, созидательной силы, света, разума и порядка. Рядом с богиней-матерью возникает бог, сын или возлюбленный, который пока еще уступает ей, но похож на нее как две капли воды и неразрывно с ней связан. Он тоже воплощает плодородное начало: это бык, Минотавр, Нил, оплодотворяющий долины Египта. Он умирает осенью и воскресает весной, после того как неколебимая, но безутешная супруга-мать приложит все усилия, чтобы найти и оживить его тело. Эта пара впервые появляется на Крите, а потом встречается на всем побережье Средиземного моря: в Египте это Исида и Гор, в Финикии – Астарта и Адонис, в Малой Азии – Кибела и Аттис, а в Древней Греции – Рея и Зевс. Затем Великая Матерь лишилась престола. В Египте, где положение женщины остается исключительно благополучным, богиня Нут, воплощающая небо, и Исида, плодоносная земля, супруга Нила-Осириса, по-прежнему сохраняют огромное значение, но верховным божеством все же является Ра, бог солнца, света и мужской энергии. Иштар в Вавилоне отныне всего лишь супруга Бел-Мардука; именно он творит все вещи и обеспечивает их гармонию. Бог семитов – мужского пола. Когда на небесах воцаряется Зевс, Гее, Рее и Кибеле приходится отречься от престола, а Деметра остается хоть и могущественным, но второстепенным божеством. У ведических богов есть супруги, но их почитают меньше. Римский Юпитер не знает себе равных [39].
Итак, торжество патриархата не было ни случайностью, ни результатом насильственной революции. С самого возникновения человеческого рода биологические преимущества позволили мужчине утвердиться как единственному полновластному субъекту; от этих преимуществ он никогда не отрекался; частично его существование было отчужденным в Природе и в Женщине, но затем он снова отвоевал его. Обреченная на роль Другого, женщина также была обречена и на то, что могущество ее будет непрочным, – кем бы она ни была, рабыней или идолом, ей никогда не суждено самой избирать свой удел. «Мужчины создают богов, женщины им поклоняются», – сказал Фрэзер. И только мужчины решают, будут ли их божества женского или мужского пола; женщина всегда занимает в обществе то место, которое отводят ей мужчины; ни в какие времена ей не удавалось установить свой закон.
Возможно, правда, что, если бы производительный труд и впредь был по силам женщине, она бы вместе с мужчиной покоряла природу; человеческий род противопоставил себя богам в лице индивидов мужского и женского пола, но женщина не смогла овладеть возможностями, что сулили орудия труда, Энгельс недостаточно полно объяснил суть ее поражения: мало сказать, что изобретение бронзы и железа коренным образом изменило соотношение производительных сил и что женщина тем самым попала в невыгодное положение; самого по себе этого невыгодного положения недостаточно, чтобы объяснить, почему она попала под гнет мужчины. Пагубным для нее оказалось то обстоятельство, что, не став для работника товарищем по труду, она была исключена из человеческого mitsein; исключение это нельзя обосновать ее слабостью и более низкой производительностью труда; мужчина не признал ее себе подобной потому, что она не разделяла его способа труда и образа мыслей, что она пребывала во власти тайн жизни; а раз он не принимал ее, раз она сохраняла в его глазах статус другого, то единственное, что он мог сделать, – это стать ее угнетателем. Мужская воля к экспансии и господству превратила женскую слабость в проклятие. Человек хотел максимально использовать новые возможности, которые открыла перед ним новая техника, – и прибегнул к подневольной рабочей силе, обратил в рабство себе подобных. Поскольку труд рабов гораздо производительнее труда женщины, она утратила экономическую роль, которую играла в племени. А господин нашел в отношениях с рабом куда более радикальное подтверждение своему господству, чем в своей ограниченной власти над женщиной. Поскольку женщина внушала почтение и страх своей способностью к деторождению, поскольку она была другой, нежели мужчина, а значит, обладала тревожными чертами другого, постольку она в известной степени держала в зависимости мужчину, пусть и сама зависела от него; обоюдные отношения господина и раба актуализовывались для нее на деле, и тем самым она избегала рабства. Раб не защищен никаким табу, он – всего лишь подчиненный, не иной, а низший, и актуализация диалектического механизма его отношений с господином займет целые столетия; в сложившемся патриархальном обществе раб есть лишь вьючное животное с человеческим лицом, и господин обладает над ним тиранической властью; это наполняет господина гордыней, и он обращает ее против женщины. Все, что он выигрывает, он выигрывает в ущерб ей; чем могущественнее становится он, тем ниже падает она. В частности, став собственником земли [40], он требует и собственности на женщину. Прежде он был во
