Сообщение действительно прозвучало столь сомнительно, что Гийомет приказал привести миссис Парен. Она растерялась и призналась, что после попытки Маргариты Питр совершить самоубийство стала кое о чем догадываться, но не нашла в себе мужества сообщить в полицию о своем легкомысленном участии в афере. То же самое произошло и с продавцом Жиро.
Он сообщил подробные данные о типе динамита и капсюлей. Белек связался с Пепеном в Монреале и получил подтверждение, что желатинированный динамит, который Маргарита Питр приобрела в магазине, и медные капсюли совпадают с установленными исследованием.
Что бы Белек и Гийомет ни думали 23 сентября об истинных причинах показаний Маргариты Питр, у них были основания арестовать Альбера Гюэ. В 23 часа этого дня его арестовали на квартире у матери. Хотя они выбрали для ареста поздний час, все же вскоре собралась толпа людей, желавших взглянуть на человека, который подозревается в убийстве своей жены и двадцати двух незнакомых ему людей. Это был стройный, худощавый мужчина тридцати двух лет. Бледный, но с горделивой осанкой прошел он сквозь толпу, и, казалось, ничто не в состоянии сбить с него спесь.
Первый допрос окончился безрезультатно. Он отрицал какое-либо участие в гибели ДС-3-Д280. Он отрицал, что дал Маргарите Питр пакет, не говоря уже о том, что принуждал ее к самоубийству. Всю эту историю он назвал „детскими сказками". У него хватило ума не отрицать, что он давно знаком с Маргаритой Питр, что использовал ее иногда как посредницу в торговле и что ее больной брат работает на него. С безразличным видом он подтвердил, что Мари-Анж Робитай была его любовницей. Однако он утверждал, что „приключение с маленькой девочкой" закончилось еще до смерти его жены. Его жена знала об этой связи, и не было ни малейшей причины убивать ее. У него было одно желание — видеть жену живой. Пусть его оградят от обвинений таких выродков, как Питр и Рюэ.
В тот день возбуждение общественности резко возросло. Арест Гюэ и поразительные показания Маргариты Питр превратили катастрофу самолета в сенсационную тему. Спецнаряд полиции был вынужден охранять от натиска любопытных дом на улице Монсеньор Гавро. Тот факт, что Маргарита Питр не погнушалась получить от фоторепортеров 150 долларов за позирование перед их аппаратами, давал повод подозревать в ней не жалкую, подвергшуюся шантажу женщину, а корыстолюбивую соучастницу, которой Гюэ за помощь, может быть, пообещал часть страховой суммы. В то же время репортеры со всей Америки осаждали кафе „Монте-Карло", чтобы повидать Мари-Анж Робитай, сфотографировать и проинтервьюировать ее. Сотрудникам Гийомета пришлось потрудиться, чтобы избежать лишней сенсации и установить поточней, какие же отношения существовали на самом деле между девятнадцатилетней Робитай и Гюэ.
Мари-Анж Робитай, поняв бессмысленность и опасность молчания для нее самой, рассказала следующее. Когда в 1947 году Гюэ познакомился с шестнадцатилетней девочкой в кафе для танцев, ее заполняло юношеское чувство протеста против однообразия жизни Нижнего города и мещанской среды родительского дома и страсть к приключениям. Гюэ, рассказавший о своей карьере ювелира, владельца крупных магазинов, о путешествиях, показался ей тем человеком, который сможет разрешить все ее проблемы. Вместе с тем он оказался также и тем человеком, который разбудил в ней страсть, одержимость и слепую готовность к иллюзиям. Хотя она вскоре узнала, что он женат и что никакого солидного ювелирного магазина у него нет, она все же представила его своим родителям под вымышленным именем Роджер Энджерс, жила с ним в Монреале, но не в фантастическом великолепном бунгало, а в дешевых меблированных комнатах и променяла дом родителей на темную комнату у Маргариты Питр, пока Рита Гюэ не сообщила родителям Мари-Анж, что Энджерс в действительности является ее, Риты Гюэ, мужем. Месяцами Мари-Анж жила в квартире Питр, ничего не делая, ожидая только прихода Гюэ. Тогда на, пару часов их поглощала любовь и новые иллюзии.
Она жила в постоянном страхе перед судом по делам несовершеннолетних, месяцами сидела под запором, без денег и скрывалась под фальшивым именем Николь Кот. Когда ей, наконец, надоела такая жизнь, она решила расстаться с Гюэ. Попросив взаймы пятьдесят долларов, она поехала в Монреаль, чтобы позвонить своим родителям и узнать, можно ли ей вернуться домой. Но Гюэ, еще более сумасшедший, чем она, помчался следом за ней на машине, нагнал поезд, вытащил ее из вагона и привез обратно в Квебек.
Снова потекли месяцы в комнатке на улице Св. Анкелы. Это длилось до мая 1949 года. Однажды она уже была на пути к судье по делам несовершеннолетних, чтобы рассказать ему обо всем.
Гюэ вновь перехватил ее, привез в отель и обещал вскоре развестись с женой. В отеле она жила под именем госпожи Гюэ, но тоска вечных ожиданий снова одолела ее и, продав свою пишущую машинку, она убежала. На набережной ее остановил Гюэ. Она поддалась его уговорам и поехала с Гюэ в Сет-Иль. Когда он навещал ее, они жили как супруги. Но средства не позволяли Гюэ часто навещать любовницу.
* * *
В июне разочарование подавило страсть, сознание того, что она все время гналась за призраком, стало сильнее, чем любовь. Она вернулась к своим родителям и стала работать в кафе „Монте-Карло". Но Гюэ продолжал преследовать ее. Прямо на улице он грозил ей самоубийством, тогда 23 июня она попросила арестовать его. Но на следующий день, после того как его освободили, он снова пришел в кафе. И тут ему в последний раз удалось уговорить Мари-Анж поехать с ним в Монреаль. Но спустя несколько дней она снова вернулась домой. Стала получать от Гюэ страстные письма, в которых он заклинал подождать еще немного. С тех пор они виделись только один раз, в квартире Маргариты Питр после катастрофы.
Маргарита Питр поняла все правильно. Гюэ сказал девушке, что теперь он свободен. Но она ответила ему, что все прошло. Гюэ не поверил, хотя это была правда. В заключение Робитай сказала, что ничего не знала о его намерениях совершить убийство и, конечно, ничего о самом убийстве, которое, может быть, он осуществил.
То, как она употребляла слова „может быть", говорило об еще не умершем в ней чувстве к Гюэ, об остатке доверия к нему, которые не позволяли ей поверить в вину Гюэ. Так или иначе, но ее показания не оставляли никакого сомнения, что у Гюэ был достаточно определенный мотив для убийства своей жены.
Пока Гийомет заканчивал допрос Мари- Анж Робитай, Белек занялся Женере Рюэ. Он не мог избавиться от мысли, что Рюэ, вероятно, принимал участие в изготовлении взрывателя с часовым устройством. Он застал часовщика сидящим в кресле на колесах в жалкой мастерской на улице Св. Франсуа. Тут же, рядом с мастерской, находилась его не менее жалкая квартира. Рюэ работал за своим столом, как будто ничего не произошло, и встретил инспектора с миной терпеливого больного без следа волнения или нервозности. Да, он знаком с Гюэ. Он встречался с Гюэ каждую неделю, когда тот приносил или забирал часы из ремонта. Он читал о том, в чем обвиняют Гюэ. Рюэ также знал, что рассказала его сестра. Но его сестра никогда не посвящала его в свои тайны. Он просто одинокий и покинутый всеми инвалид.
После долгих запирательств и раздумий он все же вспомнил об одном случае. Примерно в двадцатых числах августа Гюэ пришел к нему и спросил, не знает ли Рюэ кого-нибудь, кто немного разбирается в динамите. Он купил в Сет-Иле земельный участок, и ему нужно выкорчевать пни. При этом он, Рюэ, вспомнил одного своего клиента, Овида Кота из Чарлзбурга, который уже двенадцать лет работает с динамитом на строительстве дорог. Только он назвал имя Кота, как открылась дверь и в мастерскую с испорченными часами в руках вошел сам Кот. Невероятный случай! Гюэ поговорил с Котом о динамите. Это все, что Рюэ слышал о динамите в связи с именем Гюэ. Инспектор спросил Рюэ, не приходилось ли ему когда-нибудь монтировать часы в электрический взрыватель. Рюэ с недоверием ухмыльнулся и спросил, как могла Белеку прийти такая мысль в голову.
А через несколько минут Женере Рюэ вспомнил еще один случай, который, как он утверждал, тоже неожиданно пришел ему в голову. В конце августа или в начале сентября Гюэ опять был у него. Гюэ дал ему в тот раз будильник и попросил просверлить дырочку слева' под цифрой двенадцать. При этом он объяснил, что с динамитом дела продвигаются и что теперь он занят созданием электрического взрывателя. После того как дырочка была просверлена, Гюэ исчез, а неделю спустя произошла катастрофа.
Оба воспоминания произвели на инспектора странное впечатление. Он стал подозревать, что Рюэ, хладнокровно обдумав обстановку, решил кое в чем сознаться добровольно, чтобы снять с себя более серьезные подозрения. Детективы, которые ездили в Чарлзбург, сообщили, однако, что Овид Кот подтвердил показания Рюэ и добавил, что отговаривал Гюэ от какого бы то ни было применения динамита. Но недоверие Белека не рассеялось, и он решил обыскать мастерскую Рюэ и посмотреть, не удастся ли найти следы работы над взрывателем. Он попросил приехать в Квебек Франшера Пепена и Бернара Пекле. Когда инспектор и ученые прибыли на квартиру Рюэ, хозяина не было дома. Дверь им открыла его свояченица. Таким образом у пришедших была возможность работать без помех. Обыск длился уже час и казался безуспешным, когда Пепен и Пекле наткнулись на безобидно выглядевший кусок волнистого картона, на который сотрудники уголовной полиции не обратили бы никакого внимания. Картон был поврежден во многих местах и обнаруживал так много странных для часовой мастерской черных наслоении, что они решили тотчас поехать в Монреаль и исследовать его в лаборатории. Там поставили опыты с капсюлями взрывателя из меди, наполненными азидом свинца, и с капсюлями из алюминия, наполненными гремучей ртутью. Вокруг взрывающегося капсюля они установили своего рода кулисы из волнистого картона. При взрыве маленького капсюля волнистый картон принимал на себя небольшую взрывную волну. После этого ученые исследовали возникшие при опытах наслоения на картоне, и выяснилось, что отложения, возникавшие при взрыве медного капсюля, наполненного азидом свинца (подобный капсюль был использован при взрыве самолета), точно соответствуют отложениям на волнистом картоне, обнаруженном в квартире Рюэ. Не оставалось сомнений, что Рюэ испытывал различные капсюли взрывателя и использовал волнистый картон для ограждения от воздействия взрыва.
