еще и выполняло определенные функции.
Пытаясь представить себе эти поля, мы вызываем в воображении образ, подобный телесно выраженному опыту Ротко, – что-то вроде расплывчатого всплеска квалиа. Сам этот факт должен нас насторожить: а не впадаем ли мы в заблуждение, близкое к описанному в пятой главе, когда от материалистов требовали найти способ выжать цвет и звук из темного и безмолвного механизма? Мы частично избавились от этой ошибки, заметив, что сознательный опыт представляет собой выраженную от первого лица точку зрения живой системы определенного рода, а не что-то, возникающее в результате происходящих в этой системе процессов и открывающееся – если мы знаем, куда смотреть, – наружному наблюдению. Полностью избавиться от этой ложной установки непросто: обнаруженные в мозге невидимые поля представляются нам перспективной материальной основой для извлечения цвета и звука, и нам трудно устоять перед искушением сделать еще одну попытку в этом направлении. Соблазнительная, но тем не менее ошибка.
Как бы там ни было, я считаю, что эти открытия – вне всякого сомнения, ритмы и поля, возможно, тоже – вносят изменения в наш проект: объяснить существование опыта. Прежде всего они меняют наше представление о том, что же такое мозг.
Чтобы это прояснить, мы прибегнем к самому резкому противопоставлению. До сих пор широко распространено старое представление о мозге как о крупной и сложно устроенной сети передачи сигналов. Многие, например, привыкли сравнивать мозг с автоматизированной телефонной станцией. Аналогия почти так же стара, как и сами телефонные станции; английский ученый Карл Пирсон придумал это сравнение в 1900 году, в те давние времена, когда и автоматизации еще не существовало: он представлял себе людей-операторов, вручную соединяющих абонентов {185}. Позже бытовало представление о мозге как о коммутационной сети, самостоятельно формирующей внутренние связи. Нейроученые сходятся в общем мнении (вспоминается, как в 2010 году я услышал его из уст гарвардского специалиста), что если бы нам были известны все сигнальные пути, все межнейронные связи мозга, то у нас появилось бы полное понимание того, что же этот мозг делает. Многие из тех, кто изучает мозг, похоже, не в силах отказаться от представления о мозге как о сети передачи сигналов, но оно не подходит для объяснения феномена сознательного опыта. И, насколько я могу судить, это представление постепенно меняется.
Научный подход, описанный в этой главе, рисует нам иную картину {186}. Мозг – это биологический орган, генерирующий электрическую активность – ритмичную, часто синхронизированную, модулируемую посредством ощущений. Такие клетки нервной системы, как астроциты (не нейроны), играют в этом процессе слабую, однако заметную роль. Конечно, нейроны постоянно обмениваются сигналами, но это еще не все, что происходит в мозге. Предлагаемая альтернативная картина мозга и лучше обоснована научно, и перспективнее в плане поисков основы опыта. Если вам не нравится мысль, что материальная основа вашего субъективного опыта – всего-навсего сеть передачи сигналов типа телефонной станции, я с вами, пожалуй, соглашусь. Вы – явление иного рода.
Эти предположения о нервной системе и мозге – важная деталь головоломки тела-разума. Причем это уже вторая деталь, способная помочь нам преодолеть «разрыв» между физическим и психическим. Первую мы отыскали в пятой главе, где я описывал субъективность как характеристику самости животных и способа их взаимодействия с внешним миром, – точка зрения, «я» и все остальное, субъективность и агентность. Вторая – понимание, что нервная система сформирована эволюцией агентности у животных. Эта вторая деталь подтверждает важность того, что я буду называть крупномасштабными динамическими свойствами мозга. Под этим термином я имею в виду ритмы и паттерны синхронизации, неоднозначные эффекты самих полей и, вероятно, другую активность того же рода. Какие-то из этих паттернов глобальные – свойства мозга как целого, а какие-то локальные, хотя и связывают воедино тысячи клеток. Чтобы понять, как возник субъективный опыт и как он может существовать в материальном мире, нам нужно учесть и эти факторы тоже. Смысл не в том, что опыт или сознание – это какое-то физическое поле {187}. Я думаю, что все дело в паттерне активности, формируемом в том числе и под воздействием полей. Эволюция породила животных, которые взаимодействуют с миром как субъекты, а кроме того, создала удивительный биологический орган, который опосредует это взаимодействие.
Повторюсь, что я имею в виду не только мозг человека или млекопитающих. Речь идет о широком диапазоне животных. Удивительно, что в абсолютно разных мозгах совершенно непохожих друг на друга животных протекают процессы, следующие одним и тем же ритмам. Этот факт подталкивает меня к чему-то вроде резкой смены гештальта. Несколько лет назад ряд ученых и философов выдвинул идею, согласно которой определенный вид волн высокой частоты (гамма-волн) особым образом связан с сознанием {188}. Первыми об этом заговорили Фрэнсис Крик (первооткрыватель ДНК) и Кристоф Кох. Как я полагал, эта мысль может быть важна в нашем случае – применительно к субъективному опыту человека, но считал, что вряд ли она поможет нам с решением более общих вопросов. Оказалось, однако, что ритмы такого рода свойственны не только мозгу, подобному человеческому, – они широко распространены в животном мире. (Бруно ван Свиндерен – исследователь, который разрабатывает эту тему, – пожалуй, активней всех прочих. Например, ван Свиндерен и Ральф Гринспан обнаружили, что конкретный волновой паттерн позволяет идентифицировать внимание к объекту, или что-то вроде внимания… у мушек {189}.) Узнав об этом, я понял, что подобная информация кардинальным образом меняет наши представления о том, что такое активность мозга, причем не только у нас, но и у животных в целом, – и, следовательно, какой может быть физическая сторона опыта.
Уже ясно, что эти свойства мозга имеют значение. Но какое? Какую роль в объяснении опыта (чувствительности, сознания и т. д.) играет разделение труда между двумя обсуждаемыми факторами – взаимодействием с миром в качестве субъекта и крупномасштабными динамическими свойствами мозга? Если мы будем сейчас углубляться в детали, то завязнем в спекуляциях на тему нерешенных научных проблем. Тем не менее я постараюсь в общих чертах набросать гипотезу, которая может иметь смысл.
Исследователи, подчеркивающие значение крупномасштабных динамических паттернов для восприятия и мышления, особенно роль ритмов, часто расценивают их как фактор, связывающий воедино множество процессов и позволяющий мозгу объединять различные аспекты опыта в общую картину или сцену. Такая интегрированность имела бы множество последствий для субъективного опыта. Наш опыт в конкретный момент может включать не только визуальный образ, но и настроение, ощущение присутствия и многое другое. Видимо, эти распространенные динамические паттерны не просто объединяют различные виды информации. Вероятно, они еще и порождают особую манеру, в какой все эти события объединяются в единый опыт. И, возможно, отчасти именно они придают нашему опыту присущее ему своеобразие.
Это связано с тонким моментом – еще одним, в котором я далеко не уверен. Когда мы задаемся вопросом, почему акт зрительного или слухового восприятия определенным образом ощущается (или может ощущаться), мы, вероятно, запутываемся в тот момент, когда пытаемся представить, что делает мозг, получая зрительную или слуховую информацию. Мы представляем, как зажигаются нейроны, как они передают импульс соседним нейронам, которые в свою очередь тоже вспыхивают, и так далее. Предположим, теперь мы станем представлять этот процесс так, как предлагают нам нейробиологи, чьи идеи мы обсуждаем в этой главе {190}. В любой момент времени мозг уже охвачен активностью, в том числе и этими крупномасштабными, но интегрированными паттернами, а новый визуальный образ или звук модулирует – переключает, преобразовывает – эту активность. Неужели мы и теперь будем удивляться или недоумевать, что эти процессы как-то ощущаются?
Далее напрашивается вопрос: а что, если бы вы – или другое существо – обладали бы только каким-то одним из двух описанных выше качеств? Точнее, что, если бы вы были животным, способным на ощущение и действие того типа, какое описано в пятой главе, но ваш мозг был бы лишен дополнительных динамических свойств, описанных в этой?
Подобный мысленный
