Юность = красота?
Мужчина не может напрямую узнать возраст женщины. Он вынужден вычислять его, исходя из ее внешнего облика, поведения и репутации. Удивительно, но многие из самых важных ингредиентов женской красоты с возрастом быстро утрачиваются: чистая кожа, полные губы, ясные глаза, упругие груди, узкая талия, стройные ноги и даже светлые волосы, которые без применения спецсредств редко у кого (за исключением потомков викингов) остаются таковыми и после 20 лет. Все это — «честные украшения» (см. главу 5): они рассказывают о возрасте, и изъяны не могут быть сокрыты без применения хирургии, макияжа или вуали.
Как известно, европейцам блондинки нравятся больше, чем шатенки или брюнетки. В Древнем Риме женщины красили волосы в белый цвет. В средневековой Италии светлые волосы и идеал женской красоты были неразделимы, а в Британии слова белокурый и прекрасный обозначаются одним словом — fair{440}. Возможно, светлые волосы у взрослых, подобно лентам на хвостах ласточек — это «честное украшение», на которое действует половой отбору. Светлые дети — обычное дело у европейцев (и, кстати, у австралийских аборигенов). Если предположить, что недавно возникла мутация (например, где-нибудь в Стокгольме), у носительниц которой волосы остаются светлыми примерно до 20 лет, то любой мужчина, которому (в силу его генетических особенностей) нравятся блондинки, гарантированно выбирал бы молодую девушку — в отличие от других, которые (учитывая, что для нашей цивилизации характерна плотная одежда) выбирали бы женщин постарше. Таким образом, мужчины, выбирающие блондинок, оставляли бы больше потомков, и их стремление к такому выбору распространялось бы все шире и шире. Это бы, в свою очередь, распространяло бы и сам признак — ибо он действительно является честным индикатором женской репродуктивной ценности. Так что джентльмены предпочитают блондинок[88].
Для того чтобы такая логика работала, стремление мужчин выбирать блондинок не обязательно должно иметь генетическую основу. Вероятнее всего, оно у мужчин-североевропейцев (если вообще существует) является культурной чертой, внушенной им неосознанно путем ассоциации между светловолосостью и юностью — ассоциации, которую, кстати говоря, косметическая индустрия интенсивно разрушает. Но вывод не меняется: возникает половой отбор, который приводит к генетическим изменениям в популяции[89]. Другой вариант — предположить какую-то природную причину, дающую светлым волосам преимущество. Например, у светловолосых и кожа тоже светлая — поэтому они получают больше ультрафиолетового света, под действием которого вырабатывается витамин D. Но у светло- и темноволосых шведов кожа одинаково светлая. И, между прочим, по-настоящему светлая кожа — у рыжих, а не у блондинок.
До недавнего времени половой отбор оставался аргументом последнего эшелона, возникающим на горизонте только когда та или иная особенность не могла быть объяснена обычным «средовым» отбором. Но почему он должен быть последним? Почему у нас больше оснований объяснять светловолосость прибалтов отбором против дефицита витамина D, а не половым отбором? Между тем, сегодня появляются свидетельства того, что человечество сформировалось под сильным действием полового отбора, объясняющего наше разнообразие — по интенсивности роста волос на разных участках тела, длине носа, цвету волос, курчавости, цвету глаз, — не особенно связанное с климатом или другими физическими факторами[90]. У самцов обыкновенного фазана каждой из 46 изолированных диких среднеазиатских популяций разное сочетание украшений (белый воротник, зеленая голова, синий хвост, оранжевая грудь). У человека половой отбор работает точно так же{441}.
Стремление мужчин выбирать молодых партнерш характерно именно для людей — и нам неизвестны другие животные, самцы которых настолько же привередливы в отношении возраста самок. Самцы шимпанзе считают молодых и средневозрастных почти одинаково привлекательными. Очевидно, наши уникальные человеческие предпочтения связаны с нашими уникальными же человеческими особенностями — с пожизненным браком и с длительным периодом выращивания детей. Если мужчина собирается провести всю свою жизнь с единственной женщиной, он должен быть уверен, что впереди у нее — длительный репродуктивный период. А если бы он был заинтересован лишь в случайных кратковременных связях, ему было бы все равно, какого она возраста. Мы происходим от мужчин, выбиравших юных женщин и, таким образом, оставлявших больше сыновей и дочерей[91].
Вот этот лик, что тысячи судов гнал в дальний путь[92]
Любая женщина — а также сотрудник любой косметической компании — прекрасно знает, что многие слагаемые красоты говорят о возрасте. Но она не исчерпывается молодостью. Многие девушки некрасивы по двум причинам: их вес избыточен или недостаточен либо черты их лица не соответствуют нашим представлениям о красоте. Последняя — это триединство молодости, прекрасной фигуры и прекрасного лица.
В одной популярной песне семидесятых повторяются очень сексистские слова: «ноги красивые, но с лицом — беда». Удивительно, насколько важно для мужчины, чтобы лицо женщины имело правильные симметричные черты. С какой стати он должен отказываться от возможности вступить в половую связь с молодой плодовитой женщиной только потому, что у нее слишком длинный нос или двойной подбородок?
Возможно, черты лица говорят о качестве генов, об условиях развития, характере и личности{442}. «Лицо — самая информативная часть тела», — однажды сказал мне Дон Саймонс. Чем менее симметрично лицо, тем менее оно красиво. Однако асимметрия — не самая распространенная причина женской непривлекательности — многие некрасивые люди имеют абсолютно симметричные лица. Но есть один момент: среднестатистическое лицо красивее любого очень необычного. В 1883 году Френсис Гальтон (Francis Galton) обнаружил, что образ, полученный наложением одна на другую фотографий нескольких женщин, обычно красивее, чем любая из них в отдельности{443}. Недавно этот эксперимент повторили: с помощью компьютера складывали фотографии студенток — и чем больше лиц входило в состав изображения, тем более красивым оно казалось{444}. Воистину, лица фотомоделей мгновенно забываются и несмотря на то, что мы видим их на обложках журналов каждый день, мало кого из них мы действительно можем узнать. А лица политиков, известных вовсе не красотой, запоминаются гораздо лучше. Лица с ярко выраженным характером — практически, по определению не среднестатистические. Чем ближе они к среднестатистическим и чем они безукоризненнее, тем оно красивее, но тем меньше оно говорит о характере.
Эта привлекательность среднего (нос — ни большой, ни маленький, глаза расставленны ни широко, ни узко, подбородок — ни выступающий, ни покатый, губы — полные, но не слишком, скулы — выступающие, но не слишком, овал лица — не слишком короткий, но не слишком длинный) упорно всплывает в мировой литературе как идеал женской красоты. Поэтому я считаю, что у людей работает фишеровская теория «обаятельных сыновей» — или, в данном случае, «сексуальных дочерей». Учитывая, насколько важным компонентом женской красоты является лицо, дочери мужчины, выбравшего некрасивую жену, рискуют выйти замуж поздно и за «второсортных» мужей. На протяжении всей истории мужчины нередко удовлетворяли свои социальные амбиции через внешность своих дочерей: даже если в обществе мало других возможностей для социальной мобильности, настоящая красавица может выйти замуж за кого-то, находящегося по социальному статусу выше нее{445}. Конечно, женщины наследуют черты лица и от своих отцов, поэтому правильные мужские лица для большинства женщин тоже важны.
Чтобы фишеровский эффект начал работать, мужчинам нужно всего лишь выбирать женщин со среднестатистическим лицом. Тогда неудержимый отбор сразу начнет подгонять сам себя: внуки любого мужчины, проигнорировавшего моду, будут расти в худших условиях, либо их будет меньше, поскольку его дочери окажутся менее привлекательны. Жестокая деспотическая мода лишь укрепляет свою безжалостную логику за счет многих блестящих, добрых и воспитанных женщин — но, увы, некрасивых. Благодаря злой иронии, когда общество предписало нам моногамию, она стала только жестче. В средневековой Европе или в Древнем Риме облеченные властью мужчины забирали всех красавиц в гаремы, создавая дефицит женщин. Поэтому шансы у некрасивой найти мужчину, достаточно отчаявшегося, чтобы жениться на ней, были более высокими. Это звучит не очень справедливо, но половой отбор редко бывает справедливым.
