какой в той или иной части мозга был смысл.
Сперри, впрочем, не резал всё подряд, он избрал для своих научных изысканий пучки волокон, соединяющие два полушария головного мозга — мозолистое тело и небольшие дополнительные комиссуры.
Избрал и, как мы знаем, не прогадал.
Выяснилось, что после операции по рассечению мозолистого тела (комиссуротомии) каждое из разъединённых полушарий ведёт себя, с одной стороны, как ни в чём ни бывало, а с другой — так, словно не знает о существовании соседа…
Понятно, что на мозге животного исследовать столь сложные психические процессы, мягко говоря, затруднительно. Так что Сперри нужны были живые человеческие мозги, разделённые между собой. А где было такие взять?
Но мы же помним наших старых знакомых Эгаша Мониша и Уолтера Фримена — тех, что «преуспели» в лечении шизофрении с помощью лейкотомии.
Поверьте, они были не одиноки в своих хирургических порывах. Лечить мозг скальпелем — это в те времена было делом почти рутинным.
В частности, лечили хирургическим путём и эпилепсию.
Справедливости ради надо сказать, что многие такие операции и в самом деле спасали пациентам жизни, поскольку лекарственной альтернативы тогда им ещё просто не придумали.
Представьте, что у человека в левом, например, полушарии возникает мощный очаг возбуждения, который начинает с бешеной скоростью разрастаться во все стороны.
Сначала только половина мозга в огне, но через секунду — и через то самое мозолистое тело — пламя возбуждения перекинется и на второе полушарие, а тогда уже генерализованный припадок, от которого и умереть недолго.
Вот именно в таких случаях — для пациентов с генерализованными эпилептическими приступами — и использовалась операция комиссуротомия, предполагавшая как раз рассечение мозолистого тела.
Но тут, наверное, надо оговориться, что связи между полушариями, конечно, гораздо сложнее, чем одно лишь связывающее их мозолистое тело.
Впрочем, поскольку сейчас уже трудно сказать, какие именно комиссуры пересекались в мозге таких пациентов, то мы должны иметь в виду по крайней мере две основные (рис. 25).
Рис. 25. Основные комиссуры, связывающие полушария головного мозга: мозолистое тело и передняя спайка, соединяющая правую и левую височные доли.
В 1961 году Роджер Сперри перебирается в Калифорнийский технологический институт и знакомится с Джозефом Богеном и Филипом Вогелем — нейрохирургами из госпиталя Уайта в Лос-Анджелесе, которые как раз активно занимались комиссуротомией для лечения эпилепсии.
Все оказались заинтересованы в том, чтобы оценить психологические последствия такого — ещё тогда достаточно нового — хирургического вмешательства.
Ведь кое-что в этой процедуре казалось странным и не поддавалось никакому логическому объяснению: после операции пациенты, которым была разрушена, по сути, центральная часть мозга, соединяющая в норме два его полушария, состоящая из сотен миллионов нейронных отростков, не жаловались на какие-либо изменения в себе, своём мышлении и т. д.
Ну правда очень странно: словно им какие-то аденоиды удалили, а не пополам, прошу прощения, мозг разрезали!
И главное, как их ни тестировали, этих пациентов, — всё хорошо или, по крайней мере, без существенных изменений.
Но не зря Сперри мучил кошек — он хорошо понимал, что функции полушарий не только кое в чём различаются, но и просто отличаются друг от друга.
Так, например, если кого-то из нас хватит левосторонний инсульт, то внешне гибель нервных клеток в районе левой центральной борозды будет проявляться асимметрично — то есть справа.
При правостороннем инсульте, наоборот, происходит паралич левой стороны тела. И всё это потому, что в мозговых структурах есть специфический перекрест нервных путей, идущих от двигательной коры к телу.
Возможно, вы также слышали и про перекрест зрительных нервов. Но с ними не всё так просто, как с моторным перекрестом.
Если я покажу какой-то предмет или изображение вашему правому глазу, то этот объект увидят оба полушария. Хитрость в том, что перекрест там как бы двойной.
Поэтому если я исхитрюсь таким образом, чтобы показать что-то только правым полям зрения ваших глаз или только левым, то этот объект увидит уже или одно, или другое полушарие — изолированно, отдельно (рис. 26а, 26б).
К этому нужно добавить, что речевой центр находится в левом полушарии головного мозга, а поэтому, когда вы что-то говорите человеку с расщеплённым мозгом, он отвечает вам исходя из тех знаний, которые у него в левом же полушарии и находятся.
Правое полушарие, может быть, знает что-то ещё…
Рис. 26а. Схема перекрёста зрительных путей с учётом правого и левого полей зрения (на объектах перед глазами голубым цветом выделена часть, попадающая в правое полушарие, а красным — в левое).
Рис. 26б. Схематичные изображения эксперимента, где объект виден или только правому полушарию (слева), или только левому (справа).
Но эта информация, во-первых, не может быть вербализована, а во-вторых, не передаётся по мозолистому телу в левое, а значит, и облечь эту информацию из правого полушария в слова человек не сможет.
Казалось бы, человек, перенесший комиссуротомию, сталкиваясь с подобными ситуациями, не может не понимать, что что-то, как говорится, пошло не так.
Однако же — странное дело! — пациенты Богена и Вогеля ни на что такое не жаловались… То есть вообще не замечали проблемы.
И тут в дело вступает молодой бакалавр Дартмутского колледжа Майкл Газзанига27.
Именно ему приходит в голову не только воспользоваться особенностями устройства органа зрения в исследовании подобных пациентов, но и попытаться наладить диалог отдельно с каждым из разделённых полушарий человеческого мозга.
Роджер Сперри с коллегами уже делал что-то подобное: испытуемый садился за специальный стол, фиксировал взгляд по центру, в результате чего объект, расположенный слева от него, видело исключительно правое полушарие его мозга, а объект, расположенный справа, — только левое.
Допустим, что слева на таком столе лежит молоток и его видит, соответственно, правое полушарие мозга.
Если спросить испытуемого, видит ли он вообще что-нибудь, он скажет: «Ничего».
Однако если попросить его взять левой рукой (за которую отвечает именно правое полушарие) то, что он увидел (хотя он и думает, что не видел), то он тут же берёт молоток в руку.
То есть левое — речевое (с центром речи) — полушарие не знает, что видит правое. При этом правое полушарие, хоть и не очень понимает обращённую к человеку речь, с другой стороны, понимает, что оно видит.
Это важно: в ответ на просьбу взять «невидимый» предмет в руку, правое полушарие даёт соответствующую команду левой руке, а значит, даже несмотря на отсутствие в нём центра речи, оно каким-то образом речь всё-таки понимает (рис. 27).
