к расширению. Деньги — машина времени, заглядывающая вперед, и ни в чем это так ярко не выражается, как в функции кредита, олицетворяющего веру в будущее. Благодаря ему могут осуществляться самые грандиозные проекты. Строительство гигантских аэропортов, туннеля под Ла-Маншем, скоростных железных дорог и автобанов. Не говоря уже о тысячах, нет, миллионах более мелких частных проектов, индивидуальном предпринимательстве, позволяющем, без всякого Госплана, экономике расти во все стороны — и вправо, и влево, и вверх, и вниз. Множество из них закончится пшиком — банкротством или тихим медленным умиранием. Но сотни других образуют основы мощных транснациональных корпораций будущего, еще тысячи станут мелкими, но крепкими фирмами и семейными бизнесами: кафе, мастерскими, химчистками, журнальными киосками, составляя становой хребет капитализма. И все это как-то выстраивается в некую потрясающую гармонию, настолько многообразную и сложную, что она не поддается исчислению человеческим умом, да и никаким сверхмощным компьютером (пока). Вообще деньги — они сами и есть суперкомпьютер, равного которому еще очень долго не создать человеку. Так что все замечательно, пока не приходит некий новый кризис. Если происходит сбой, если пропорции нарушены, если настоящее слишком сильно залезает в долг перед будущим, то вся система расстраивается, и, возможно, надолго — как было во время Великой депрессии. Деньги
ломаются! И надо уметь их быстро починить. А человечество тогда совсем не умело. И теперь-то не очень, но все-таки кое-чему научилось, узнало, например, что, опуская и поднимая учетную ставку кредитного процента, можно сильно воздействовать на реальную экономику, а не только финансы. Проблема только в том, что это лекарство может иногда почему-то не действовать в желаемом направлении или вдруг вызывает непредвиденные побочные эффекты, причем даже порой возникает опасение: да не будет ли вреда больше, чем пользы? А уж когда дело дошло до небывалых, абсурдных на первый взгляд отрицательных процентных ставок, то экономисты растерялись. Кажется очевидным, что в эпоху коронавирусного кризиса ставки эти неминуемо должны пойти вверх. По крайней мере, об этом говорит весь прежний опыт — ведь инфляцию надо будет как-то сдерживать. Или теперь наступила новая эпоха, когда ничто уже из прежних законов не работает? За тот ли конец веревки мы тянем, помогая по-кейнсиански спросу? А вдруг нет? Хотя бывает и так, что тянешь за «неправильный» вроде бы конец и неожиданно вытягиваешь баланс, эту мистическую точку между спросом и предложением, между деньгами и товаром, именно туда, куда надо. Примерно так было в эпоху рейганомики, над которой столь многие в свое время издевались и которой так убедительно, с математикой и клятвами Кейнсом, предрекали неизбежное катастрофическое крушение. Посмотрим. Очередной маленький тест на то, может ли человек хоть в какой-то степени управлять делом собственных рук.
Но даже если удастся кризис смягчить и поскорее вырулить в новый цикл подъема, то и тогда вовсе не факт, что тот же набор мер поможет в будущем. Потому что экономика изменяется все время, причем и структурно тоже. Главная же экономика мира — американская — все глубже и все прочнее переплетается с другими экономиками, прежде всего с китайской (но и индийской, и японской, другими тоже), переплетается уже не тысячами, а миллионами, если не десятками миллионов, видных и не видных глазу жил. И уже неизвестно, где решается судьба доллара — в Вашингтоне с Нью-Йорком, или во Франкфурте, или Пекине, или вовсе даже в Дели и Сингапуре. И все это — через деривативы — залезает вдобавок в какие-то непролазные виртуальные глубины, процессы, которые мы не в состоянии описать, а тем более — предсказать. Мы стараемся этого не замечать, все талдычим, как прежде: рост ВВП, широкие деньги, узкие деньги, длинные, короткие, динамика инфляции, дефицит текущего баланса… Пока наконец какой-нибудь Кервьель не заставит нас отпрянуть от привычных таблиц и заглянуть в бездну, в которой нам все равно не так чтобы много было видно… Перемены слишком быстры, чтобы за ними мог уследить человеческий глаз, и вот уж где история совсем не повторяется, так это в экономике.
Но все-таки какие-то, самые общие, уроки можно извлечь. Например, что попытки контроля над ценами не помогают никогда, ну, разве что в военное время, но тогда надо вводить уже и полноценную карточную систему. Деньги прекращают тогда свое нормальное циркулирование и функционирование, перестают быть проводником информации и фонариком, высвечивающим направление движения и роста, прогресс останавливается. И с ростом налогов надо быть осторожнее, и с национализациями. Весь опыт показывает: такие меры могут принести некоторое временное облегчение, и потому без них иногда не обойтись, но в долгосрочном плане больному может стать хуже, особенно если вовремя не поменять тактику, не дать больше свободы рынку, когда это потребуется. Вообще, очень часто проблема именно в этом: не можем вовремя перестроиться, понять, что надо отказаться от того, что вчера еще прекрасно работало. Одна из самых широко известных цитат Кейнса: «в долгосрочном плане все равно мы все — покойники». В том смысле, что надо думать о ныне живущих, о нашем поколении, нельзя им жертвовать ради будущих успехов, которые неизвестно еще насколько сбудутся. Тем более это еще бабушка надвое сказала, что там потомкам нужно будет в том их долгосрочном далеке. Так что хотя я отчасти и согласен с Кейнсом (как будто это ему нужно — в его посмертном величии — согласие какого-то там русского писаки!), но должен и возразить. Бывает — и часто — так, что негативные последствия грубого государственного вмешательства в экономику становятся очевидны уже при жизни одного поколения… В последующих главах пойдет речь о том, к каким печальным результатам пришел гитлеровский министр экономики Ялмар Шахт, пытаясь — в самом чистом виде — осуществить на практике кейнсианскую модель массированного государственного стимулирования рыночной экономики. Правда, сам Кейнс считал, что и самую лучшую идею можно довести до абсурда и собственной противоположности. И именно это и случилось с нацистской экономикой. Сегодня, когда центробанки самых богатых стран мира в панике выбрасывают на рынки сотни миллиардов долларов, пытаясь предотвратить всемирный кризис ликвидности, они действуют согласно классическим кейнсианским рецептам. Рецептам, которые неоднократно (но не всегда!) срабатывали. Но что, если сегодняшний случай не похож на вчерашний? Что, если вообще не за ту веревочку тянем?
Я хотел бы зарегистрировать закон — назовем его законом социально-экономической сиюминутности. На нашем веку помогало это лекарство, значит, и завтра оно же поможет (а болезнь-то, может быть, другая, что толку принимать таблетки от кашля, когда проблемы — с желудком). Вот пример «священной коровы» — вера в недвижимость как спасение от инфляции,
