Особого рассмотрения требует миниатюра Старшего лицевого списка Жития Антония Сийского, на которой представлена монастырская больница (Сп. 1, л. 277 – илл. 21). В больнице изображены больные в мирских одеждах, лежащие в постелях и сидящие за столом. У одного из лежащих правая рука закрашена темно-серым цветом, у другого – черные обе руки и даже сама рубаха. У двоих сидящих за столом больных видны черные ноги. Видимо, таким образом здесь показана болезнь (больные части тела).
На другой миниатюре из той же рукописи (Сп. 1, л. 288) изображен усопший монах – «…во ангельском же чину нарекоша имя ему Силуян, и чернечествовав добре, и преставися ко Господу». Изображенный на миниатюре усопший монах Силуан весь, кроме лица, закрашен серым цветом. То есть в контексте данной рукописи черный (= темный) цвет выступает как цвет болезни и смерти.
Итак, отсутствие черного цвета в изображении монашеских риз указывает на то, что черный цвет, как и белый, не является цветовой характеристикой того или иного объекта, а несет символическую нагрузку. В целом можно констатировать, что черный или близкие к нему темные цвета имеют в древнерусских изображениях отрицательную семантику. Черный цвет является символом небытия, зла, нечистой силы, а в некоторых случаях – болезни и смерти. Поэтому как символический белый цвет не используется при изображении белого снега, так и символический черный цвет не используется для передачи обычной ночной темноты. Как зима, так и ночь изображаются в миниатюрах лишь посредством некоторых атрибутов зимы или ночи. Ярким примером такого изображения ночи могут быть миниатюры разных лицевых списков Жития Зосимы и Савватия Соловецких, иллюстрирующих рассказ о том, как преподобный Савватий тайно от игумена и братии уходит из Валаамского монастыря ночью. В Егоровском списке ночь показана через темно-охристый сегмент неба над монастырем с желтым диском луны посередине (Егор, сп., л. 77 – илл. 22а). В Вахрамеевском и Булатниковском списках на иллюстрации к этой сцене (л. 10/26 об. – илл. 22б) изображены два спящих в домах мирянина. Ни в одном из трех списков в изображении ночи не использован черный цвет, так как он выполнял исключительно символическую функцию и не предназначался миниатюристами для изображения обыденных вещей.
Безусловно значимым цветом в любом изображении является красный цвет[93]. Как отмечал А. А. Амосов, «в нашем глазу (а следовательно, и в сознании) красный цвет образует контрастную пару практически с любым другим цветом некрасных областей спектра…Стало быть, красный цвет очень удобен для акцентации внимания на центральных персонажах, для выделения из массы одного первенствующего»[94]. В миниатюрах лицевых списков Жития Зосимы и Савватия Соловецких и Жития Сергия Радонежского красный цвет и его оттенки довольно широко используются художниками при изображении царственных особ и их окружения: одежды бояр и даже стены и крыши зданий, окружающих их, раскрашены красным цветом (илл. 23а). В миниатюрах Новгородского сборника в красных одеждах изображены князь Юрий Дмитриевич, пришедший к Михаилу Клопскому (л. 334 – илл. 23б), вельможа Иоанн Немира (л. 337 об. – илл. 23в) и другие высокопоставленные особы. То есть, в рассматриваемых миниатюрах лицевых житий красным цветом выделены персонажи, значимые в земной, мирской иерархии: цари, князья, вельможи, бояре[95].
Рассмотрим другие характерные случаи использования миниатюристами красного цвета. Особого внимания заслуживает цикл миниатюр Троицкого списка (Троиц. сп., л. 167 об. – 172), иллюстрирующий чудо о воскрешении отрока преподобным Сергием Радонежским. На первых миниатюрах этого цикла (илл. 24а) отрок изображен в синей или желтой рубахе, а, начиная с миниатюры на л. 170, иллюстрирующей собственно воскрешение отрока, – в красной рубахе (илл. 24б). Кроме того, стена помещения, где происходит чудо воскрешения, в момент смерти отрока (миниатюра на л. 168 об.) изображена зеленой, а на всех остальных миниатюрах – розовой, то есть тем цветом, который является оттенком того же красного.
Похожий прием можно наблюдать и в другом цикле миниатюр Троицкого списка Жития Сергия Радонежского – в иллюстрациях к рассказу «О беснующимся вельможи» (Троиц. сп., л. 172 об. – 179). Если вельможа, находящийся в состоянии одержимости, изображается оголенным по пояс, в штанах, волосы взлохмачены (Троиц. сп., л. 172 об. – илл. 25а), то на миниатюре, иллюстрирующей изгнание из него беса (Троиц. сп., л. 177 об. – илл. 25б), он представлен уже с причесанными волосами, одетым в длинные красные одежды. Причем это красное «пятно» в центре композиции усиливается за счет троекратного повторения фигуры исцеленного вельможи.
В обоих лицевых списках Жития Антония Сийского тоже можно отметить определенную закономерность в использовании красного цвета в изображении одежд исцеленных. На миниатюрах, иллюстрирующих последовательно два чуда исцеления бесноватых от чудотворной иконы Святой Троицы (л. 285/185 об., л. 287/186 об.), оба исцеленных человека изображены в длинных (до пола) ярко-красных рубахах и даже в красной обуви.
Приведенные выше примеры позволяют предположить, что в некоторых миниатюрах красный цвет выступал как символ воскресения, исцеления, победы над нечистой силой. В таких случаях он носил определенную эмоциональную нагрузку, являлся в миниатюрах цветовым выражением радости. Примечательно, что в иконописи красный цвет традиционно является символом мученичества, то есть символом победы христианской веры.
В лицевых списках житий преподобных большинство иллюстраций составляют миниатюры, изображающие монастырскую жизнь, монахов. Красный цвет в этих миниатюрах почти отсутствует, они решены преимущественно в охристых, зеленых, коричневых тонах. В наиболее ранних из рассматриваемых рукописей[96] одежды монахов на всех миниатюрах изображаются примерно в одной цветовой гамме, могут варьироваться лишь оттенки цветов, и то незначительно: испод (ряса) обычно пишется в светло-охристых тонах, мантия – коричневая. В остальных, более поздних лицевых списках житий наблюдается несколько большее цветовое разнообразие в изображении монашеских одежд, однако красный цвет в них тоже отсутствует. Чаще всего он отсутствует и в изображении монастырских построек, также решенных в спокойных тонах.
Красный цвет в сценах монастырской жизни используется миниатюристами лишь в тех случаях, когда в монастыре изображаются мирские люди[97]. В одежде мирян, пришедших в монастырь, – будь то князь, боярин или крестьянин – обязательно присутствует красный цвет. Если требуется изобразить сразу несколько мирян, то хотя бы один из них изображается в красных одеждах, причем, как правило, этот человек стоит впереди и его одежда лучше всего видна. Примеров этому можно во множестве найти во всех рассматриваемых лицевых рукописях (илл. 26а, 26б, 26в).
Из сказанного следует, что в большинстве миниатюр красный цвет является цветовым знаком мирского, вторгшегося в аскетическую (в том числе – и в цветовом отношении) монастырскую жизнь. В связи с этим представляются важными следующие наблюдения А. А. Амосова над миниатюрами Лицевого летописного свода: «Из всей зоны спектра в качестве этикетно-символических выступают главным образом синий и красный. При этом синий имеет более заметный символический оттенок (практически исключительно в синем круге на миниатюрах помещаются изображения Божества…), обозначая группу сакральных идей и понятий; красный же более проявляет оттенок этикетный, сопутствующий делам земных владык и не распространяющийся (в данном проявлении) на дела небесные».[98] В наших миниатюрах оттенки синего цвета тоже присутствуют в изображениях сегмента неба, из которого исходят лучи, символизирующие Божественную благодать, или в котором изображены Иисус Христос, благословляющая десница Господня, ангелы и святые. Однако сегмент неба далеко не всегда писался синим цветом (илл. 27а), он мог быть также охристого (илл. 27б) или зеленого (илл. 27в) цветов. Красный же, как уже отмечалось, чаще всего являлся цветовым сигналом именно мирского начала: это знак и мирской иерархии власти, и земной радости об исцелении больного, и, наконец, просто мирских людей, пришедших в монастырь.
Поэтому и в иллюстрируемых житийных текстах красный цвет (или «киноварь», как он обозначался в иконописных подлинниках) не упоминается, ведь в них речь идет прежде всего о преподобных – иноках, отвергнувших все мирское и устремившихся к горнему. Единственное употребление агиографом слова «красный», и то в значении «красивый», нам встретилось в Житии Сергия Радонежского, который «…обретоша место красно зело…» (Троиц. сп., л. 199 об.) для основания Кержачского монастыря. Отметим, что эти слова, говорящие о красоте природы, относятся именно к земной красоте.
