Что город существенно связан с властвованием женщины, обнаруживает и русская история. Древняя Русь знает женолюбца Владимира. Русское государство — сладострастника и садиста Ивана IV. Все это восточный принцип многоженства. Но только построили Петербург и установили «российскую Европию» — империю, как замелькали женщины-императрицы с фаворитами и любовниками, пока не воссело на русский престол неистовое влагалище Екатерины II — женщины заемной, привозной: принцессы Ангальт-Цербстской, из неметчины, которая своей влагой европейски освятила русское государство, заменив и оттеснив слезы переносных икон крестьянских — христианских чудотворных божьих матерей, — Матушка Императрица1.. Но именно городская культура новоевропейских (после античности) народов Запада ставит в центр женщину культ Прекрасной дамы — и вокруг нее, одной, резвятся на турнирах и поединках мужи-рыцари. Если Восток знает гарем и сюжеты, основанные на перипетиях выбора мужчиной из нескольких женщин (сюжет восточной поэмы Пушкина «Бахчисарайский фонтан» строится на треугольнике: один он и две оне), то для западноевропейской культуры, от Тристана и Изольды и далее типичен треугольник: одна она и два мужчины в связи с ней А Дон Хуан недаром в Испании возник — на стыке европейской и мавританской культур: только в нем естественно восточный принцип статического сосуществования разного в пространстве (в гареме — одновременно много женщин) заменяется на европейский фаустианский принцип: времени, последовательности и изменения: женщины Дон Жуана не одна рядом с другой, а одна — вслед за другой; и он ветрен, как женщина (да, Дон Жуан — женствен): движется, отталкивается, развивается — склонен к изменам и переменам, как ветер мая. И это лишь кажется, что он женщин выбирает и меняет, — это они выбирают и меняют, пропускают сквозь свой строй западных Ловеласов и Казанов. В русской же литературе (Россия — стык Европы и Азии) характерны перекрещенья западных и восточных треугольников:
Рогожин------------------------ Настасья Филипповна
Князь Мышкин —--------------------- Аглая/Ганя Иволгин
Обломов —----------------------- Агафья Пшеницына
Штольц —------------------------ Ольга Ильинская
Анна Каренина-------------------- Каренин/Вронский
Вронский----------------------- Китти Анна
Китти---------------------------- Левин Вронский
Левин —------------------------ Китти Анна (восхищение — возможность)
В «Братьях Карамазовых
Митя---------------------------- Грушенька Катя
Катя —-------------------------Митя Иван Карамазов
Грушенька —--------------------Митя Отец Карамазов и т. д.
Такие же аморфные коомбинации у Чехова:
Нина Заречная-------------------- Тригорин Треплев
Тригорин-------------------------Аркадина Нина Заречная
Характерно, что романизация древних русских преданий, сюжетов, их переработки на европейский лад связаны с введением второго мужского персонажа. Так, Бородин в либретто оперы «Князь Игорь» добавляет фигуру распутного князя Галицкого, домогающегося любви Ярославны (как женихи Пенелопы), а Мей — Римский-Корсаков одаривают псковитянку Веру Шелогу греховной страстью и прелюбодеянием
Человек — дерево и человек — животное
Исходный для России тип Эроса, как было это — в Древней Руси, старозаветной. Фактов у нас почти нет, ибо и так уж мало дошло («мало слов доходит до меня», по словам Пимена-летописца) из минувшего, а про это — вообще ничего, ибо эта сфера — табу для письменного слова, разве что косвенное просочится. Так что единственный путь нам остается: домыслы и реконструкция на основе некоторых зацепок. Тип поселения — деревня. Дом из дерева, изба, сруб — что это для Эроса значит. Юрта кочевья — из шкур и кошмы; пища — из животных: мясо, молоко; тепло и свет — от сала и жира их. И человек живет в шкуре животного — ив нем животная, низовая душа, естественно, развитее — и плотская жизнь: глаза чернью, страстные, тело полом сочится, ибо животные все — половы. Потому видеть женщины, даже куска тела ее — не может: возгорается! — и чтоб предохраниться от повсюминутного истечения и сгорания, женщину — с глаз долой: чадрой-паранджой снизу доверху она прикрыта, включая и лицо, и верхнее отверстие — рот
Жилье из дерева говорит о ближайшем соседстве не с животным, а растительным царством. Изба по В. Далю: «истопка, истпка, истба, изба». Значит: и стены из дерева, панцирь, шкура человеческая — и нутро: огонь — свет и тепло — тоже деревянный, а не жирно-сальный. Значит, излучает из себя лучина луч, свет солнечный, воздушный, горний (тогда как свет от жира-сала — свет утробный, огонь гееннскии, адски-сковородочный) Дерево в сродстве с человеком — тем, что вертикально, от земли к солнцу тянется, есть срединное царство между небом и землей, и крона его голова, а ноги — корни. И его жизнь — неподвижное вырастание во времени, сосредоточение — податливость и самоотдача Соответственно, и человек, в лесу, от леса, при дереве и деревом живущий (тот, что лыком шит), — более светло-воздушен, чем земен, ритм его жизни более связан со временем и циклами- ведь если животное всегда равно себе — один вид имеет, то дерево — то земно и сочится, то голо, и лишь еле-еле душа в теле теплится под корой долготерпение ему пристало, чтоб когда-то еще стать атаманом — ждать своего часа Животное само движется, а мир стоит Для дерева наоборот все кругом исполнено движения, а оно незыблемо — зато чутко ветры слышит, тогда как животное полно собой, себя, свое нутро в основном слышит, эгоистично Дерево бесполо- особь здесь не чуется именно как половинка — полом (как самец и самка животного), но, с одной стороны, — самостоятельно, само собой прожить может «среди долины ровныя на гладкой высоте» (недаром в народе похвальное слово «самостоятельный мужчина», да и женщина тоже — «свои парень»); а с другой стороны, — как член множества, рощи, леса — т. е. артели, общины, мира Итак, это от дерева добродетели русского человека «стойкий характер», «терпение» (тогда как у западных народов деятельный характер, у южных — бурный, нетерпеливый) и «ясный ум» — светлоокость, глаза озерные — круглые, чистые, тогда как у кочевых — черные, раскосые: в бока мира и вниз, как у животных, глядящие — траву искать, землю высматривать А лесным — вверх глядеть, птицу на ветвях стрелять
И от дерева — в русском человеке и женщине верх важнее низа лицо, глаза, «плечь широкая», «грудь высокая», белая, шелест умной речи, у русской деревенской красавицы верх разодет разнообразно, а низ — длинной, монументальной, как ствол — без особых штучек, толстой, как кора, тканью прикрыт У женщины же южной (у народов ислама, Индии и тропиков), когда она убирает тело для танца — ритуального продвижения по космосу, — живот и бедра становятся средоточием гибкость и змеиность их движений, и пластика рук и шеи (подвижность шеи не на вращательные, а на горизонтальные движения — фигура «чурек») — как щупальца для обволакиванья, притягивания и втягиванья в средоточие В русском же танце основная фигура, что делает женщина это — плыть «сама-то величава, выступает словно пава». То есть «На гладкой высоте»! Даже высь — уширена, оравнинена по русски
под покровом лапидарного низа ногами незаметно перебирает (в южном танце — как раз движение ног и живота должно быть заметно), зато активен верх: руки в боки или скрещены — как ветви деревьев на ветру живут Народы умеренной полосы — не лесные, а земледельческие, степные — в танце являют трудовую гибкость: на полевой работе юбки подоткнуты, приподняты, ноги до колен видны, и руки до плеч обнажены, все же остальное — как щитом прикрыто. В пляске все равномерно подвижно: и верх, и центр, и низ. И в одежде все эти три точки равномерно расчленены и подчеркнуты. Низ — сапожки, носочки, чулки; центр нижний: юбки — верхняя, нижние, кружева, панталоны, центр срединный: пояса, престилки, передники. Центр верхний — корсеты, лифы Верх: лифы, воротнички, ленты, пуфы, перчатки, короны, обода, шляпы, перья. То есть все тело по частям разбито — как земля на парцеллы, — и все формы, все множество форм, вещей выделено, подчеркнуто, отгранено, отполировано — как детали, из которых машина, механизм составляется. И все фигуры танца — для выявления то одной, то другой части — детали, показ и смотр их мастерства — что делать умеют Южное же и античное одеяние — единая ткань препоясанная (туника, тога, сари) — имеет целью явить единое, организм, целостную переливающуюся жизнь женского существа. Здесь является чистый Эрос с акцентом на жизненно порождающей телесной душе и откровенном, естественно-природном сладострастии
В умеренных народах — уже является покров, стыд, а с ними грех[16] и секс. (Вспомним мысли А. Франса о первых покровах и усилении эротического влечения.) Но, значит, вносится новая поправка в наши различения: села среди лесостепи, где живут земледелием, родственны городу и горожанам по типу Эроса2 В самом деле: большие города возникают в той же полосе природы, что и земледелие. Египет, Вавилон — там и земледелие, и города… В горах большой город — нелепость. А среди равнины ровныя он — чудо искусственного горообразования. С Эросом по мере продвижения на север происходит то же, что и при восхождении на вершину высокой горы. Внизу — тропики: жар, влага, реки, испарения, буйная растительность, крупные и мелкие животные, непрерывное истечение и порождение круглый год нескольких урожаев, — беспрерывная эротическая жизнь, естественная и откровенная. Человеку и усилий применять не надо: сам плод в рот падает — сами собой смыкаются объятья[17]
